Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 24 из 54

Когда Хмельницкий подъехал к месту боя, резня уже прекратилась. Захваченные в плен поляки были связаны татарами, которые грабили обоз. На одной из телег Хмельницкий увидел окровавленного Потоцкого. Над ним с повязкой на непокрытой голове склонился Чарнецкий.

Подняв голову, гусарский полковник с откровенной ненавистью взглянул в лицо запорожскому гетману.

– Жив? – спросил Хмельницкий, кивнув в сторону молодого каштеляна дережинского.

– Умер, – глухо ответил Чарнецкий, отвернув лицо.

– Отцы ели зеленый виноград, а у детей на зубах оскомина, – всплыла в памяти гетмана цитата из Евангелия. Он еще раз с легкой грустью посмотрел на красивое, уже охваченное смертной бледностью лицо юноши и тронул острогами коня.

Глава четвертая. Корсунь

Простившись с сыном, коронный гетман не стал возвращаться в Корсунь, а остался в Черкассах, ожидая прибытия князя Вишневецкого. Воевода русский откликнулся на его призыв одним из первых, обещая подойти со своими хоругвями в Черкассы не позднее середины мая. Хотя Потоцкий и был уверен в том, что его сын разобьет казаков, он решил этим не ограничиться, а двинуться на Сечь и уничтожить Запорожье.

Меряя шагами кабинет, он говорил Калиновскому, глядевшему со скучающим видом в открытое окно:

– В этот раз меня никто не остановит. Нет, клянусь Беллоной, больше я никого слушать не буду. Дождемся князя Иеремию и вместе выступим в поход. Мы сотрем Запорожье‑это проклятое змеиное логово с лица земли, навсегда уничтожим эту гидру вольнодумства и бунтарства.

Калиновский, ненавидевший казаков не меньше коронного гетмана, промолчал, задумчиво глядя в окно. Прошли уже две недели со дня отправки войска, но от Стефана Потоцкого не поступало никаких известий и это начинало тревожить польного гетмана. О том, что поляки могли потерпеть поражение, он не допускал даже и мысли, но не мог понять, почему ни от Потоцкого, ни от Барабаша за это время не прибыл ни один гонец.

Коронный гетман, между тем, распалялся все больше:

– Мы и так слишком много нянчились с этим быдлом. Тарас, Скидан, Павлюк, Гуня, Сулима – всех не перечесть. Сколько польской крови пролито, сколько убытков они нам причинили. Этот народ – все сплошь бунтари и смутьяны, мало я их пересадил на колья.

– Тем не менее, – не совсем вежливо и не впопад прервал его польный гетман, – мы не имеем никаких известий от нашего войска и, что там происходит в степи остается загадкой.

– Что пан этим хочет сказать? – сразу же набычился Потоцкий. – Может быть, пан думает, что мой сын потерпел поражение от какого‑то быдла? От этих холопов, которые и сабли в руках не держали.

– Я хотел сказать только то, что сказал, – ледяным тоном процедил Калиновский, – От пана каштеляна дережинского, уже более двух недель нет никаких известий. Поэтому, я, как польный гетман, поставленный на эту должность королем и сеймом, вправе и обязан предполагать все возможные причины, помешавшие ему сделать это. Тем более, что также не было гонцов от Барабаша и Кречовского.

Лицо краковского каштеляна покрылось пунцовыми пятнами:

– Панская дерзость переходит все границы, – тоном, не предвещающим ничего хорошего, сказал он, – пан…

Он не успел закончить фразу, так как дверь распахнулась и на пороге появился дежурный офицер.

– Гонец от пана Гроздицкого с письмом к великому коронному гетману.

Когда гонец протянул Потоцкому послание от коменданта Кодака, тот выхватил его у него из рук, торопливо сломал печать и быстро прочитал. Лицо его внезапно побледнело. Он, молча протянул письмо польному гетману, и отошел к столу, опершись на него руками. Калиновский стал читать, чувствуя, как и от его лица отхлынула кровь – Гроздицкий сообщал, что реестровые казаки предали и перешли на сторону Хмельницкого, с которым соединилось также примерно четыре‑пять тысяч татар. О местонахождении Стефана Потоцкого комендант Кодака не знал, но предполагал, что он должен стоять лагерем где‑то в районе Желтых Вод и, по всей видимости, ему требуется помощь.

Калиновский отложил письмо в сторону и вопросительно посмотрел в глаза своему начальнику.





– Приказываю немедленно со всеми имеющимися в нашем распоряжении силами выступать к Желтым Водам, – прерывающимся от волнения голосом отдал распоряжение коронный гетман. Помолчав немного, он тихо добавил:

– Господи, только бы успеть.

Спустя некоторое время польские войска во главе с обоими гетманами выдвинулись из Черкасс. Все уже знали о том, что отряд Стефана Потоцкого из‑за предательства реестровиков оказался в тяжелом положении, поэтому двигались со всей возможной быстротой. К вечеру второго дня пути поляки подошли к Маслову Броду, где и остановились на ночлег.

Когда в штабной палатке Калиновский и Потоцкий, склонившись над картой, уточняли дальнейший маршрут движения, неподалеку от нее внезапно раздался шум, послышались чьи‑то взволнованные голоса, полог палатки распахнулся и оба гетмана увидели переступившего через порог человека в латах. Он был без головного убора, голова его была обязана какой‑то тряпкой с пятнами засохшей крови. Следы крови виднелись и на его лице, под лихорадочно блестевшими впалыми глазами чернели темные круги. Его кираса была погнута и пробита в нескольких местах.

– Пресвятая дева Мария! – в ужасе воскликнул гетман польный, вглядываясь в его лицо, – Это же пан Марк Гдешинский, поручик панцирной хоругви полковника Чарнецкого!

– Бывшей хоругви, – глухим голосом произнес шляхтич. – Нет больше хоругви, нет нашего войска. Шемберг погиб, Чарнецкий и Сапега в плену.

– А мой сын, – вскричал Потоцкий, подбежав к поручику и схватив его за руку, – что с моим сыном?

Гдешинский с жалостью посмотрел в побледневшее лицо коронного гетмана и сказал:

– Пан каштелян дережинский был храбрым воином и сражался отважно. Речь Посполитая не забудет его подвига.

Коронный гетман отшатнулся, закрыл лицо руками и, поддерживаемый Калиновским отошел к столу.

Когда спустя некоторое время Калиновский собрал военный совет, поручик Гдешинский подробно рассказал обо всем, что произошло у Желтых Вод и у Княжьих Байраков. Потоцкий, убитый горем, безучастно сидел за столом, обхватив голову руками. Польный гетман и остальные офицеры слушали рассказчика молча, только ужас морозным инеем леденил им души. Не сам факт победы казаков испугал их – такое случалось и раньше, а гибель всего польского войска, сокрушенного противником, которого прежде никто не хотел даже воспринимать всерьез.

– Как пану удалось избежать плена? – поинтересовался Калиновский, когда поручик закончил свой рассказ.

– После того, как литвины пана Сапеги прорвали линию казацких окопов, я с частью гусар присоединился к ним – ответил Гдешинский. – Уже впереди было чистое поле, сразу за урочищем и мы думали прорваться туда. Но из леса выскочили татары. Я был ранен в голову, упал с коня и скатился в байрак. Пришел в себя, когда уже стемнело, оказалось, лежу на самом дне оврага в какой‑то яме, потому меня и не обнаружили. Когда я выбрался наверх, то милях в двух увидел свет множества костров. На мое счастье поблизости от меня щипал траву оседланный конь. По‑видимому, накануне он убежал далеко в поле и его не заметили. Вот на нем я и добрался сюда, хорошо, что наткнулся на наш разъезд…

– А как пан думает, где сейчас Хмельницкий? – спросил польный гетман.

– Мне понадобилось два дня, чтобы добраться сюда, не думаю, чтобы я обогнал его намного.

По залу пронесся легкий шум. Все подумали об одном и том же – Хмельницкий с татарами уже рядом.

– Панове, предлагаю высказаться, как нам следует поступить, – обратился Калиновский к присутствующим, – двигаться навстречу бунтовщикам или отступить к северу и занять более выгодную позицию?

После недолгого молчания поднялся Петр Комаровский. Не новичок в военном деле, он одно время был комиссаром у реестровых казаков, хорошо знал тактику запорожцев и татар, а также и географию здешних мест.

– Если, у Хмельницкого при выходе его из Запорожья было даже три тысячи войска, – сказал он, – то после предательства реестровых полков и присоединения к нему татар, у него сейчас не менее двенадцати – тринадцати тысяч. Надо учесть, что каждый день войско бунтовщиков пополняется холопами. Если мы пойдем ему навстречу, то можем оказаться в западне. Думаю, следует отступить к Корсуню и стать возле него укрепленным лагерем. Там мы можем получать отовсюду подкрепления и использовать свое преимущество в артиллерии.