Посох Времени

Дїй как молотом раз за разом бухал в его закованную в железо голову, сбил до крови кулаки, сопел и, казалось, вот-вот порешит ануннака. Но вдруг! Ас выгнулся, будто лук, обронил на землю шлем и вскинул к небесам синие, как озёра глаза. Не отпуская ворога, упавшего на колени, он застонал скованным болью горлом:

            — Не-е-е-е-е, бесёнок, всё равно я тебя не отпущу. Вместе в Навь пойдём, каждый своей дорогой…

            И снова в голову чужаку «Бах!», и второй раз, и напоследок. Так ухнул, что шлем Горыни отлетел в сторону. Зашипели словно гады чёрные «кишки», что были обмотаны у него вдоль выи, стала свистать вокруг тёмная кровь. Открывшаяся нечеловечья, гадкая образина закатила угольные очи и, вывалив длинный, острый язык испустила последнее дыхание.

            И снова взвыл от боли асилок. Пояса негодовали, глядя вокруг. Словно кто-то невидимый вгонял ему под кольчугу копьё за копьём и проворачивал меж рёбрами широкие, кованные пики.

            Кто-то указал на дальний край села, где, полыхали сполохи огня и упирались в небеса два чёрных столба дыма. Над крышами дальних строений то тут, то там мелькали чёрные, железные головы Горынь. Они изрыгали огонь, громили терема, избы, отчего разлеталась вокруг щепа да солома, но ни один из них не смотрел в сторону Капища.

Вдруг на тропке, пересекающей холм посреди села, появился хромой, чёрный от копоти воин. Силы оставляли его. Волоча по снегу меч, он поднял голову и, остановившись, поднял клинок и указал им в сторону пробитого чужаками провала в ограде. Пояса завертели головами, попутно сразу становясь в боевой порядок.

            — Вот же, — выкрикнул кто-то, — гляньте, у завалившейся избы, прямо у тына…

И сразу трое из девятерых выхватили луки. А ведь до того никто не обратил внимания, что из пролома, сливаясь с разбросанными остроконечными брёвнами, торчит, будто обугленная ветка рука чужака. В ней то ли жезл, то ли палка с причудливым набалдашником. Тонкие, почти невидимые лучи, то  и дело выстреливали из неё и били нещадно в спину упавшего на колени Аса. Чёкнула первая тетива, сразу за ней застрекотали и другие, но стрелы лишь безпомощно отлетали от железной лапы, ломая древка, раскалывая острия закалённых наконечников.

Двое витязей, не сговариваясь, бросились к пролому. У самой ограды луч чужака дрогнул и «зацепил» одного из них. Словно сбитая влёт птица, выгнулся он всем телом и упал, заставляя своего собрата нырнуть за угол терема.

 — Я пойду, — вызвался Олегсей, единственный пришлый из оставшихся у Капища Поясов. — Где мои? Вот и мне неча тут…

С этими словами он качнул тело в одну сторону, в другую и …сиганул[182], в один миг очутившись рядом с проломом.

Храмовники осуждающе смотрели в его сторону. Далеко не все из них могли такое, но все знали, что подобное перемещение отнимает много сил. Как после такого броска противостоять чужакам?

Меж тем направившиеся приструнить бьющего исподтишка врага уже исчезли из виду. Похоже, пришлый витязь не особо углублялся в раздумья о том, как сложно ему дался «прыжок» и сколько у него осталось сил. Когда на кону столько, кто станет себя беречь? Так или иначе, а из частокольного завала живым выбрался только он.

            Едва только добежал до Капища, доковылял туда и тот, кто шёл с холма. Это был Триян. Без кольчуги, без плаща, в рваной, обожжённой одежде. Голенище одного сапога было разорвано до щиколотки. Набившийся под отвороты снег был красным от крови. В спине и над ключицей старшины пришлых Поясов торчали обломки двух стрел. Тот, что топорщился сзади, был почерневшим от огня…

            — Джунгары, — хрипло выдохнул он и упал в снег.

            Его подхватили под руки и занесли в привход Капища.

            — Бросьте, — едва попав в тепло, стал отталкивать он от себя собратьев, — бросьте, говорю. Олегсей, где ты?

            — Здесь.

— Не теряйте времени, лучше передохните. Меня оставьте здесь. Коли прорвётся кто, тут и останется. Наши кто есть ещё …?

— Тут все наши.

— Я не о том. Туташние Пояса иначе обучены, не знают наших хитростей. Не обижайтесь, друзи, у вас свои, а у нас свои. Без хитростей, братия, нам долго не продержаться. Так что же, Олегсей?

— Тут только я и Огнедар. Остальные, видать, все полегли. Любояр и Гоенег…

 — Не говори, чего не знаешь, — прервал его старший. — Они …знамо где. Где ваш Старшина, братцы?

Штоурмвои переглянулись.

— Ещё у тына слёг, — тихо буркнул кто-то. — Первым кинулся в бой, первым и…

— Теперь ты у нас будешь пока за старшего, — подхватил его слова витязь, что сидел на корточках по шуеву руку от раненного. — Остались сами по себе. Ничего умнее не придумали, как биться тут у Капища. В село и не совались, храм важней…

Старшина, пообвыкнув в полумраке, окинул присутствующих оценивающим взглядом:

— Вас осталось всего трое?

— Шестеро и двои ваших. Пока был Дїй, знали, что делать, а как его подкосили…, трое наших сейчас с ним. Чужаки чем-то крепко пришибли Аса…

— Олегсей, — не дал договорить местному штоурмвою Старшина, — кто ходил? Расспроси, что там было, чем стреляли в Дїя?

— Неча и расспрашивать, — вздохнул, тот, —  сам я и ходил. Что-то на вроде трубки было, а из неё будто тонкие, почти незримые перуницы. Одного из тех, что ходил к городищу, сразу прошило насмерть. Другого Наг пришиб уже на месте. А ведь ногами, вражья морда, ходить не мог, лежал только и постреливал, псина, из-за тына…

— Ас покрепче будет, — добавил в довесок говорившему местный вой, — но и его так прошибло, что пошевелиться пока не может. Говорит, что всё целое, а каждая косточка болит так, будто переломали все до единой…

Тот, о ком сейчас говорили под сенью Капища витязи, на самом деле переживал не самые лучшие минуты своей жизни. А ведь подниматься ему было просто необходимо. С холма медленно, с явным чувством превосходства, словно желая раздавить одним только страхом, спускались четверо ануннаков. Все как один в доспехах, кои были у поверженного Чёрного. Двое из них несли те самые Трубы, лучи которых просто разбили Асу всё нутро. Светакола прям передёрнуло, едва он только представил себе, что ему снова придётся всё это пережить. Да и у двоих оставшихся, облачённые в железные нарукавники руки, тоже не были пустыми. Крайний по деснице отмерял шаги, опираясь на длинный, чёрный Посох, а тот, что приближался с шуи, зажимал в кованной рукавице какой-то прут с проволочным кольцом.

Шаги их, не в пример раненному Трияну, были куда как шире, а потому даже их неторопливая поступь быстро приближала неотвратимое.

— Стой, — тихо произнёс Светокол дёрнувшемуся в сторону Капища штоурмвою и тот замер на месте. Преодолевая тупую боль, наполнившую всё его большое тело, Ас поднялся. — Не надобно им знать, что у нас ешшо и нож в рукаве имеется. Мы придумаем как нашим дать знать, что пожаловали гости. Эти Горыни, видать, вначале поговорить желают, иначе уж и вас бы пронизали лучами, да и меня, нашли бы как кончить…

Только теперь витязи обратили внимание на то, что приближающиеся чужаки, хоть и двигаются боевым порядком, но на самом деле не выказывают намерения тут же уничтожить последний оплот обороны села и Храма. То ли просто не торопились, то ли чуяли за собой силу своры джунгар, что щетинилась копьями из-за холма? Кто их знает?

Ас глубоко вздохнул и расправил могучие плечи. Не имея меча, обронив где-то щит он мог уповать сейчас только на сбитые в кровь кулаки, да силу Духа, что дана Богами, его прямыми родичами. Стали с ним рядом и витязи.

Ануннаки не торопились. Проходя мост, они слегка оживились и завертели по сторонам своими юродливыми головами. Можно не сомневаться, всех своих остывающих собратьев они заметили. За мостом Горыням пришлось перестроиться в пары, иначе им было не подняться по бревенчатым ступеням, ведущим к Капищу. Эх, кабы сейчас да тех, кого уж нет в живых, с былой-то силой, да ка-а-ак накатить этим …Ящерам…