Цвет любви

Но то, что он делает потом, снова удивляет меня, потому что он выдвигает ящик ночного столика и достает оттуда кусок длинной белой ткани. Шелковый шарфик.

«Ух ты!» — думаю я, снова разрываясь между восхищением и страхом.

— Что ты собираешься делать? — с трудом переводя дух, спрашиваю я, но позволяю ему обмотать мое левое запястье шелковым шарфом, а затем продеть его сквозь решетку в изголовье кровати и вытащить с другой стороны.

— Тебе понравится, — отвечает он.

Я нервно закусываю губу, наблюдя за тем, как он теперь привязывает мое правое запястье. Во рту внезапно становится сухо.

— Ты меня потом отпустишь?

Он улыбается, сдвигает меня немного ниже, чтобы натянулась шелковая ткань; мои руки теперь вытянуты вверх, связаны шарфиком. У меня есть немного пространства, я могу повернуться, но не больше.

— Только скажи. Но я думаю, время для этого у тебя найдется немного позже, — с улыбкой отвечает он.

Я машинально дергаюсь в путах, пытаясь высвободиться, но шелковый шарфик только туже обхватывает мои запястья. Я резко втягиваю носом воздух, когда до меня доходит, что теперь я полностью в его власти. И я больше не могу к нему прикоснуться, что весьма печально.

Затаив дыхание, я наблюдаю за тем, как Джонатан жгучим взглядом окидывает мое тело. Он стоит на коленях у меня между ног, раздвигая их. Его палец ласкает мою влажную щелку, трогает маленькую жемчужину, и я вздыхаю, подаюсь вниз, к его руке.

Но, к моему разочарованию, он снова отступает. Я испускаю разочарованный стон, а он смеется. Затем наклоняется вперед, опускает голову у меня между ног, и секундой позже я уже чувствую его дыхание на своем холме Венеры. Его руки еще сильнее разводят мои ноги в стороны, поднимают их вверх, а язык раздвигает мои половые губы, тепло вторгается в меня, лижет невероятно чувствительное место.

— О боже! — Это настолько потрясающее чувство, что я дергаюсь в путах. Я хочу положить руки ему на голову, чтобы хоть немного контролировать то, что со мной происходит. Но именно это он мне и запретил.

Его язык неумолим, он время от времени теребит мою жемчужину, врывается в меня в ритме, не оставляющем ни малейшего шанса подстроиться к нему и найти избавление.

— Джонатан, — всхлипываю я, выгибаясь, не в силах выдерживать больше. — Пожалуйста.

— Что, Грейс? — Его низкий голос вибрирует у моей самой чувствительной точки — он так близко, но этого слишком мало, чтобы позволить мне кончить. Я пытаюсь давить на его губы, но он отодвигается, слегка обдувая самую чувствительную часть моего тела. — Что я должен сделать?

Меня сотрясает дрожь, я издаю беспомощный стон, не в силах подобрать правильные слова.

— Ты знаешь, что невероятно приятна на вкус? — произносит он, когда я не отвечаю ему, и его дыхание дразнит мой возбужденный, болезненно пульсирующий клитор. — Мне продолжать?

Я отчаянно киваю.

Он обязательно должен продолжить, чтобы прекратилась пульсация у меня между ног. Я хочу чувствовать его: его язык, его пальцы, его член — все, что он может мне дать, я хочу получить все. Но я не могу сказать ему этого. Он не дает мне возможности, потому что касается губами моей жемчужины, мягко обволакивает ее ими и принимается сосать.

Под веками, которые я непредусмотрительно опустила, у меня взрываются тысячи красок, и я кричу, когда без предупреждения достигаю наивысшей точки. Моя беспомощность только усиливает все ощущения, я всхлипываю и вздрагиваю, не в силах контролировать накатывающие на меня волны избавления.

Мой оргазм медленно утихает, а Джонатан поднимается выше, оказывается надо мной. Тянется к презервативам, разрывает упаковку, натягивает один на свой член, затем поднимает мне ноги так, что они оказываются у него на плечах, рывком входит в меня. Я хватаю ртом воздух, поскольку в этой позиции чувствую его особенно глубоко, от его величины снова захватывает дух. Мои все еще дрожащие мышцы смыкаются вокруг него, им снова приходится привыкать к нему, но он почти не оставляет мне на это времени. Потому что он начинает двигаться во мне в быстром, безжалостном ритме; во мне опять нарастает невыносимое напряжение, заставляя мчаться к наивысшей точке.

— А-ах, Грейс, ты такая тугая, — стонет Джонатан.

Он кладет руку на мою жемчужину, поглаживает ее большим пальцем, и у меня нет шансов, я снова вздрагиваю под ним, снова рассыпаюсь на тысячу осколков, еще сильнее, чем прежде. Но Джонатан не следует за мной, он выходит из меня, переворачивает меня на живот, приподнимает, ставит на колени. Мягкий шелковый шарф, обмотанный вокруг моих запястий, позволяет это сделать. Но я так устала, так измотана, что у меня не остается сил стоять, и я ложусь грудью на матрас.

Я чувствую, как Джонатан обхватывает мои бедра и снова входит в меня сзади. Я изранена, я больше не могу, но он продолжает движение, медленно увеличивая темп.

— Кончи еще раз, ради меня, Грейс, — произносит он, и его голос напоминает рычание.

Я совершенно уверена, что у меня не получится, но его ритму невозможно противостоять, он вызывает во мне новую дрожь, которая становится все сильнее и сильнее, пока все мое тело не сжимается, разрывая меня новым, еще более интенсивным чувством, заставляя меня сотрясаться.

— Да, — стонет Джонатан, и я чувствую, что он тоже кончает, ощущаю, как подрагивает его член, каждый раз швыряя меня все глубже и глубже в пропасть, не позволяя закончиться сладкой муке, держащей меня в плену.

После этого я чувствую себя настолько слабой и обессилевшей, что откидываюсь набок. Он повторяет мое движение, выходит из меня, и мы лежим рядом, тяжело дыша, а наши тела постепенно успокаиваются.

Проходит некоторое время, прежде чем ко мне снова возвращается способность мыслить ясно. До меня доходит, в каком положении я нахожусь, и освободиться самостоятельно я не могу.

— Джонатан?

Он приподнимается на локте, оказывается надо мной.

— Развяжи меня, — требую я, с напускной суровостью глядя на спутывающий мои запястья шарф, из-за которого я по-прежнему вынуждена лежать на кровати с вытянутыми вверх руками.

— Как пожелаете, мадам.

Он усмехается, тут же принимаясь развязывать узлы. Я вздыхаю про себя, потому что противостоять этой обаятельной юношеской улыбке совершенно невозможно. По крайней мере я не могу. Ни малейшего шанса.

— Ты часто такое проделываешь? — Оказавшись на свободе я, слегка морщась, потираю запястья. Они немного побаливают — я ведь дергалась в путах.

— Тебе не понравилось? — вопросом на вопрос отвечает он, и его улыбка теперь совершенно расслабленная, в ней видна уверенность победителя.

— Почему же, понравилось, — признаюсь я. — Просто это было… неожиданно.

«Но только не для него», — думаю я, наблюдая за тем, как он встает, направляется в маленькую ванную, откуда вскоре доносится шум воды. Должно быть, он делает это часто, раз хранит шелковый шарфик в ящике ночного столика. Не для меня же он его сюда привез. И это заставляет меня вспомнить его слова, сказанные раньше. Я не принадлежу тебе, Грейс, и не предполагаю, что ты будешь принадлежать мне. Только теперь до меня по-настоящему доходит, что это означает и скольким я рискую, ввязываясь в эту опасную игру, которую он предложил. Сумею ли я? С трудом проглотив слюну, я неуверенно улыбаюсь, когда возвращается Джонатан.

Он садится на постель, рассматривает меня с непонятным выражением лица. Нагота его, похоже, совершенно не смущает, потому что он кажется абсолютно расслабленным — в отличие от меня. Поэтому мне хотелось бы, чтобы он снова лег рядом со мной, обнял меня. Почему-то мне казалось, что это тоже часть секса, но, судя по всему, не для Джонатана.

К сожалению, мне совершенно не с чем сравнивать, но мне кажется очень необычным то, что он избегает нежности. Секс с ним невероятно хорош, он дикий, страстный, всепоглощающий. Дает полное удовлетворение. Но он не гладит меня потом и не целует, и мне не разрешается полежать в его объятиях. А когда я собралась исследовать его тело, он связал мне руки.