Книга судьбы

– Все, ушла, – шепнула мне Парванэ. – Скорее: решайся, как ты поступишь.

– Я не знаю!

– Нужно либо написать ему, либо поговорить. Не можете же вы всю жизнь обмениваться знаками! Надо выяснить, что у него на уме. Он хочет жениться или как? Может быть, он задумал обмануть нас и завести в беду?

Вот оно как. Мы с Парванэ слились в одно – она говорила разом о нас обеих.

– Не могу! – в ужасе повторяла я. – Не знаю, что писать. Напиши ты.

– Я? Как это я напишу? Ты-то умеешь сочинять, ты знаешь множество стихов.

– Напиши, что на ум придет. И я тоже. А потом сложим вместе – глядишь, и получится письмо.

Во второй половине дня мои мечты были прерваны воплями Ахмада. Он бушевал во дворе:

– Это невоспитанная девица является сюда каждый день! С какой стати? Говорю тебе, не нравится мне она – ее вид, ее манеры! Почему она все время толчется здесь? Что ей нужно?

– Ничего, сын мой, – отвечала матушка. – Из-за чего ты так расстраиваешься? Она заходит передать Масумэ школьное задание и надолго не задерживается.

– Как же, не задерживается! Еще раз замечу ее здесь – пинками выгоню.

Мне хотелось придушить Али, задать ему трепку. Это он, паршивец, шпионил за нами, доносил Ахмаду. Я пыталась себя уговорить, что Ахмад не может ничего сделать Парванэ, и все же решила предупредить подругу и попросить ее приходить, когда Али не будет дома.

Весь вечер и всю ночь я писала и тут же зачеркивала строки. Я и раньше писала Саиду, но только шифром, и это все было слишком горячо, слишком откровенно – не для настоящего письма. Изобрести тайнопись меня побудила нужда: в нашем доме не было укромного места, никто не был избавлен от догляда, и у меня даже собственного ящика не имелось. А не писать я не могла, не могла остановиться, изливая на бумагу свои чувства и мечты. Только так удавалось привести мысли в порядок и понять, к чему же я стремлюсь. Но даже после такой подготовки я не знала, как написать Саиду. Не знала даже, как к нему обращаться. “Уважаемый господин”? Чересчур официально. “Дорогой друг”? Нет, так неприлично. Назвать по имени – и вовсе никуда не годится.

Наступил четверг, Парванэ снова зашла ко мне после школы, а я еще и словечка набело не написала. Подруга явилась еще более взволнованная, чем в прошлый и позапрошлый раз, она даже не погладила Фаати по голове, когда сестренка открыла ей дверь. Опрометью взбежала по лестнице, бросила портфель на пол, села прямо у двери и заговорила, одновременно стаскивая с себя ботинки:

– Я сейчас шла из школы, а он окликнул меня и сказал: “Госпожа Ахмади, лекарство для вашего отца готово”. Бедный папа, какую же болезнь он ему выдумал, если от нее все время нужны таблетки! К счастью, проныры Мариам на этот раз со мной не было. Я вошла в аптеку, и он вручил мне пакет. Скорее загляни в мой портфель. Пакет лежит сверху.

Сердце чуть из груди не выпрыгнуло. Я села на пол и поспешно расстегнула ее портфель. Наверху – маленький сверток в белой бумаге. Я сорвала бумагу. Внутри – тонкая книга стихов, а между страниц заложен конверт. Меня прошиб пот. Я взяла письмо и прислонилась к стене. Не упасть бы в обморок. Парванэ, избавившаяся наконец от обуви, придвинулась ко мне и шепнула:

– Только не грохнись! Сперва прочти, потом можешь отключаться.

Тут вошла Фаати, обняла меня и сказала:

– Матушка спрашивает, хочет ли Парванэ-ханум чаю.

– Нет! Нет! – ответила Парванэ. – Большое спасибо, мне скоро уходить.

Она оттащила от меня сестренку и расцеловала ее:

– Ступай, передай матушке от нас “спасибо”. Какая хорошая девочка!

Но Фаати снова приникла ко мне. Тут я догадалась, что матушка велела ей оставаться в гостиной. Парванэ отыскала у себя в кармане конфету, вручила ее Фаати и сказала:

– Будь же умницей, спустись и скажи матушке, что чаю не надо, иначе она поднимется сюда с подносом, а потом у нее будут болеть ноги.

Как только Фаати вышла за дверь, Парванэ вырвала у меня письмо и, примолвив: “Скорее, а то еще кто-нибудь явится”, вскрыла конверт и начала читать:

– “Почтенная юная госпожа…”

Мы переглянулись и захохотали.

– До чего ж смешно! – восклицала Парванэ. – Кто же так пишет: “Почтенная юная госпожа”?

– Наверное, он знал, как обратиться ко мне, чтобы не вышло фамильярно. По правде говоря, и я зашла в тупик: не знаю, как начать письмо.

– Погоди, ты сначала дочитай.

Я еще не осмеливаюсь запечатлеть ваше имя на бумаге, хотя в сердце своем громко повторяю его по тысяче раз на дню. Как подходит вам это имя! И как отрадно видеть свидетельство невинности в ваших очах. Я пристрастился видеть вас ежедневно – до такой степени, что, когда лишаюсь этого благословения, не ведаю, как распорядиться своей жизнью.

Сердце мое

Зеркало, отуманенное скорбью

Очисти его

Своею улыбкой.

Не видя вас, я растерян и не ведаю, где нахожусь. Пошлите мне в моем одиночестве слово, весточку, чтобы я вновь обрел себя. Всей душой молюсь о том, чтобы к вам вернулось здоровье.

Бога ради, берегите себя.

Мы с Парванэ, опьяненные красотой этого письма, погрузились в мечты и ничего не замечали вокруг, но тут к нам вошел Али. Я только успела сунуть себе под ноги книгу вместе с письмом. Злобно глянув на нас, он спросил грубым голосом:

– Матушка хочет знать, останется ли госпожа Парванэ на обед.

– Нет-нет, большое спасибо, – сказала Парванэ. – Я уже ухожу.

– Очень хорошо, – проворчал Али, – а мы проголодались.

И с тем вышел.

Я рассердилась на Али и была смущена и не знала, что сказать Парванэ. Она видела, как моя семья относится к ней, и сказала сама:

– Я слишком зачастила сюда, наверное, надоела им. Когда ты вернешься в школу? Ты уже десять дней лежишь в постели – не довольно ли?

– Я тут с ума схожу. Так скучно, так устала. Наверное, в субботу приду.

– Сможешь? Тебе уже разрешили?

– Мне гораздо лучше. До субботы буду делать зарядку.

– Там нам будет гораздо свободнее. Клянусь, я боюсь лишний раз показаться на глаза твоей матери. Зайду за тобой в субботу утром ровно в полвосьмого.

Она расцеловала меня в обе щеки и сбежала вниз по лестнице, не потрудившись завязать шнурки. Я слышала, как во дворе она сказала матушке:

– Простите за беспокойство, но я должна была зайти. В субботу у нас важная контрольная, я предупредила Масумэ, чтобы она успела подготовиться. К счастью, нога у нее, кажется, почти зажила. Я зайду за ней в субботу пораньше, и мы пойдем в школу вместе, не торопясь.

– Не стоит, – сказала матушка. – Ей еще нельзя будет выходить в субботу.

– А как же контрольная? – настаивала Парванэ.

– Контрольная и контрольная. Ничего особенного. Али говорит, до экзаменов еще целый месяц.

Я распахнула окно и крикнула:

– Нет, матушка, мне обязательно нужно пойти в школу Это подготовительная контрольная. Баллы за нее складываются с оценкой за экзамен.

Матушка сердито повернулась ко мне спиной и скрылась в кухне. Парванэ глянула на меня, подмигнула и ушла.

Я тут же занялась ногой. Когда становилось слишком больно, я ложилась и поднимала ногу повыше. Я втирала в лодыжку не один желток, а сразу два и двойное количество масел. А в промежутках между лечением и упражнениями я все время перечитывала письмо, ставшее для меня самым драгоценным сокровищем. Я все думала: почему его сердце – зеркало, отуманенное скорбью? Наверное, жизнь у него нелегкая. Работает, содержит мать и трех сестер, учится. Быть может, будь он свободен от стольких обязанностей, будь его отец жив, он бы прямо сейчас пришел просить моей руки. Доктор говорил, его семья пользуется уважением. Да я бы согласилась жить с ним хоть в погребе. Но почему он пишет, что мое имя подходит моему характеру и лицу? Раз я приняла его письмо, не означает ли это, что я уже не могу считаться невинной? Разве невинные девушки влюбляются? Но что же мне делать? Я старалась не думать о нем или хотя бы утишить свое сердце, чтобы не застучало чересчур громко, когда я увижу Саида. Но это было не в моей власти.