Рыцари

— Думаю, неплохо было бы подзакусить чем-нибудь, — предложил Лин. — Пошли?

Глориана бросила короткий взгляд на дымящиеся трубы и кивнула. У нее совсем не было аппетита, но она почти не сомневалась в том, что беременна. Она знала, что должна заботиться сейчас о своем еще не родившемся ребенке. Ребенке Дэйна.

Внутри таверны, которую Лин называл пабом, Глориана немного воспрянула духом. В обоих концах длинной широкой комнаты пылали жарким огнем камины. Деревянные столы со скамьями напоминали о замке Хэдлей. Светильники, свешивающиеся с крестовин на потолке, крепились ржавыми железными цепями. Они светились чудом двадцатого века — электрическим светом, но были похожи на те масляные лампы, которое с таким теплом вспомнила сейчас Глориана.

Она почувствовала укол ностальгии. Приятно было очутиться в знакомой обстановке, но с еще большей остротой ощутила она себя чужой этому веку. Паб был почти пуст. Официантка в неприлично коротком платье провела их к дальнему столу рядом с камином.

Лин заказал две порции рыбы с чипсами, и официантка удалилась, весело напевая себе под нос.

Еда, которую им принесли, оказалась горячей и ароматной. В чипсах Глориана признала картофель по-французски. Когда она сказала об этом Лину, тот рассмеялся, покачав головой.

— А, янки.

— Что это?

— То же самое, что и американцы.

Глориана вновь подумала о своих настоящих родителях, о самолете, доставившем ее в Англию, и о тоскливых днях, что она провела в интернате. И вздрогнула.

Кирквуд слегка прищурился, но ничего не сказал. Вместо этого он сменил тему разговора.

— Ты должна подумать о своем будущем, Глориана, — сказал он мягко, накрывая ее руку своей широкой ладонью. — Ведь нельзя исключать возможность, что ты останешься здесь навсегда и никогда не сможешь вернуться туда, откуда пришла.

— Вы действительно верите моему рассказу? — спросила Глориана, медленно, старательно выговаривая слова. Она еще не могла говорить так быстро и уверенно, как остальные, но понимала окружающих довольно сносно.

Лин положил на тарелку еще кусочек аппетитной жареной рыбы.

— Я и сам не знаю, чему верить, — признался он откровенно. — Но когда я вижу девушку в пасти дракона, то знаю, что она настоящая принцесса и нуждается в помощи.

— Многие на вашем месте подумали бы, что я сумасшедшая, — проговорила она. Ей стало интересно, на самом ли деле водятся в современном мире драконы, о которых в тринадцатом веке ходили только легенды. Теперь, когда она согрелась и насытилась, ее стало клонить ко сну.

Кирквуд слегка покачал головой.

— В конце концов я врач. Может быть, ты и страдаешь от какой-либо навязчивой идеи, но совершенно здорова и нормальна во всем остальном.

При этих словах Глориана почувствовала некоторое облегчение. Были такие моменты, когда она сама начинала сомневаться в своем здравомыслии.

— Спасибо, — прошептала она, чуть не плача, убирая свою ладонь из руки Кирквуда.

Все последующие дни они проводили точно так же, как и предыдущие. Лин ездил в больницу на обходы, а потом они с Глорианой приезжали в Кенбрук-Холл. Там она около часа бродила по двору, ища дорогу домой. Лин ездил с ней, хотя никогда ей в этом и не признавался, чтобы помочь или защитить, если понадобится.

После этих бесплодных попыток они обычно отправлялись в ближайший паб, чтобы перекусить. Утром и вечером, когда Лин уезжал на работу в соседнюю деревню, в больницу, Глориана читала и смотрела телевизор. Она пыталась приспособиться к новому окружению, но тоска по дому и по мужу никогда не покидала ее.

Доброта и сочувствие Лин поддерживали ее, но каждую ночь Глориане снилось, будто она вновь оказалась в своей спальне на верху башни и спит, прижавшись к крепкому телу Дэйна. Эти сны так походили на действительность, что каждый раз, проснувшись, Глориана готова была зарыдать от отчаяния, снова и снова переживая потерю мужа.

После того как Глориана пробыла в доме у Лина около двух недель, Марж привезла ей новую одежду и показала, как пользоваться стиральной машиной и некоторыми другими приборами. Однажды утром к ним приехала Джанет, сестра Кирквуда. Это была хорошо одетая женщина средних лет. Она владела небольшим книжным магазинчиком в соседней деревне и специализировалась по старинным книгам и манускриптам. Как выяснилось, Лин говорил ей о Глориане, и у нее появилось предложение. Джанет уезжала на несколько месяцев за границу и предложила Глориане заменить ее на это время в магазине. За работу ей полагалась комнатка наверху и даже небольшое жалованье.

Конечно, Глориана могла бы совершенно справедливо возразить, что абсолютно незнакома с подобного рода работой, но она была независима по своей природе, и ей хотелось самостоятельно встать на ноги. Лин никогда бы не сказал ей, что она стесняет его, но Глориана н сама отлично это понимала. Кроме того, она подозревала, что и в двадцатом веке женщине все же не пристало находиться под одной крышей с мужчиной, если тот не был ей родственником, опекуном или супругом.

— Я с удовольствием буду работать у вас, — ответила Глориана Джанет, которая улыбнулась и кивнула головой своему младшему брату. Это должно было означать: «Вот видишь, я тебе говорила!»

Лин стоял, облокотившись на камин. Во время этого короткого разговора он не произнес ни слова, но во взгляде его была какая-то печаль.

— Тебе незачем так торопиться уехать от меня, — произнес он наконец, глядя в глаза Глориане.

Прежде чем она нашлась с ответом, в разговор вновь вступила Джанет:

— Это маленькая деревенька, Лин, а ты врач. Подумай о своей репутации и о репутации мисс… мисс Глорианы. — Ее пронзительные, но добрые темные глаза внимательно смотрели на Глориану. — А кстати, как ваша фамилия? — спросила она. — Я ни разу не слышала, чтобы вас называли по фамилии.

— Сент-Грегори, — ответила Глориана и взглянула на Кирквуда. — Я очень признательна вам за помощь, — тихо сказала она, — но ваша сестра права: я не должна дольше жить здесь.

— Чепуха, — быстро проговорил Лин, и на щеках его выступили красные пятна. Он с плохо скрываемой злостью посмотрел на Джанет, и его следующие слова, сказанные Глориане, были адресованы сестре.

— Общество сильно изменилось со времен королевы Виктории, — произнес он довольно резко.

Джанет слегка поерзала на кожаном кресле, стоящим за столом Лина, но выражение лица у нее было по-прежнему упрямое. Глориане нравилась эта решительная женщина, хотя она немного робела перед ее напором.

— Может быть, и так, — согласилась Джанет. — Но здесь не Лос-Анджелес, не Париж и даже не Лондон. Наши соседи, друзья и клиенты — твои пациенты, Лин, все они просто люди. Ты не имеешь права подрывать их доверие к тебе.

Лин, пунцовый от смущения и гнева, открыл было рот, чтобы ответить сестре, но тут Глориана подняла руку, прося тишины.

— Я сама не хочу оставаться здесь, — сказала она тихо.

В глазах Лина мелькнула обида, но он тут же взял себя в руки. Наступило неловкое молчание.

— Очень хорошо, — пробормотал он наконец. — Если ты на самом деле этого хочешь, то и спорить не о чем.

Через полчаса, Глориана уже сидела на пассажирском сиденье маленькой, неопределенного вида машины Джанет Кирквуд. Небо хмурилось, накрапывал мелкий дождичек. Этот день очень напоминал тот, когда она потеряла все, что было ей дорого, и оказалась в этом странном мире.

— В тебе есть что-то такое необычное, — спокойным голосом произнесла Джанет со всей присущей ей прямотой. Она вертела руль, пытаясь разглядеть дорогу сквозь мутное от воды окошко, которое Лин называл лобовым стеклом. Глориана с восхищением следила за двумя маленькими щеточками, которые неустанно смахивали со стекла капельки дождя.

— Когда речь заходит о тебе, мой брат большей частью отмалчивается, — продолжала Джанет. — Лин никогда не был скрытным, у него всегда, что называется, душа нараспашку.

Глориана вздохнула и закрыла глаза, притворяясь спящей. На самом же деле все ее чувства были обострены до предела: они ехали по незнакомой ей местности, где она могла увидеть и услышать много нового.