Страница 66 из 73
– Так что будем делать, Василий Леонидович?
По глазам и тону в голосе Шестерин понял, что полковник не прочь принять предложения танкистов.
– Помогать, Иван Евграфович. Такой случай может больше не представиться.
– Помогать… Но как? Чем? У нас же с тобой ничего нет.
– Здесь нет. Надо ночью ехать в Оненорскую, ликвидировать военную миссию, а утром на машинах подвезти горючее.
Парыгин схватился за голову.
– Боже, сколько препятствий!
– А вы думали так просто заслужить милость у советских? Уж вам‑то, царскому офицеру, это должно быть хорошо известно.
– Я не уверен еще, согласятся ли атаманы.
– Это от нас будет зависеть. Кто запротивится, можно и оружие применить. Ради большого жертвуют малым.
Парыгин задумался.
– Своих‑то, конечно, уломаем. Вот только бы японцы не узнали… здешние, батарейцы.
– С этими мы управимся. Я на себя беру.
Парыгин в раздумье сел к столу, а Василий встал и положил ему на плечо руку.
– Услужим, Иван Евграфович, хоть раз Советской России!
– Боюсь, как бы не промахнуться.
– Не промахнемся. Парыгин усмехнулся.
– Удивляюсь, откуда у вас, офицера японской армии, такая приверженность к советским? Вы же никогда не были в России.
– Зато душа, Иван Евграфович, русская и потому тянется туда.
– Ну, хорошо. – Парыгин решительно встал. – Рискнем во имя родины.
Он приказал посыльному вызвать в штаб атаманов.
Тем временем уже разнесся слух, что советские танкисты отпустили захваченных ночью резервистов и просят оказать помощь. Некоторые были довольны таким обстоятельством, которое избавляло от кровопролития. Только как на это посмотрит полковник и представитель японской военной миссии?
Атаманы собрались в палатке встревоженные и озабоченные.
Парыгин начал издалека.
– Господа атаманы! Все мы долгие годы мечтали о возвращении в родные края. И вот подошло время: наши недруги, советские танкисты, просят нас достать им горючее. В другое время мы бы разговаривали с ними иным языком. Но сейчас, когда японцы собираются складывать оружие, нам следует подумать и о своей судьбе.
– Неправда! Японцы никогда не согласятся сложить оружие! – выкрикнул атаман Попов.
– Я тоже так думал, – продолжал Парыгин, – а вот вчера император Хирохито заявил по радио всему миру, что согласен принять условия капитуляции.
– Как так принять? Вот те на! – зашумели атаманы.
– Hу и вояки!
– Шесть дней только продержались! Попов уже другим тоном спросил:
– А где думаете горючее взять?
Поднялся Василий. Рассказал о том, как собирается ликвидировать японцев в Оненорской и захватить бензохранилище.
– А не обманут нас советские? – усомнился чельский атаман. – А то горючее раздобудем, а они нас танками подавят.
Долго судили и рядили атаманы. В конце концов согласились с предложением Парыгина. К танкистам были посланы прежние резервисты, чтобы сообщить о принятом решении. Вслед за этим Василий позвонил в штаб батарейцам, которые занимали позиции в километре от резервистов на взгорье. Командовал батареей поручик. С ним поддерживалась телефонная связь. Батарейцы ждали сигнала. Как только танки спустятся в долину, японцы откроют артогонь. Василий вызвал поручика якобы на совещание. Здесь его разоружили и больше не отпустили. К батарейцам поехал Василий. Он объяснил артиллеристам, что командира батареи срочно вызвали в штаб дивизии. Временно его обязанности будет исполнять он, поручик Ямадзи.
После обеда Василий разрешил артиллеристам отдохнуть. Когда они заснули, подошли резервисты от Парыгина, и с батарейцами было покончено.
Под вечер Василий выехал в Оненорскую. На двух грузовых машинах сидело десятка три расторопных ребят. Среди них: отец и два сына Репины, атаман Попов.
Василий беспокоился. Удастся ли осуществить задуманное? Не помешают ли какие обстоятельства? В станице было несколько тракторов, для которых японцы держали горючее. Но много ли его на складе? Хватит ли для заправки танков? Всю дорогу он обдумывал каждый шаг предстоящей операции.
Машины подошли к станице поздно. В небе хотя и светили звезды, но было темно – в домах не горел ни один огонек. Станица словно вымерла, только слышался лай собак.
Оставив машины у околицы, Василий с группой поспешил к дому военной миссии. Неподалеку они остановились.
– Ждите моего сигнала. Будьте начеку.
Как и раньше, Василий попросил часового у крыльца вызвать начальника.
Кураива вышел минут через пять в кимоно, домашних туфлях и очень встревожился, узнав но голосу Ямадзи.
– Что так поздно? Случилось что‑нибудь?
– Сейчас, Кураива‑сан, все объясню, – спокойно отвечал Василий, поднимаясь на второй этаж. – Неприятностей пока нет. А приехал я, чтобы доложить кое о чем своему шефу в Харбин.
– Да, да. Вчера звонил полковник Асада, интересовался, куда и когда отправили резервистов, кто их сопровождал от военной миссии. Я сказал, что вы уехали с ними. Он что‑то очень беспокоился.
Кураива опустился в шезлонг, закурил. Василий не садился, все расхаживал по комнате, дымя сигаретой, думал: «Асада может утром позвонить. Ночью надо все закончить».
– Что известно вам о противнике? – расспрашивал Кураива.
– Наши разведчики не обнаружили приближение неприятеля. Видно, советские не смогли пройти через крутые перевалы.
Василий рассказывал и мучился, как ему поступить с Кураива. Вроде, тот ничего плохого ему не сделал, а он должен ликвидировать его. Но зачем тогда приехал сюда в такое позднее время? К чему вся эта затея? «Будь тверд в своих решениях и не перед чем не отступай», – вспомнил он заветы своих наставников.
Подойдя к столу, он затушил в пепельнице сигарету. Кураива, откинувшись на спинку шезлонга, спокойно раскуривал. Приемом джиу‑джицу Василий выбил его из сознания. Кураива обмяк и уронил на грудь голову. Василий перенес его на койку, связал руки и перетянул рот полотенцем. Погасив свет, поспешил на улицу. У входа он таким же приемом ударил часового, который свалился, не издав звука.
Подбежали резервисты, вооруженные наганами и саблями. Зайдя в помещение нижнего этажа, они заняли комнату, в которой стояла пирамида с оружием. Потом вошли в зал, где на койках спали солдаты и унтер‑офицеры. Василий включил свет и приказал никому не вставать. Он объяснил, что будто бы император повелел Квантунской армии сложить оружие перед советскими войсками. Поэтому японцы теперь являются пленными и должны подчиняться русским.
Кто‑то открыл карцер и выпустил Федю Репина. Он немного ослаб от недоедания, но радость встречи с отцом и братьями ободрила его.
Оставив здесь часть людей, Василий направился к охранникам, которые жили в бараке на краю станицы, недалеко от бензохранилища. У барака его остановил часовой, вызвал начальника караула. Пока Василий объяснял, кто он и с какой целью прибыл сюда, подскочили резервисты, обезоружили японцев у входа и внутри караульного помещения.
Теперь нужно было снять с постов часовых. Для этого Василию пришлось ходить по объектам с разводящим‑японцем и со своими людьми. Снятого с поста часового обезоруживали и уводили в караульное помещение.
До рассвета посты были обезврежены. Вся полнота власти в станице перешла в руки атамана Попова.
– Держись, Петр Павлович. Готовься к встрече советских гостей, – наказывал Василий.
– Советские‑то теперь не так страшны, как японцы. Эти вот знают, что мы тут сотворили, и нагрянут.
– Не до этого им теперь… Самим бы спастись.
На востоке заалел горизонт, когда к бензохранилищу подошли автомашины. Резервисты начали грузить бочки с дизельным топливом, которого, к счастью, оказалось немало. Кроме двух машин атаман Попов нашел еще две.
Погрузку закончили быстро, и Василий покинул станицу. Он ехал на передней машине, чувствовал себя на седьмом небе. Свершилось задуманное. В душе улеглись тревоги, и сразу же навалился сон: веки слипались, отказывался мыслить мозг. Но Василий не поддавался: надо было еще доставить горючее, передать танкистам. Парыгин, конечно, ждет его. Может, верит, а, может, не верит в его затею. Но ждать – не то, что действовать.