Страница 4 из 13
Вспыхивала ссора.
Женька ненавидела ссоры, оттого и встречалась с Лариской тайком, впопыхах, успевая лишь перекинуться парой-тройкой фраз… и наверное, рано или поздно, но и эта связь оборвалась бы.
– В общем, замуж она вышла, а дачу на меня оставила. Я там раз в полгода появляюсь… посидишь с месяцок, глядишь, у этого пыл остынет. Найдет себе новую дуру и успокоится.
– А если не найдет?
– Найдет, – Лариска была более чем уверена. – Он же один жить не умеет. Да и через месяц видно будет… слушай, а ты покойников боишься?
– Я? Нет…
– Замечательно. Будет тебе и работа…
…Улыбнулась Ларка как-то нехорошо.
Девушка очнулась от холода.
Она хотела закричать, но из горла вырвался сдавленный сип. Рот был заткнут мягкой тряпкой. Девушка дернулась, чтобы вытащить ее, и поняла, что руки ее прикручены к подлокотникам кресла. Босые ноги упирались в холодную плитку. Над головой покачивалась лампочка на витом шнуре, желтая, как яблоко. И от яркого света у девушки начала кружиться голова. Наверное, если бы не веревки, она бы упала.
Где она?
В комнате. В огромной комнате, выложенной белым кафелем.
Пустой.
Это сон. Страшный сон, вот сейчас она откроет глаза и очнется…
…Где?
В кафе. Точно. Она договорилась о встрече в кафе…
…С кем?
С Минотавром. Нет, конечно, у него и человеческое имя имеется, к примеру, Стас… ему бы пошло, и это имя ей нравилось, или вот еще Александр… но в сети все скрываются под никами, и Александров, Сашек, Сашунчиков – сотни, а Минотавр один.
…Он не пришел?
В голове сумятица, в висках бьется пульс. Больно. Потереть бы, это всегда помогало с болью справиться, но руки-то связаны… Господи, во что она вляпалась?
Девушка застонала. Вечно у нее все не так, как у людей. И все ж в сети знакомились. А он сам ей написал. Сказал, что фотка понравилась и что у нее глаза волшебные. Ей так понравилось, про глаза…
Она всхлипнула, проклиная тот день, когда ответила на письмо.
Слово за слово.
Он был таким умным… внимательным… он готов был слушать, а она – говорить, ведь раньше никто никогда не относился к ней так, будто она… единственная.
Он так и писал, «моя единственная». Ей же казалось – он выдумка, фантазия… как можно влюбиться в фантазию? Обыкновенно. И когда Минотавр предложил встретиться, она не стала раздумывать.
Кафе. Полдень. Что может случиться в кафе в полдень? Среди людей и солнца… почему-то ей представлялось, что все зло происходит исключительно под покровом ночи. Да и не было мыслей, что он опасен.
Это ведь Минотавр, человек, который сказал, протягивая букет багряно-красных роз:
– В жизни ты еще лучше.
Он сам оказался… обыкновенным? Пожалуй. Нет, не урод, и ему действительно за тридцать, и выглядит он на свой возраст. Красив? Наверное, правда, она воображала его иным, а этот… простоватый. Но улыбка хорошая, добрая.
И розы.
Ей никогда прежде не дарили букетов, чтобы с трудом в руках удержать.
– Сколько здесь? – она бралась пересчитывать цветы и путалась, начинала сначала, за этой нелепицей пытаясь скрыть волнение.
– Три дюжины, – ответил он. И руку протянув, предложил: – Пойдем прогуляемся.
А она согласилась.
И что… путается все. Она помнит городской парк и… уже вечер? Ну да, осенью рано темнеет. Фонари загорались, и она еще сказала, что это очень романтично – гулять вечером в парке. А он засмеялся таким странным хрипловатым смехом, ответил:
– Ты себе не представляешь, насколько…
Дальше что? Аллея… и еще одна. Он уводил в боковые, пустые, и она шла, потому что рядом с ним чувствовала себя спокойно. Это ведь Минотавр! Был старый мостик со ржавыми перилами, и поцелуй, от которого закружилась голова.
– Выпей.
Протянутая фляжка. И ее нервный смех. Горечь коньяка… а потом провал. И девушка застонала от обиды. Предатель!
…Маньяк.
Девушка рванулась, задергалась, силясь выбраться из ловушки, но веревки держали крепко. Она и закричать-то не могла, кляп во рту мешал.
Плакала.
И замерла, услышав шорох открывающейся двери.
– Очнулась? – сухой незнакомый голос. – Это хорошо, что ты очнулась. Это значит, что ты сильная…
Она видела ноги в дорогих остроносых ботинках, начищенных до блеска. Они тускло мерцали в ярком свете лампы. И цокали, точно копытца.
Минотавр спускался.
Он явно не спешил, позволяя любоваться собой.
Маньяк… маньяки должны быть другими, не такими… обаятельными… обыкновенными… на нем джинсы и серый свитер. И еще маска, детская, дешевая.
Бык.
– Поговорим? – рука в тонкой хирургической перчатке коснулась щеки. И девушка торопливо закивала. Говорить.
Она читала, что если с похитителем говорить, то он проникнется к жертве сочувствием и тогда не убьет… и быть может, все совсем не так, как ей представляется? Может, он просто любитель экстрима и дурных шуток? И сейчас рассмеется, скажет, что разыграл…
Он вытащил кляп и прижал к губам девушки горлышко фляги, заставляя глотать сильно разбавленное вино. Но пить хотелось, и она жадно пила.
– Вот так-то лучше, – он погладил по волосам. – Ты не кричишь.
– Я… не буду кричать.
– Будешь, – как-то устало, равнодушно даже заметил он. – Все кричали, и ты станешь…
…Все?
Нет, не думать, не позволить страху лишить себя разума. Он просто запугивает… ненормальный… и говорила же мама, что сеть до добра не доведет. А она смеялась, мол, нельзя бояться того, чего не понимаешь. Оказывается, можно. До колик в животе, до дрожи в коленях, они и теперь тряслись, пусть даже ноги ее были прикручены к стулу.
– Мы… – она облизала губы. – Поговорим?
– Поговорим, – охотно отозвался Минотавр.
– Зачем ты меня украл… я тебе понравилась?
Смешок.
– Нет, я понимаю, что я далеко не красавица, но если ты меня украл, то значит, я тебе понравилась?
Он фыркнул, но ничего не ответил. Духи у него хорошие, свежие, с терпковатым кедровым ароматом.
– Ты забавная, – он погладил щеку. – Остальные плакали. А ты говоришь…
…Потому что, быть может, это – единственный ее шанс. Говорить. Рассказывать о себе и заставить его сочувствием проникнуться.
– Как тебя зовут? – он накручивал на палец ее волосы.
…Она давно хотела стрижку сделать, но мама была против. Волос жалко. Сначала обрежешь, а потом не отрастишь. Они же мешали, вечно путались, сбивались в колтуны, и расчесывать приходилось по часу. От тяжести кос голова болела…
– Анна.
– Анна… Аннушка… Анечка, – он перебирал варианты ее имени, точно пробуя все его оттенки на вкус. Нет, все-таки жуткий. И маска эта… идет бычок, качается, вздыхая на ходу…
– А… а тебя как зовут?
– Минотавр, – охотно ответил он. – Анечка, ты знаешь, кто такой Минотавр?
Она помнила что-то. Детство и серая книжка с мифами про богов… и про минотавра там тоже было, но что именно?
– Современное поколение… – он потянул за локон, и Аня наклонилась. – У вас доступ к целому миру информации, но вам не интересно.
– Расскажи.
– О чем?
– О… о минотавре.
Волосы выпустил и сел, прямо на белый пол, ноги скрестил по-турецки, ладони на колени положил, а джинсы дешевые, потрепанные. И свитер старый… но вот туалетная вода и ботинки… Аня скосила взгляд, примечая, что каблуки подбиты металлическими подковками.
– Рассказать, значит… пожалуй, расскажу…
…Маска-маска… зачем маска, если она лицо видела?
Боже, он ведь знает, что Анна лицо видела. И не отпустит… он не дурак, и тогда… тогда зачем маска? И почему он не помнит ее имени? Анна ведь представлялась.
– Давным-давно, – он начал рассказ, будто сказку, – мир был иным, и боги часто спускались к людям. Порой они принимали обличья вовсе не человеческие…
Его голос стал иным, мягким, вкрадчивым.
Он смотрел на Аню сквозь прорези в маске со странной любовью, с нежностью даже.
…Не бояться. У нее есть шанс, она ведь жива, и значит, шанс есть. Вот только руки надежно прикручены к креслу. И ноги. И вообще не сдвинуться.