Музыкальная шкатулка

Но тот удивил ее, широко улыбнувшись в ответ. В его голосе не было ни сожаления, ни насмешки. Напротив, он звучал подозрительно мягко, почти нежно:

— Наверное, случайная ошибка. Не стоит беспокоиться. — Он наклонился и поцеловал красотку в щеку. — Великолепно выглядишь сегодня, Хейзл. Арман просто счастливец.

В золотисто-карих глазах Хейзл мелькнуло сначала недоумение, затем злость, потом что-то, похожее на боль.

Ник повернулся и представил Клер:

— Хейзл, Арман, я рад познакомить вас с Клер Кендрик. Мисс Клер, это два моих старых друга — Хейзл Ричардсон и Арман Фонтэн.

Хейзл величественно наклонила голову. Было видно, что она уже совладала со своими чувствами, но в ее взгляде, обращенном на Клер, таился недобрый вопрос.

Я не соперница! — хотелось воскликнуть Клер. Я всего лишь служащая.

— Как всегда, безупречный вкус, — сказал Нику Арман, целуя Клер руку. Девушка хотела, было объяснить, что она здесь на работе, но решила, что тем самым лишь привлечет к себе больше внимания. Пусть все идет, как идет.

После того, как Хейзл и Арман отошли, Сазерленд повернулся к Нику.

— Не понимаю, как тебе это удается, — восхищенно сказал он.

— Что удается? — спросил Ник улыбаясь.

— Не прикидывайся. — Тим откинул волосы со лба и взял тарелочку с закуской. Затем заговорщически подмигнул Клер: — Господин Каллахэн думает, что может нас дурачить. Хочет, чтобы мы поверили, что у него нет сердца, что он совершенно безжалостный и бесчувственный человек.

— А я такой и есть, — заявил Ник. — Спроси кого угодно.

— Сдаюсь, — сказал Сазерленд. — Пойду, побеседую с Беверли Джеймс. Дайте мне знать, когда соберетесь уходить.

Клер долго не могла уснуть. Вспоминая события этого вечера, она признала, что Ник Каллахэн более сложный человек, чем ей показалось поначалу. И более привлекательный. К несчастью, он понравился ей больше, чем она того хотела. Гораздо больше, чем было разумно. Ей стало бы легче, если она не узнала, что Ник может быть великодушным и щедрым в отношениях с людьми. Если бы она не обнаружила, что внутри жесткой оболочки скрывается тонкая и чувствительная натура неординарного человека. Словом, ее влекло к Нику Каллахэну, как бабочку на огонек.

Она вспомнила, как на обратном пути сидела рядом с ним на заднем сиденье лимузина. Салон был отделен от водителя, и это создавало особую атмосферу, которая, как шелковистый кокон, окутывала Клер. Звуки «Аппассионаты» Бетховена плыли вокруг них, пробуждая в душе затаенные чувства и желания.

Глубокий вздох одиночества вырвался из груди Клер при воспоминании о тех томительных минутах в теплой полутьме лимузина. Ник находился совсем близко, но они не касались друг друга. Так же, как и их жизни, подобные двум рекам, текущим радом, но никогда не сливающимся друг с другом.

Все воскресенье Клер думала о Нике. Когда вечером она приехала в «Пайнхэвен», ей почти удалось выбросить его из головы. Свидание с матерью, как всегда, расстроило ее. Клер не могла отделаться от мысли, что все ее усилия и надежды напрасны. Ее раздирали противоречивые чувства — любовь, жалость, грусть. И ощущение полного бессилия.

После того, как Китти поужинала, Клер заторопилась домой. Она включила телевизор и поцеловала мать в лоб.

— До свидания, дорогая, — сказала мать, устремляя взгляд на экран.

— Я не смогу навестить тебя до среды, мама. Я уезжаю из города по делам. — Клер знала, что мать не в состоянии понять смысла сказанного, но у нее вошло в привычку рассказывать Китти о своих планах.

В коридоре Клер столкнулась с миссис Провеет, старшей сестрой ночной смены. Жизнерадостная Эми Провеет, бабушка троих внуков, всегда сочувствовала Клер. Женщины поболтали пару минут, затем лицо миссис Провеет вдруг стало серьезным.

— Мисс Кендрик, — нерешительно начала она, — вы уже получили извещение о повышении платы?

Клер застыла на месте.

— Что за повышение?

— Давайте зайдем ко мне в кабинет и поговорим.

Клер кивнула. Боже, что же делать? Семьсот долларов в месяц, доля Клер в расходах на содержание Китти, были пределом ее возможностей. Ее бюджет не выдержит даже небольшого повышения.

— На сколько возрастает плата? — спросила Клер, когда они оказались в кабинете. Она задала вопрос спокойно, борясь с паническим ужасом, понимая, что ей грозит нищета.

Поколебавшись, миссис Провеет сказала:

— На триста долларов в месяц.

От этой суммы Клер потеряла дар речи. Даже в своих худших предположениях она не предвидела такого катастрофического поворота событий. Боже, что ей делать?

— Руководство клиники вынуждено сделать это, — сказала сестра. Ее слова с трудом доходили до сознания Клер. — На заседании совета шла настоящая борьба. Доктор Филипс был против, но дирекция оказалась непреклонна. За последние девять месяцев у нас накопилась большая задолженность.

Клер почти не слышала объяснений. Мысли хаотически кружились в ее голове.

— Понимаю, что это удар для вас, — продолжала сестра. — Семьи наших пациентов получат извещения завтра или послезавтра. Я решила, что будет лучше, если заранее предупрежу вас об этом. — Миссис Провеет тяжело вздохнула. — Вам плохо? — обеспокоено спросила она.

— Нет. Я чувствую себя нормально. — Клер заставила себя произнести это ровным тоном.

— Вы уверены? Выглядите вы ужасно бледной.

Клер держалась из последних сил. Если она даст волю слезам, то произойдет эмоциональный срыв. А она не хотела, чтобы это случилось здесь.

— А ваши, тетя и дядя? Они могут оказать вам дополнительную помощь?

Клер с трудом сосредоточилась на вопросе.

— Тетя Сузанн и дядя Дэйл и так помогают, как могут. Дядя в конце года уходит на пенсию. Я не могу просить их о большей сумме, они и так на пределе своих возможностей.

Сестра матери и ее муж имели очень скромный доход. И их финансовое положение ухудшится, когда дядя уйдет на пенсию. Клер и раньше беспокоилась о том, что ей делать, если родственники не смогут больше давать свою долю на содержание Китти. С учетом их вклада и доли, оплачиваемой медицинской страховкой, Клер до сих пор удавалось вносить ежемесячную плату в «Пайнхэвен».

— Есть еще федеральная больница, — тихо сказала сестра.

— Нет! — Ответ прозвучал резко. Клер сжала подлокотники кресла и наклонилась вперед. — Я не могу поместить мать туда. Даже если там будут приемлемые для нее условия, в чем я сомневаюсь, это слишком далеко отсюда. Мне не удастся навещать ее там чаще, чем раз в месяц.

— Тогда что же делать?

Клер попыталась подавить сердечную боль. Слезы жгли глаза, но она сдержала их. Что толку плакать?

— Я найду выход.

Миссис Провеет вздохнула.

— Будем надеяться. — Она присела рядом с Клер и взяла в свои ладони ее холодную руку. — Но если вы измените свое решение… если вы захотите, чтобы я запросила место для Китти в федеральной больнице, — ее голос был полон сочувствия, — дайте мне знать, я все сделаю.

Женщины обнялись.

Перед тем, как уйти, Клер спросила:

— Когда вступают в силу новые расценки?

— Первого марта.

Сорок пять дней. Эта цифра барабанной дробью стучала в ее сознании. Сорок пять дней… Не замечая ничего вокруг, она закрыла дверь кабинета, прошла к дверям лечебницы и вышла в холодную, темную январскую ночь.

4

Ник прибыл на Хедрик-Бич в час сорок пять. Он распорядился, чтобы Клер доставили к двум часам. Скоро она будет здесь, с чувством приятного нетерпения подумал он.

Дэйв Дженнингс, старший пилот компании, поднял взгляд на приближающегося Ника, и на его морщинистом лице появилась улыбка.

— Добрый день, мистер Каллахэн, — сказал он.

— Добрый день, капитан. — Ник испытывал симпатию к этому немолодому летчику. Он несколько лет пытался перейти с ним на ты, но Дженнингс не соглашался. Но это не мешало им быть в дружеских отношениях. Они нередко подолгу беседовали о тех временах, когда Дженнингс служил в морской авиации.