Страница 8 из 21
Наконец Парванэ заговорила:
– Хитрюга! Лежишь себе в постели, а я из-за тебя нажила неприятности.
– Как это?
– Погоди, отдышусь. Я сюда опрометью бежала от самой аптеки.
– Зачем? Что случилось? Скажи наконец!
– Я гуляла с Мариам. Мы подошли к аптеке, Саид стоял у двери. Он закивал нам, подавая знак. Ты же знаешь, какая Мариам сообразительная. Она сказала: “Красавчик подает тебе знак”. Я сказала: “Да нет же! С чего бы вдруг?” и, не глядя на него, пошла дальше. Но он побежал за нами и сказал: “Простите, госпожа Ахмади, не могли бы вы зайти на минуту в аптеку? Будьте так добры: мне нужно с вами поговорить”. Хаджи Беспокойный раскраснелся, что твоя свекла. Я очень волновалась, не знала, как избавиться от проныры Мариам. Попробовала выкрутиться: “Да, конечно, я же забыла взять лекарства для отца. Они уже готовы?” А этот глупец остановился и вытаращился на меня. Я не стала ждать, пока он соберется с мыслями: извинилась перед Мариам, сказала, что надо взять лекарства для отца. На том распрощалась: завтра в школе увидимся. Но нет, Проныра такую возможность не упустит. Она сказала, что никуда не спешит, заглянет в аптеку вместе со мной. Без толку было твердить ей, что я сама управлюсь – это лишь разжигало ее подозрения. Наконец Мариам спохватилась, что ей тоже надо купить в аптеке то и се, и пошла со мной. Хорошо хоть наш Хаджи Беспокойный сообразил: вложил в пакет упаковку таблеток и конверт и сказал, что это рецепт и чтобы я непременно передала его отцу. Я быстренько убрала пакет в свой портфель, пока Мариам его не выхватила – клянусь, она и на такое способна. Шпионка, ябеда длинноносая! А в школе и без того все сплетничают о Саиде. Многие девочки по дороге в школу проходят мимо аптеки, и каждая уверена, что он ждет именно ее. Увидишь, какие завтра пойдут слухи! В общем, Мариам застряла в аптеке – зубную пасту выбирала, – а я прямиком помчалась к тебе.
– Это ужасно! – сказала я. – Теперь она заподозрит…
– Полно! Она и так уже догадалась, что дело нечисто: глупый Саид отдал мне “рецепт” в запечатанном конверте. Где это видано, чтобы рецепты вкладывали в конверт? Мариам не дурочка: так и впилась глазами. Я испугалась и убежала.
Несколько мгновений я лежала неподвижно, словно труп. В голове у меня все смешалось. Потом я вспомнила: письмо! – и подскочила.
– Дай мне письмо! – потребовала я. – Но сперва выгляни за дверь, проверь, нет ли там кого, а потом закрой поплотнее.
Дрожащими руками я взяла из рук Парванэ конверт. На нем ничего не было надписано, вскрыть конверт у меня не хватало духу О чем он мог написать? Мы ни разу не обменялись ни словом, кроме еле слышного приветствия. Парванэ волновалась не меньше меня. И тут вошла матушка. Я поскорее сунула конверт под одеяло, мы с Парванэ выпрямились и уставились на мою мать.
– Что тут происходит? – подозрительно поинтересовалась она.
– Ничего! – пробормотала я.
Но матушка смотрела на меня с недоверием. И снова меня выручила Парванэ.
– Ничего особенного! – сказала она. – Ваша дочка такая чувствительная! Из-за любой ерунды расстраивается. – И, обернувшись ко мне, продолжала: – Ну что тут страшного, что по английскому у тебя не лучшие оценки? Делов-то! Твоя мама не такая, как моя. Она из-за таких пустяков тебя ругать не будет. – Затем снова обернулась к моей маме: – Ведь правда же, госпожа Садеги? Вы не будете ее ругать?
Матушка с удивлением покосилась на Парванэ, поджала губы, подумала и сказала:
– Что тут говорить! Плохая оценка – и в самом деле не беда! По мне, лучше бы ты вовсе провалилась в школе: тогда бы ты вернулась на курсы шитья, а они куда важнее для девочки.
И она поставила перед Парванэ поднос с чаем и удалилась. С минуту мы молча смотрели друг на друга – и расхохотались.
– Подруга! – сказала мне Парванэ. – Что ж ты такая глупенькая? По тебе сразу видно: ты что-то затеяла. Осторожнее, а то мы влипнем!
Меня уже подташнивало от возбуждения, от тревоги. Я аккуратно вскрыла конверт, стараясь его не повредить. Сердце так и бухало, словно молот по наковальне.
– Ну же! – нетерпеливо понукала меня Парванэ. – Что там?
Я развернула листок. Написанные красивым почерком строчки заплясали у меня перед глазами. Голова кружилась. Мы вместе с Парванэ торопливо прочли письмо – всего-то несколько строк. Потом переглянулись и в один голос спросили:
– Ты прочла? Что тут написано?
И принялись читать снова, чуть медленнее. Сначала стоял стих:
А затем – приветствия, вопросы о моем самочувствии, пожелания скорейшего выздоровления.
Какое любезное послание, какое изысканное! И по стилю, и по почерку видно образованного человека. Парванэ не могла задерживаться, ведь она не предупредила мать, что зайдет ко мне. Да и я почти не обращала на нее внимания. Я как будто перенеслась в иной мир. Покинула свое тело. Свободным духом парила в воздухе. Я даже видела сверху саму себя, как я лежу в постели, глаза широко открыты, на губах улыбка, заветное письмо прижато к груди. Впервые в жизни я перестала жалеть о том, что умерла не я, а Зари. Жизнь, оказывается, прекрасна! Я готова была обнять и расцеловать весь мир.
День пролетел в восторгах, в фантазиях – я и не заметила как. Что ели на обед? Кто к нам заходил? О чем говорили? Ночью я включила свет и принялась перечитывать письмо – раз за разом. А потом снова прижала его к груди и сладко спала до утра. Что-то подсказывало мне: такое бывает только раз в жизни, в шестнадцать лет.
На следующий день я нетерпеливо поджидала Парванэ. Села под окном и глядела во двор. Мама то и дело пробегала в кухню и обратно, снизу она заметила меня и окликнула:
– Тебе что-нибудь нужно?
Я открыла окно и ответила:
– Нет, ничего… Просто гляжу на улицу со скуки.
Несколько минут спустя послышался звонок в дверь. Мать, ворча, пошла открывать. При виде Парванэ она многозначительно глянула на меня: вот, мол, кого ты высматривала!
Парванэ взбежала по лестницу, бросила портфель посреди комнаты, на ходу попыталась разуться, одной ногой сдергивая ботинок с другой.
– Входи же… Что ты делаешь?
– Уж эти мне ботинки со шкурками!
Кое-как содрала с себя обувь, прошла в комнату и села.
– Дай мне почитать письмо, – сказала она. – Я не все запомнила.
Я протянула ей книгу, в которую заложила листок, и спросила:
– А сегодня… сегодня ты его видела?
Парванэ рассмеялась:
– Он первым меня высмотрел. Стоял на ступеньках аптеки и вертел головой по сторонам – весь город, наверное, сообразил, что Саид кого-то ждет. Я подошла, он приветствовал меня и даже не покраснел. Он спросил: “Как она? Вы передали ей письмо?” Я сказала: “Да, ей лучше, она передает привет”. Он вздохнул с облегчением и сказал, что боялся тебя обидеть. Поколебавшись, все же спросил: “А она мне не отписала?” Я сказала, что не знаю, что успела только отдать тебе письмо и тут же ушла. Как ты поступишь? Он будет ждать ответа.
– Ты думаешь, я должна ему написать? – испугалась я. – Нет, это же неприлично. Если я напишу, он сочтет меня нахалкой.
И тут вошла матушка и с порога сказала:
– А ты и есть нахалка.
Сердце у меня упало. Я не знала, какую часть разговора матушка успела послушать. Я оглянулась на Парванэ – та тоже замерла в испуге. Мать поставила перед нами блюдо с фруктами и уселась.
– Хорошо, что ты наконец это поняла, – сказала она.
Парванэ уже опомнилась и возразила:
– Нет, это вовсе не нахальство.
– Что не нахальство?
– Я сказала моей матери, что Масумэ просила меня приходить к ней каждый день учить уроки. А Масумэ боится, что моя мать сочтет ее за нахалку.
Матушка покачала головой и настороженно оглядела нас обеих. Затем она медленно поднялась, вышла и затворила за собой дверь. Знаком я велела Парванэ соблюдать осторожность: я была уверена, что мать притаилась за дверью и подслушивает. Мы принялись громко обсуждать школу, уроки, насколько я отстала от класса. Потом Парванэ принялась читать текст из учебника арабского. Матушке нравилось, когда читали по-арабски, она воображала, будто это Коран. Несколько минут спустя мы услышали ее шаги на лестнице.