Русская рулетка

Из зала показа доносились невнятная речь, потом сильный взрыв и крики ярости. Что‑то меня такой фильм не увлекал. Я подтолкнул Вику к винтовой лестнице, ведущей на второй этаж.

– Мне надо с тобой поговорить, – объяснил я вполголоса.

Мы поднялись в холл, прошли ни то к буфету, ни то к бару. Две парочки заняли по столику, оставив нам на выбор несколько других. Я показал на ближайший к панорамному окну, откуда просматривался проспект.

– Против того не возражаешь?

Она безмолвно направилась к указанному столику, а я подошёл к стойке.

– Две рюмки бананового ликёра, – попросил я грудастую девку со смазливым личиком. – Два мороженых с шоколадом и пару чашек кофе.

После челночного рейса к столику и обратно к стойке, я с чашками вернулся к Вике и совершил посадку на стул напротив. Она сама прикурила от газовой зажигалки и положила её возле рюмки с ликёром.

– Прости за пощёчину, – сказала она. – Тебе больно?

– Тебе надо меньше курить, – ответил я.

– Ты сам виноват.

– Да, конечно.

– Лучше бы я не говорила о них Ивану.

– Разумеется, в этом всё дело, – согласился я.

Она потушила сигарету.

– Хорошо. Я не буду курить. Только не разговаривай со мной так. Иначе я его возненавижу.

– Ему уже всё равно.

– О, боже! Ну, зачем ты об этом?

– Ладно. Давай о другом. Твой сердцеед, – ну, я имею в виду того парня, по которому ты носила сердечный траур два года, – он был любовником твоей матери?

Она вздрогнула, потянулась к сигарете, но прикуривать не стала.

– Тебе это Ольга сказала?

– Сам догадался. Она мне сказала только, что они погибли в одной машине. – Я выдержал паузу. – И она подозревает, в этом замешан Эдик.

Вика отвернулась, уставилась в окно. Затем бесцветным голосом спросила:

– А ты что об этом думаешь?

Я пожал плечами, хотя она вряд ли могла это видеть, разве что через отражение в стекле.

– Вполне могло быть делом рук отца, то есть сделано по его распоряжению. Но для такого поступка надо иметь чрезвычайные основания.

Вика ответила не сразу.

– Он её очень любил и ревновал. Его часто и долго не бывало дома. Наверно, поэтому.

– Ты извини, что спрашиваю, – сказал я. – Но я попал в скверный переплёт. Сквернее не придумаешь. Чтобы иметь шанс увидеть тебя завтра, мне нужно знать как можно больше о тех, кто принимает решения.

– Я потому и отвечаю.

– Спасибо.

Она повернулась ко мне.

– Я бы об этом не сказала чужому человеку. Никогда.

– Я это ценю.

Глаза у неё подёрнулись влагой, и стали ещё прекрасней.

– Ну почему, почему ты не хочешь догадаться? Как будто нарочно делаешь так, чтобы причинить мне боль. Пожалуйста, не разговаривай со мной таким тоном. Очень прошу.

Я почувствовал себя неловко. В конечном счёте, какое я имел право судить её за прошлое, если она дарила мне настоящее.

– Если бы я не причинял тебе боль за то, что невольно мучает меня, тебе пришлось бы выбирать между мной и папочкой. И скорее всего, ты выбрала бы его. Что, я не прав?

Она всё же закурила.

– Он любит только меня и Ольгу. И всегда был добр ко мне.

– И поэтому приговорил твоего хахаля.

– Ты не имеешь права осуждать его. – У неё задрожала сигарета. – И это не твоё дело. Он настоящий мужчина, а не слюнтяй. Меня тошнит от слюнтяев и дураков. Их слишком много.

– Ну, а я, кто по‑твоему?

Она криво усмехнулась, но такая усмешка не портила лица.

– Не слушай меня. Я сама не знаю, что говорю. Я действительно, мчалась к тебе, как сумасшедшая. А зачем? Чтобы ты мучился какими‑то подозрениями?

Она была так красива и близка, что я не мог на неё смотреть.

– Ничего себе! – сказал я в сторону. – С каких это пор мужья стали подозрениями? Это факты, а не подозрения.

– Ну вот, – устало произнесла она. – Опять. Я и правда очень жалею, что наболтала Ивану. А тебе было б легче, если бы у меня были любовники?

– О‑о, дьявол! У меня уже голова пухнет. Давай, сменим пластинку.

– Как хочешь.

Мы помолчали, не глядя друг на друга.

– Как понимаю, отца ты не нашла.

– Не нашла.

Мы встретились глазами. Её были бездонными, в них запросто можно было утонуть.

– А ты не думаешь, он нарочно избегает тебя? Догадывается о чувствах ко мне.

Она с отрицанием покачала головой.

– Если б ты его знал, так не сказал.

– А вдруг, он боится, на этот раз ты не простишь… Скажем, если и со мной случится несчастный случай.

Она высокомерно выпрямилась.

– По‑твоему, если он будет избегать меня, я прощу? Он о нас не знает. Эдик ничего не сообщает ему.

– А твоя бабушка?

– Я сейчас поеду к ней. Но отец и ей не позволяет вмешиваться в свои дела.

– Он может связаться с ней.

– Надеюсь.

– Ты что, останешься у неё ночевать?

– Да.

Я хотел попросить телефон, однако суеверное предчувствие остановило меня. Ставка сделана. Если выиграю, найду её. А проиграю?... Нет, я обязан был выиграть. Они потеряли мой след, и второй раз на крючок не попадусь.

– Скажи, почему Ольга тогда прислала тебя ко мне? Откуда она узнала?

Вика ответила не сразу.

– Ты ей понравился. А вечером она случайно подслушала, как Окса…

Она прикусила язык и покраснела.

– Оксана позвонила Эдику, который был у вас, сообщила, что Иван мёртв. Но там вертелся я, и мог заподозрить её в соучастии.

Она кивнула.

– Почти так.

– Ольга подслушала по параллельному телефону?

– Да. Потом Эдик позвонил кому‑то, отдал распоряжение… ну, ты понимаешь.

– Ольга подслушала и это. И послала тебя помешать.

– Не знаю, она меня послала или я сама поехала. Не знаю. Я не хочу об этом… Ты меня ещё любишь?

Мороженое начинало таять, и я поддел его с краю кофейной ложкой, попробовал.

– Ничего. Вкусно. Попробуй. – Но Вика напряжённо ожидала ответа. – Ты сама могла бы догадаться, я влип в тебя по уши. Откровенно говоря, не желая этого.

– Ты об этом жалеешь?

– Если бросишь курить, нет.

От её сигареты поднималась струйка дыма, и она разогнала её ладонью.

– Я хочу тебе нравиться.

– Только мне? – усомнился я.

– Сейчас мне важно только твоё отношение.

Она сунула сигарету в чашку с кофе и перехватила мою руку, в которой я держал ложку с мороженым, облепленным хлопьями наструганного шоколада.

– Дай мне попробовать.

– У тебя своя порция.

– Я хочу с твоей ложечки.

– Пожалуйста.

Она слизнула верх с шоколадом и, не спуская с меня внимательного взора, проглотила.

– По глазам вижу, тебя что‑то тревожит. Ты мне не доверяешь?

– Доверяю… Почти как себе.

Это было явным преувеличением. Но я давно усвоил правило: «Настоящим мужчинам говори правду, а всем остальным рассказывай сказки». Оно меня никогда не подводило. Хотя доверять именно Вике очень тянуло, и признался я вполне искренне, просто старался выкинуть из головы, что говорить не следовало.

– Если бы не доверял, стал бы сидеть и ворковать с самой очаровательной и милой женщиной на свете?

Глаза у неё вновь ожили.

– Как тебе не стыдно врать, – заметила она. – Разве фригидная стерва может быть самой милой на свете?

– Ты же намерена доказать, я заблуждался.

– А тебе нужны доказательства?

Оказалось, она не лишена склонности к игривой многозначительности.

– Не дразни меня, – предупредил я. – Я за себя не ручаюсь.

– А мне ужасно хочется подразнить.

Я посмотрел на наручные часы.

– К сожалению, придётся сделать перерыв. Небольшую интермедию.

– Никуда я не пойду. Мне только начинает здесь нравиться.

– Не капризничай, – попросил я. – И я бы охотно отложил нерыцарский турнир. Но вряд ли это оценит наш друг Эдик.

Она посерьёзнела, закрыла сумочку и поднялась.

– Пошли, – согласилась она. А когда спускалась следом по лестнице, поправила мне волосы. – Я ни о чём не спрашиваю. Ты всё равно не скажешь. Только хочу понять. То, что ты задумал, опасно?