Мужчина моей мечты (ЛП)

Сэм слишком хорошо знал, каково это. Ему тридцать пять. Его старик мертв уже двадцать лет, но Сэм все еще помнил, как ждал отца домой и засыпал прежде, чем тот возвращался. Помнил, как весь отдавался хоккею. Выделиться. Отличиться. Быть звездой, надеясь, что, может быть, лишь может быть, если он будет достаточно хорош, отец придет посмотреть на игру.

«Он не знает, что ты просто эгоистичный козел, но однажды поймет».

Сэм помнил ту ночь, когда перестал ждать, перестал волноваться, придет ли отец на игру. Ему было десять, когда он осознал, что его отец никогда не будет делать то, что другие отцы делали вместе со своими сыновьями. Никогда не будет бросать с ним шайбу или ходить на игры. Сэм никогда не сможет поднять взгляд и увидеть отца на трибуне рядом с матерью и сестрой.

Он провел большим пальцем по холодной бутылке, стирая капли, которые скатывались по горлышку, перебираясь ему на пальцы. Хоккейный рабочий график и вправду был тяжелым. Во время сезона Сэм половину времени проводил на выезде. Но правдой было и то, что он переложил ответственность за воспитание сына на плечи Отэм.

Приехать в город, провести немного времени с Коннером, прежде чем снова уехать. Отэм была более ответственной, чем Сэм. Настолько ответственной, что иногда становилось сложно увидеть в ней ту девушку, которую он встретил в Вегасе.

Холодный сырой ветер коснулся лица и горячей шеи Сэма. Он всегда говорил себе, что качество важнее количества. Разве не так? Он был уверен, что слышал какого-то детского психолога, который сказал это в одной из программ новостей. А этим летом у Сэма было больше обязанностей, чем обычно. Из-за победы в Кубке он должен был присутствовать на бòльшем количестве мероприятий для фанатов и прессы.

Сэм поднес бутылку к губам и сделал большой глоток. Уикенды в Вегасе и шумные вечеринки с товарищами по команде не были обязанностью. И да, несколько раз он отменял встречи с Коннером, чтобы повеселиться с друзьями. И может быть, даже больше, чем несколько раз, но никогда не думал, что его отсутствие так повлияет на сына. Ему и в голову не приходило, что тот рыдает в подушку.

Сэм опустил бутылку на ручку кресла. Он, как никто другой, должен был быть осмотрительнее. И он был осмотрительным, как никто другой. Но знал также, что иногда случается дерьмо, и когда так происходит, становится уже слишком поздно.

Он помнил ночь, когда два полицейских постучали в дверь их дома и сказали матери, что ее мужа убили во время рейда на ферме в Муз Джо. Констебль Леклер был первым, кто ворвался в дверь, и первым из четверых убитых. Сэм помнил, как смотрел на гроб отца, стоявший в одной линии с тремя другими. Помнил, как тот выглядел в красной униформе, которую Леклер-старший любил и которую выбрал вместо семьи. Помнил плач других детей, которые потеряли отцов. Помнил, как держал за руку сестру Эллу, пока она плакала, и помнил звук приглушенных рыданий матери. Помнил чувство стыда. Стыда за то, что почти ничего не чувствовал к человеку, которого все любили и считали героем.

Сэму было четырнадцать, когда ему пришлось взять на себя отцовские обязанности. Всего за месяц до своего пятнадцатого дня рождения взял на себя ответственность главы семьи. Когда дело касалось его десятилетней сестры, Сэм выполнял эту работу серьезно. Он всегда присматривал за ней, а она тенью следовала за братом. Тенью со светлым хвостиком. В больших голубых глазах Эллы он стал отцом. Чертовым героем.

Сэм обхватил горлышко бутылки и медленно ее повернул на деревянном подлокотнике кресла. Он не хотел быть чьим-то героем. Бог — свидетель, Сэм облажался с Эллой. Но он хотел, чтобы его ребенок спал ночью, зная, что папа его любит.

Что заставило его подумать о маме Коннера. Итак, может быть, надо было позвонить Отэм и сказать, что они задержатся. Честно, он не подумал, это ему и в голову не приходило, пока Сэм не увидел, сколько раз она звонила ему на сотовый. Вот тогда он осознал, что прокололся по-крупному. Даже не нужно было видеть, как она несется по ступенькам им навстречу, чтобы понять, что попал. Черт, Сэм знал это раньше, чем свернул на ее улицу. На что он не рассчитывал, так это на то, что она будет выглядеть такой дикой и горячей. Все эти рыжие с золотыми прядями волосы, разметавшиеся вокруг ее головы, и зеленые глаза, горевшие огнем. Если бы Отэм не открыла рот и не начала сучиться, он мог бы оказаться в неловкой ситуации, охваченный воспоминаниями о том последнем разе, когда она так выглядела. Сумасшедшая и желающая поквитаться. Только в тот раз она не была зла. Она срывала с него одежду, пока он не оказался обнаженным, а потом был ее рот на его теле, одерживая верх, оставляя Сэма задыхающимся, истощенным и желающим большего.

В первый раз, когда Сэм увидел Отэм, она танцевала, подняв одну руку над головой, а другую положив на живот и медленно, соблазнительно покачивая бедрами. Прежде чем в голове возникла хоть одна мысль, Сэм оказался на ногах и направился к ней. Подошел сзади и положил руки ей на талию. И в ту секунду, как коснулся Отэм, он что-то почувствовал. Какая-то легкая вспышка опалила низ живота.

Отэм ударила острым локтем Сэму в живот, прямо туда, где взорвалась легкая вспышка чего-то, а потом повернулась к нему лицом. Ее глаза стали круглыми от страха, а сама она выглядела так, будто подумывала убежать. Сэм не винил ее, но и не собирался позволить ей сделать это.

Она не упала в его постель в первую ночь, но когда он все-таки заполучил ее туда, они это место больше не покидали. То, как сегодня Отэм вылетела ему навстречу, вызвало воспоминания о ней, обнаженной, под ним. О ее белой коже и упругой белой груди в его руках и под его губами. Возможно, тело Отэм не было идеальным по его меркам, но оно было идеальным. И в течение тех нескольких дней в Вегасе, когда все было нереальным, она тоже казалась идеальной.

Сэм поднял бутылку и глотнул от души. Потом он проснулся с похмельем и совершенно истощенный и спросил себя, какого хрена натворил? Женился на девушке, с которой только что познакомился и которую совсем не знал. Черт, он даже не знал, где она живет.

За месяц до катастрофы в Вегасе Леклер подписал контракт с «Чинуками» на пять миллионов долларов и сроком на три года. И одним необдуманным поступком поставил все это под угрозу. Одним необдуманным поступком изменил свою жизнь навсегда. И жизнь Отэм тоже.

Сэм так и не понял, что сильнее разозлило Отэм: то, что муж бросил ее одну в «Цезаре», даже не попрощавшись, то, как он провернул развод, или то, что настоял на тесте на отцовство. Из этих трех вещей Сэм, если бы мог, изменил только то, как ушел: взял бы себя в руки и попрощался. Это было бы нелегко, но правильно.

Сэм уперся ладонями в подлокотники кресла и встал. Он не был таким уж плохим отцом, как изобразила Отэм. Но не был и таким хорошим, каким должен был бы быть. Все это нужно менять. Он должен поступать правильно. Чтобы видеться с сыном, должен прикладывать все усилия, как делает это, когда играет в хоккей. Взглянув на часы, Сэм последний раз глотнул пива. Сегодня парни собираются вместе у Даниэля на вечер покера. Леклер был должен три тысячи и хотел бы попытаться отыграть их.

Желание стать более серьезным в личной жизни не значило, что он должен отказываться от всего остального. Не значило, что он должен отказываться от покера.

ГЛАВА 5

Мужчина моей мечты: любит хорошую кухню

— Хочу свадьбу в стиле турниров эпохи Возрождения. С замком и рвом, и колдунами.

Отэм опустила глаза на кончик шариковой ручки и заставила себя написать «Эпоха Возрождения» в заголовке. Было чуть больше шести, субботний вечер, и мисс Хэйвен в своем офисе планировала свадьбу Хенсон-Франклин. Очевидно, в стиле эпохи Возрождения. Было слышно, как в соседнем офисе Шилох набирает что-то на компьютере и разговаривает по телефону.

— Вы должны помнить, что место, которое вы выбрали, очень маленькое. — Отэм встала из-за стола и расправила черно-красное в цветочек платье, которое купила в винтажном магазине в центре Санта-Круз, когда в последний раз ездила с Коннером на каникулы в Калифорнию, и пошла закрывать дверь. Подошвы красных сандалий издавали едва слышный звук. Шилох была отличной ассистенткой, но имела склонность громко разговаривать, когда была взволнована. — Я не знаю, есть ли у нас место для рва.