Страница 115 из 140
Первый снаряд проделал обширную дыру против 3‑го котельного отделения, повредив один из котлов, а остальные вскоре пришлось срочно гасить, так как хлещущая из пробоины вода подходила к топкам. Если учесть, что 1‑е котельное отделение было затоплено еще раньше инфильтрацией из носовых отсеков, то у "Тацуты" осталось всего четыре котла из десяти. Еще серьезней были последствия попадания в носовое машинное отделение. Там сразу вышла из строя левая турбина, а чуть позже, когда морская вода попала в магистрали, пришлось отключать и правую. Крейсер остался с одним работающим центральным винтом, что при неполадках с рулевым управлением делало его почти неуправляемым. К тому же он почти потерял ход и в любую минуту мог затонуть, если бы трюмные переборки не выдержали напора воды. Однако в этот момент кому‑то из артиллеристов "Тацуты" посчастливилось сделать воистину "золотой" выстрел. В который раз проявился труднообъяснимый феномен, замеченный еще в прошлую войну, когда японские снаряды со странным постоянством поражали русские корабли в командные центры.
Командир "Адмирала Корнилова" Сергей Дмитриевич Коптев не жаловался на судьбу. В Цусимском сражении миноносец "Грозный", на котором он служил минным офицером, отбился от японских дестроеров и прорвался во Владивосток. Если бы так смогли сделать все русские корабли ‑ Цусиму назвали бы русских победой. Тогда, пятнадцать лет назад, Коптев поклялся отомстить когда‑нибудь за других, которые не дошли. Давнее обещание можно было считать выполненным, но вместо радости сердце Коптева наполняли непонятная тоска и тревога. Возможно, тому виной был дурной сон накануне. Прошлый день капитана 1‑го ранга был насыщен разными яркими событиями. Сначала ‑ жаркая перестрелка с крейсерами 3‑го японского флота, потом столкновение уже в сумерках с главной японской эскадрой... Однако в те два‑три часа, которые Коптеву удалось прикорнуть на диване между отражением ночных атак миноносцев, приснилось ему нечто, никак не связанное с происходившим в последние часы. Видел во сне Сергей Дмитриевич себя, лежащего в петроградской квартире, которая, в свою очередь имела немыслимо непрезентабельный вид ‑ загаженный пол, оборванные обои, черный, закопченный потолок. В квартире пустынно, темно и мрачно. Судя по замерзшим окнам, дело происходит зимой, но комната нетопленая, поэтому Сергея Дмитривича сотрясает дрожь от пробирающего до мозга костей холода. В конце концов, он понимает, что смерть его близка. Утром Коптев постарался забыть увиденное во сне, события нового дня заставили забыть о зловещем предчувствии, но...
"Что ж, я сделал, что хотел," ‑ успел подумать Коптев, ослепленный ярчайшей вспышкой, и полетел куда‑то, не чувствуя более бренного тела...
140‑мм японский снаряд взорвался на броне боевой рубки "Адмирала Корнилова", ударив в смотровую щель плотным снопом раскаленного железа. Капитан 1‑го ранга Коптев погиб на месте. Контр‑адмирала Порембского спасло чудо. В этот момент он стоял за тумбой штурвала, удержавшей осколки, но также получил сильнейшую контузию... Взрыв вывел из строя штурвал, машинное управление, переговорные устройства, уничтожил дальномерный пост. Не получая более указаний, корабельная артиллерия прекратила огонь, дав "Тацуте" шанс на спасение. Только через десять минут старший офицер крейсера капитан 2‑го ранга Лев Михайлович фон Галлер взял на себя управление "Корниловым" из кормовой рубки.
Танин Ямай вышел из помещения портового радиотелеграфа, куда его вызвали для общения по прямому проводу с морским министром Томосабуро Като. Требовалось время, чтобы переварить услышанное от старого адмирала. Во‑первых, были кое‑какие хорошие новости. Нашелся линейный крейсер "Харуна", тяжело поврежденный во вчерашнем сражении. Он полностью потерял ход, но сумел продержаться ночь на плаву, хотя вода поднялась до амбразур казематов вспомогательной артиллерии. Сейчас два подошедших спасательных судна непрерывно откачивают из дредноута воду, а буксир тащит его в ближайший порт в Мацуэ. Вторая хорошая новость ‑ в Гензан вот‑вот прибудут самолеты истребители, чтобы прикрыть гавань от новых воздушных налетов. Впрочем, кого тут теперь осталось прикрывать...
Теперь первая плохая новость. Немыслимо, но, судя по сделанных открытым кодом радиосообщениям, 3‑й флот вице‑адмирала Сузуки сдался русским у скал Такэсимы, примерно там, где 15 лет назад капитулировали перед японцами остатки русской броненосной эскадры. Устаревшие линкоры Сузуки, конечно, незначительная потеря на фоне гибели современных дредноутов 1‑го и 2‑го флотов, однако чудовищным бесчестием для Империи, для всех японцев является сам факт капитуляции крупного военного соединения. Непонятно, что могло толкнуть адмирала Сузуки на такой поступок... Но главная плохая новость была всё же другой ‑ о событиях в Цусимском проливе. Потопление старых броненосцев, новейший "Нагато", выбросившийся на прибрежные скалы, не поразили японского командующего так сильно, как известия о проходе трех русских "измаилов" в Желтое море.
Колчак всё же провёл Ямая. Целью русского адмирала было вовсе не уничтожение части японского флота. До того, несмотря на все собственные потери, Ямай мог надеяться нанести ответный удар. Даже если с "измаилами" не удалось бы разделаться ночными атаками миноносцев, на подходе к Владивостоку русский флот ждала завеса подводных лодок. А субмарины, оказывается, надо было направить к Шанхаю! И сейчас нет никакой возможности исправить эту ошибку. Колчак пожертвовал своими устаревшими линкорами, чтобы вывести мощнейшие линейные крейсера из ловушки Японского моря на океанский простор. И у Японии уже нет ничего, что могло бы противостоять "измаилам" в собственных водах, и стоит только восхититься мудрости императорской ставки, принявшей решение не спешить до нейтрализации морской мощи противника с переброской отмобилизованных частей на континент. Осторожность ставки, как оказалось, была ненапрасной. В противном случае вся японская армия могла бы оказаться сейчас отрезанной от метрополии
Война в любом случае проиграна. Без подкреплений и морского снабжения войска в Квантуне и Корее не смогут долго продержаться. Сосредоточенная в Маньчжурии русская армия раздавит их. Японцам останется только оборонять собственные острова... И во всём этом виноват один человек. Он, Танин Ямай. Если адмирал Того своими победами создал по существу великую японскую морскую державу, Ямай похоронил ее. Жить после этого значит только увеличивать меру своего позора.
Ямай задумался... Взрезать себе живот и терпеливо ждать конца? Или с него хватит выстрела из пистолета? Подбежавший офицер стал торопливо докладывать последние сообщения о том, что происходило поблизости в море. Один русский авиатранспорт потоплен, легкий крейсер дважды торпедирован, но остальные русские корабли теснят японцев. Что же... Самое время присоединиться к торжеству битвы. Смерть в бою ‑ отличный финал долгой службы на флоте. Пусть даже сражение не закончится у него, как у Нельсона, победой.
Адмирал отослал распоряжение командиру "Яхаги" подготовить крейсер к немедленному выходу из бухты. С "Яхаги" ответили, что наложить пластырь на пробоину так и не получилось ‑ мешал смятый взрывом боковой киль. Из‑за продолжающегося поступления воды оказалось полностью затопленным носовое котельное отделение. Корабль был повернут к берегу и уперся носом в дно. Выйти в море он уже не мог.
В Гензане оставался еще один, последний боевой корабль ‑ старый бронепалубный крейсер "Акицусима", давно уже считавшийся судном береговой обороны. Когда адмиральский катер подошел к спущенному с борта трапу, Ямай вздохнул, предаваясь на минуту воспоминаниями. "Акицусима" был первым кораблем, которым он командовал. Пусть он будет теперь и последним. Со знакомого до последней стойки мостика Ямай обратился и к стоявшим рядом офицерам, и к матросом, которые смотрели на него с палубы.