Страница 71 из 85
И это как раз тот случай, когда отсутствие документов красноречивее их наличия. Предельная скупость упоминания Колчака корниловцами лишний раз подтверждает его особую роль в планах керенцев-корниловцев. Похоже, Колчака особо тщательно прикрывали, и именно этим объясняется такое скудное его присутствие на писаных страницах корниловской авантюры.
Заканчивается июль, и Колчак, наконец, заявляет, что уезжает в Штаты. И действительно уезжает. Но как уезжает!
Через Финляндию, Швецию и Норвегию до Бергена, проехав часть пути под чужой фамилией и в штатском! Все это — якобы для того, чтобы «не попасть в плен к немцам». Ехали в штатском и сопровождавшие его офицеры.
Из Бергена в сопровождении миноносцев (!) пароход с Колчаком на борту направляется в английский порт Абердин, и лишь 17 августа русские прибывают в Лондон. На путь от Питера до всего лишь Лондона было затрачено двадцать дней. И еще на две недели Колчак застревает в Англии.
Уважаемый читатель! Да одного этого маршрута «в США» (если сравнить его с маршрутом Рута) достаточно, чтобы сказать себе: «Э-э-э!..»
Америка якобы секретно готовит Дарданелльскую операцию и приглашает к ее разработке Колчака. Время, конечно же, не ждет. И вот вместо того чтобы отправиться абсолютно безопасным и тогда еще недолгим путем через родную Россию и Тихий океан к янки, Колчак выбирает нечто, что выглядит абсолютно несуразно, если... Если не сделать естественного предположения о том, что Колчак уехал в Англию не транзитом в США, а как полномочный эмиссар уже близкого керенско-корниловского переворота. И ни в какие Штаты ехать не собирался!
Ну, в самом-то деле, господа историки! Как же это так получается? В конце июля Колчак якобы убрался с политической арены России, подался чуть ли не в вольные «кондотьеры». А уже после провала путча Корнилов на допросах в сентябре 1917 года признавался, что в начале путча, вечером 26 августа, в ставке в Могилеве у Корнилова собрались комиссар Временного правительства Филоненко, корниловский «ординарец» — кадет Завойко и авантюрист Аладьин (имевший, впрочем, чин лейтенанта британской армии). Корнилов предложил этой далеко не святой троице в очередной раз «набросать схему организации власти и состав правительства».
Далее экс-Главковерх сообщал: «Был набросан проект Совета народной обороны с участием Верховного главнокомандующего (то есть Корнилова. — С.К.) в качестве председателя, А.Ф. Керенского — министра-заместителя, г. Савинкова, генерала Алексеева, адмирала Колчака и г. Филоненко (кандидат на пост министра внутренних дел. — С.К.). Этот Совет обороны должен был осущест- ' вить коллективную диктатуру, так как установление единоличной диктатуры было признано нежелательным».
То есть отсутствующий (собственно, если верить историкам, — дезертировавший) Колчак должен был войти с подачи Корнилова и его окружения в число некой российской верховной «шестибоярщины»!
И это несмотря на то, что он уже чуть ли не две недели болтался в Лондоне — якобы «без дела» и в ожидании оказии за океан...
Да как же — без дела?! Не без дела, а в ожидании «дела», в ожидании событий, ход которых он и должен был координировать с союзниками в Лондоне!
И все «несуразности» и странности ранних этапов колчаковской «эпопеи» сразу же перестают быть таковыми, если мы будем рассматривать адмирала как полномочного эмиссара Корнилова и военной диктатуры.
Думаю, все мыслилось так... Корнилов совершает переворот в Питере, а в Лондоне уже тут как тут член Совета народной обороны Колчак, правомочный решать все вопросы. Сухопутного генерала с таким «командировочным прикрытием» найти было бы сложно, да и требовались такие толковые генералы в самой России. А вот Колчак был фигурой, во всех отношениях подходящей.
И вот как раз этого историки чуть ли не за век, прошедший с тех пор, так и не разглядели, объясняя всё высочайшей-де минной квалификацией адмирала. На это «объяснение» попался даже такой серьезный исследователь морской истории, как советский адмирал Иван Степанович Исаков. Желая доказать, что, мол, русские были новаторами в деле приемов ведения морской войны, он запальчиво заявлял: «Еще летом 1917 года, когда революционные матросы вышвырнули Колчака из Севастополя и для его спасения Керенский переправил этого адмирала в США (еще один забавно неожиданный вариант объяснения отъезда! — С.К.), американское правительство предложило ему на выбор несколько (? — С.К.) ответственных (?? — С.К.) должностей».
Н-да... Ничего ему особо ответственного янки не предлагали — если не считать поста «Верховного правителя России».
Есть в колчаковско-корниловской истории и еще одна такая деталь, которая наводит на «американский» след достаточно прозрачно... Эта деталь — странная (удивлявшая современников событий в реальном масштабе времени и позже) причастность к делам Корнилова такого деятеля, как Василий Степанович Завойко. В 1917 году ему было сорок два года, однако он — сын адмирала, отличившегося на Дальнем Востоке в Крымскую войну, крупный помещик, в прошлом предводитель дворянства в Гайсинском уезде Подольской губернии, директор-распорядитель общества братьев Лианозовых «Эмба и Каспий», заместитель председателя правления среднеазиатского общества «Санто», издатель журнала «Свобода и борьба» — летом 1917 года пошел добровольцем в Кабардинской полк и стал ординарцем Корнилова.
Генерал Врангель, вспоминая предысторию корниловского путча, написал о нем так: «Завойко произвел на меня впечатление весьма бойкого, неглупого и способного человека, в то же время в значительной мере фантазера».
Знающие Завойко нередко расценивали его и как темную личность, и как политического интригана самого худшего толка. Ну, фантазер-то фантазером, интриган интриганом, но в деловой хватке, причем как раз — американского типа, ему отказать было нельзя. Приобретя махинациями с недвижимостью в родном Подолье приличное состояние, он затем занялся нефтяным бизнесом и крупным промышленным финансированием, не пренебрегая и ультраправой публицистикой.
После Февральской революции Завойко, естественно, — в гуще событий, бурление которых и вынесло его к Корнилову. Фактически этот авантюрного и одновременно делового склада человек был для Главковерха «серым кардиналом» и ближайшим политическим советником. Арестованный по делу Корнилова, он был 20 октября 1917 года освобожден, уехал в Лондон, затем — в США. В Гражданской войне бравый свежеиспеченный «кабардинец» и «убежденный корниловец» почему-то не участвовал. И след его теряется до 1923 года, когда он выплывает как представитель ряда американских финансовых групп на переговорах с советским Концессионным комитетом. Этот факт, к слову, пишущие о Завойко не упоминают, да он и стал известным-то недавно.
Итак, в 20-е годы Василий Степанович был человеком американцев. Но когда он свел знакомство с ними впервые? Ведь нефтяной бизнес по тем временам был любимым детищем Золотой Элиты мира, да и могло ли быть иначе с новым видом мирового золота — черным? И не бывал ли кроме Колчака на аудиенциях у Элиху Рута в Зимнем дворце и «бойкий» Василий Степанович? Не контактировал ли он с Хором, с людьми Мильнера и Бьюкенена?
«Э, домыслы все это!» — слышится мне скептический голос присяжного историка.
Эх, господа-товарищи «историки»! Документов, подтверждающих мою версию, в природе, конечно, не существует. Какой же дурак доверяет такие дела бумаге?!
Но корниловский переворот во внутреннем плане означал буржуазную перспективу такой России, которая стала бы после войны полуколонией Соединенных Штатов уже в силу задолженности им и всей Антанте.
Во внешнем отношении корниловский переворот означал продолжение Россией войны в интересах Антанты и США.
«Техническую» же сторону этого «переворота» хорошо характеризует все та же Зинаида Николаевна Гиппиус-Мережковская: «Что касается «мятежных» дивизий, идущих на Петроград, то не нужно быть ни особенным психологом, ни политиком, а довольно иметь здравое соображение, чтобы, зная детально все предыдущее со всеми действующими лицами, — догадаться: эти дивизии, по всем признакам, шли с ведома (выделение Гиппиус. — С.К.) Керенского...»