Страница 18 из 65
Я чувствую себя так, словно ударила его.
Но он подошел ко мне, руки его изучали меня, как будто проверяя, реальна ли я, никуда ли я не исчезла. Он изучает мое лицо, все черты, его пальцы зарываются в мои волосы. А потом он признает так сразу, что я не призрак, не кошмар, и тянет меня к себе так быстро, что я не могу не всхлипнуть в ответ.
— Джульетта, — выдыхает он.
Его сердце тяжело бьется напротив моего уха, руки обвивают меня, не оставляя пространства, и я растворяюсь в его объятиях, наслаждаясь теплым комфортом его знакомого тела, запахом его кожи. Мои руки обнимают его в ответ, скользят по его спине и сцепляются, крепко его сжимая, я молчу, тихие слезы бегут по моему лицу, пока он не поднимает его, чтобы посмотреть в мои глаза. Он говорит мне не плакать, говорит, что все нормально, все будет в порядке, и я знаю, что это абсолютная ложь, но это по-прежнему именно то, что я хочу услышать.
Он снова изучает мое лицо, его рука лежит на моем затылке, не касаясь кожи, так осторожно. И это напоминания пробуждает острую боль в моем сердце.
— Я не могу поверить, что ты действительно здесь, — говорит он, его голос надломлен, — Я не могу поверить, что это происходит на самом деле.
Кенджи прочищает горло, — Эй, ребята. Ваша страсть немного не в кассу для малышей.
— Я не малыш, — говорит Джеймс, явно обидевшись, — И я не думаю, что это не в кассу..
Кенджи переминается, — Ты не обеспокоен, как все, тяжелым дыханием, который каждый слышит здесь? — Он делает почти случайный жест, указывающий на нас.
Я рефлекторно отскакиваю от Адама.
— Нет, — говорит Джеймс, скрестив руки на груди, — А ты?
— Отвращение было моей главной реакцией, да.
— Бьюсь об заклад, если бы ты был на его месте, то ты бы не испытывал отвращения.
Долгая пауза.
— Окей, ты поставил отличную точку, — наконец говорит Кенджи, — Может ты должен найти мне девушку в этом тупом секторе. Я был бы рад кому-нибудь в возрасте от восемнадцати до тридцати пяти, — говорит он Джеймсу, — Так как насчет того, чтобы сделать это? Я буду благодарен.
Джеймс, кажется, на полном серьезе воспринял этот вызов. Он кивает несколько раз.
— Ладно, — говорит он, — Как насчет Алии? Или Лили? — спрашивает он, сразу указывая на этих девушек, находящихся в комнате.
Кенджи открывает и закрывает рот несколько раз, прежде чем говорит, — Нет, спасибо, малыш. Я люблю их обеих как сестер.
— Это льстиво, — говорит Лили, обращаясь к Кенджи, и я понимаю, что действительно впервые слышу, как она разговаривает, — Готова спорить, что ты заполучаешь девушек, говоря им, что они тебе как сестры. И бьюсь об заклад, что дамы просто выстраиваются в очередь, чтобы прыгнуть в койку к дрянному мальчику.
— Грубо, — Кенджи скрещивает руки на груди. Джеймс засмеялся.
— Ты видишь, с кем мне приходится иметь дело? — говорит ему Кенджи, — Никто не любит Кенджи. Я даю и даю, но ничего не получаю взамен. Я ищу девушку, которая будет ценить все это, — говорит он, указывая на себя.
Он очень преувеличивал, надеясь развлечь Джеймса своей нелепостью, и его старания бли оценены. Кенджи, вероятно, их единственное развлечение в этом тесном пространстве, и я невольно задаюсь вопросом, почему именно он выходит каждый день? Может быть, ему нужно время, чтобы потосковать в тишине; в месте, где никто не будет ждать, что он будет смешным.
Мое сердце запускается и останавливается, когда я задумываюсь и восхищаюсь, как трудно должно быть Кенджи держаться, даже когда ему хочется сломаться.
Я впервые видела эту его сторону сегодня, и она удивила меня больше, чем должна была.
Адам сжимает мое плечо, и я поворачиваюсь к нему. Он улыбается, это пытка для него, его глаза полны боли и радости. Но из всего, что я могу сейчас чувствовать, меня поражает самое тяжелое — чувство вины.
Все в этой комнате невероятно тяжелое. Краткие моменты легкомыслия просачиваются сквозь общий мрак, окутывающий это место, но как только прекращаются шутки, горе скользит обратно. И хотя я знаю, что должна скорбеть о погибших, я не знаю, как. Все они были чужими для меня. Я начинала развитие отношений только с Соней и Сарой.
Но стоит мне осмотреться вокруг, и я понимаю, что так чувствую себя только я.
Я вижу на лицах моих друзей следы потерь. Я вижу на их лицах печаль похорон. И Что-то в глубине моего сознания разочаровывается во мне, говоря, что я должна быть одной из них, что я должна быть опечалена так же, как они.
Но на самом деле я не чувствую этого.
Я больше не могу быть такой девушкой.
В течение многих лет я боялась саму себя. Сомнения сочетались узами брака с моим страхом и переселились в мой разум, воздвигая там замки, управляя королевствами и подчиняя меня себя, ломая мою волю своим шепотом до тех пор, пока я не превратилась в подобие покорного батрака, слишком сильно боящегося ослушаться или высказать свое несогласие.
Я была закована в кандалы, став пленницей в своем собственном разуме.
Но, наконец, я узнала, что значит быть свободной. Я расстроена из-за наших потерь. Я просто в ужасе. Я встревожена и обеспокоена. Сара и Соня живы только потому, что они в милости Андерсона. Им все еще нужна наша помощь.
Так что я не знаю, как быть грустной, когда все, что я чувствую, это безжалостная решимость сделать Что-то. Я больше не боюсь и не позволю страху управлять мной. Я научу страх бояться меня.
Глава 18
Адам проводит меня к дивану, но Кенджи прерывает нас.
— Ребята, вы сможете пообщаться, я обещаю, — говорит он, — но прямо сейчас нам необходимо поговорить всем вместе, поприветствовать друг друга, спросить, как у нас всех дела и так далее, и нам нужно сделать это быстро.
Джульетта располагает информацией, которую всем нам необходимо услышать.
Адам переводит взгляд с Кенджи на меня.
— В чем дело?
Я разворачиваюсь к Кенджи.
— О чем ты?
Он закатывает глаза, смотря на меня. Отводя взгляд, он говорит:
— Кент, присядь.
Адам отходит назад — всего лишь на один—два дюйма — любопытство на мгновение одерживает над ним верх, и Кенджи тянет меня вперед до тех пор, пока я не оказываюсь в центре этой очень тесной комнаты. Все взоры обращены ко мне, словно я сейчас продемонстрирую нечто невероятное.
— Кенджи, что...
— Алиа, ты ведь помнишь Джульетту, — говорит Кенджи, кивая стройной блондинке, сидящей в дальнем углу комнаты. Она улыбается мне, а затем быстро отводит взгляд, краснея без видимой на то причины. Я помню ее; она спроектировала для меня кастеты, которые я надевала поверх своих перчаток тогда, когда мы принимали участие в сражениях. До этого момента я, по правде говоря, не обращала на нее особого внимания, и теперь я понимаю почему — она старается быть незаметной. Она кажется тихой, милой девушкой с добрыми карими глазами. Кроме того, она, судя по всему, является одаренным дизайнером. Интересно, как она развила свою способность.
— Лили... ты точно помнишь Джульетту, — говорит ей Кенджи. — Мы вместе пробирались в соединения, — он бросает взгляд на меня. — Ты ведь помнишь об этом, да?
Я киваю. Улыбаюсь Лили. Я плохо ее знаю, но мне нравится ее энергия. Она в шутку салютует мне, широко улыбаясь, ее непослушные коричные кудри падают ей на лицо.
— Рада снова тебя видеть, — говорит она. — И спасибо за то, что ты жива. Ужасно быть здесь единственной девушкой.
Алиа на секунду приподнимает свою светловолосую голову, но затем еще глубже забивается в угол.
— Прости, — говорит Лили, выглядя при этом лишь слегка виноватой. — Я имела в виду, единственной разговаривающей девушкой. Пожалуйста, скажи, что ты разговариваешь, — говорит она мне.
— О, она разговаривает, — говорит Кенджи, смотря на меня. — Еще и сквернословит как матрос.
— Я не сквернословлю как...
— Брендан, Уинстон, — перебивает меня Кенджи, указывая на двух парней, сидящих на диване. — Эти двое определенно не нуждаются в представлении, но, как ты можешь видеть, — говорит он, — теперь они выглядят несколько иначе.