Лейб-гвардеец

Она смотрела на него и, не понимала, что же он говорит такое.

– Анна, я все еще русский офицер. Пусть и бывший.

Она отвернулась к окну, обхватила себя руками, будто ей стало очень холодно.

– Уходи, уходи сейчас же, – глухо произнесла она.

Он не посмел ей возразить, покинул номер. Подавленный, он уже ступил на ступени лестницы, когда расслышал в вестибюле негромкий и отчётливый разговор, который его насторожил.

Там, внизу, в просторном вестибюле полицмейстер показывал фотографию Шуйцева жандарму и портье. Кроме них были секретарь Арбенина, хозяин гостиницы и спустившийся к ним городской голова. На фотографии Шуйцев был в военной форме – рослый жандарм и портье не без сомнения узнавали его.

– Вроде похож, – наконец сказал портье не вполне уверенно.

– Похож... – обойдясь единственным словом, жандарм пожал широкими плечами.

– Господа, – вмешался хозяин гостиницы. – У него походка столичная.

– Он лейб‑гвардеец, – поморщился полицмейстер, затем поправил себя. – Был им.

– Господа, – не унимался хозяин гостиницы. – Только не у меня! Вдруг он вооружён. Вы начнёте стрелять… Пострадает репутация моей гостиницы.

Он повернулся к городскому голове, – де поддержите меня в споре с полицией. Но голова стукнул кулаком по стойке администратора.

– Чего ж вы медлите?! – рыкнул он на полицмейстера.

– Надо дождаться жандармов, окружить здание, – с неожиданной пред начальством твердостью возразил полицмейстер. – Я сегодня раз промахнулся, упустил его. Будем действовать наверняка.

Услышав это, Шуйцев мягкой поступью отступил от лестницы. Стараясь не производить шума, он быстро проскользнул в ближайший, оказавшийся не запертым изнутри номер и тихо защёлкнул за собой дверной замок, живо осмотрелся.

Видимый в проёме спальни лысеющий темноволосый мужчина лежал в постели, по грудь укрытый белым одеялом. Он не спускал глаз со стройных ног снимающей чулки полуголой девушки. Она первой взглянула на Шуйцева и узнала его: отчасти по одежде Ражина. Он тоже узнал в ней Наташу, девушку, которая приезжала с Ряжиным на каторгу.

– Хэллоу! – она весело взмахнула рукой и стала резво одеваться.

– Вы кто? – грубо спросил Шуйцева мужчина. – Что вам угодно?!

– Он мой жених, – сказала Наташа и с осуждением бросила лысеющему типу: – Развратник!

Мужчина сразу поубавил гонор, натянул одеяло по самую шею. Однако Наташа сдернула с него одеяло, и он, стыдливо укрыв ладонями срамное место, как‑то разом сжался. Воспользовавшись тем, что девушка залезла в карман его пиджака, он вновь натянул на себя одеяло и даже не возражал, когда она вынула из его бумажника деньги, а пустой бумажник швырнула ему на грудь поверх одеяла. Купюры небрежно переместились к ней в сумочку.

– Пригодятся, – беззаботно заметила она Шуйцеву.

– Я же не знал, – с собачьей преданностью заглядывал в лицо Шуйцеву мужчина.

– Дверь надо запирать, – ответ Шуйцева был строгим, он прошел к окну, на мгновение посмотрел вниз на улицу.

Лишь у парадных дверей гостиницы, расставив ноги, стоял рослый жандарм, всем видом показывая, что без приказа никого из вестибюля не выпустит. Шуйцев отступил от окна и занялся постояльцем.

В вестибюле гостиницы тем временем томились ожиданием все те же лица. Только хозяин гостиницы нервно вышагивал по ковру от стойки администратора к окнам и обратно. Остальные сидели, сидели молча. В углу большие часы в шкафу из красного дерева пробили три часа пополудни.

– Это невыносимо, – мрачно произнес хозяин гостиницы. Расслышав гудок прибывающего к пристани большого парохода, он вдруг схватился за голову. – Скоро прибудут клиенты, иностранцы... О‑о‑о!

Полицмейстер с кожаного диванчика дотянулся до телефонной трубки, приподнял ее, но передумал звонить, положил на место.

– Конные будут через пять минут, – уверенно объявил он и зевнул в сторону.

Тот, из‑за кого с таким нетерпением ожидали жандармов, наверху, в номере люкс, связывал постояльца. Мужчина лежал на постели, лицом вниз, с заломленными за спиной руками и крепко обвязанными ногами. Во рту у него торчало кляпом чистое полотенце. Затянув узлы на его руках, Шуйцев укрыл его одеялом, укрыл с головою, и он недовольно замычал, однако понял бесполезность этого занятия и затих. Наташа перед зеркалом быстро закончила приводить себя в порядок.

– Терпеть не могу полиции, – с чувством заявила она и перескочила на другую тему. – Правильно сделали, что сбежали. Не очень там было весело. Истоватов с вами?

– Да.

– Здесь? – удивилась она, отворачиваясь от зеркала.

– В порту.

Шуйцев приоткрыл дверь на выходящий в переулок балкон, выглянул наружу. Осмотрев переулок, он объяснил ей, что нужно сделать.

Девушка спустилась по лестнице с томной неторопливостью. Она кокетливо строила глазки всем мужчинам в вестибюле, а внизу подмигнула полицмейстеру, послала ему воздушный поцелуй, и начальник полиции ничего не сказал жандарму у парадного входа, который не посмел не выпустить её наружу. Покачивая крепкими бедрами, она вышла из гостиницы.

Эй, извозчик! – позвала она, махнув рукой смуглому как цыган возничему, который в распахнутом тулупе восседал на козлах стоящей неподалёку пролётки. Она легко поднялась в подкатившую к ней пролетку и громко распорядилась: – В порт! Да поживее!

Не вполне трезвый извозчик охотно стеганул вожжами по крупу своей лошадки, и та столь же охотно откликнулась этому предложению пробежаться по весеннему морозцу. Как только пролётка докатила до переулка сбоку гостиницы, и Шуйцев увидал её, он перевалился за ограждение балкончика и мягко спрыгнул в холмик из снега, который всю зиму сгребали на мостовую. Снег был плотным, он сразу же выбрался из него. Наспех отряхнулся, из переулка бегом догнал пролетку и на ходу ловко забрался под козырёк к Наташе, для виду обнял девушку.

– Мне тоже в порт, – жестко и властно объявил он обернувшемуся извозчику, и, чтобы снять всякие вопросы, показал из‑за пояса под пальто ствол нагана. – Поторопись. Вдвое заплачу.

Из ответвления улицы навстречу им выехал и проскакал мимо отряд конной жандармерии. Шуйцев глянул им вслед. Отряд направлялся к гостинице.

Жандармы взялись за осмотр гостиницы со всей основательностью, которой требовало от них присутствие высокопоставленного гостя, явно заинтересованного в поимке беглого каторжника. Проверяя очередной номер, который открыли запасным ключом, сам полицмейстер и двое жандармов обнаружили за кроватью спальни перекатывающегося по ковру непристойно голого мужчину. Руки и ноги его были связаны разодранной на полосы простынею. Полицмейстер присел возле него на корточки, выдернул изо рта полотенце, и лысеющий мужчина первым делом принялся отплевываться.

– Он вас ограбил? – догадываясь о том, что произошло, поинтересовался начальник городской полиции.

– Если это можно назвать ограблением, – мужчина отвечал с раздражением, выражением лица показывал, что не желает вдаваться в подробности. Он перевернулся на живот, предоставил жандарму возможность и право развязать ему руки.

Вытянув из неохотно отвечающего мужчины некоторые подробности, полицмейстер не стал дожидаться, пока тот уже самостоятельно развяжет все узлы на ногах, и вышел из номера, плотно прикрыв двери перед небольшой ватагой снедаемых любопытством и растревоженных собственными домыслами других постояльцев. Снаружи в замке торчал запасной ключ, и полицмейстер вынул его, а, когда подходил к Арбенину и городскому голове, сунул в карман брюк.

– Не за проституткой же он сюда явился? – озадаченно заметил он после того, как вкратце пересказал все городскому голове и Арбенину.

Слушая его, Арбенин мрачнел. Сославшись на беспокойство за жену, он удалился и без предупредительного стука вошел в номер Анны.

– Я знаю. Он был здесь, в этой самой комнате, – холодно в спину жене сказал Арбенин.

– Да, он был здесь. – Анна стояла у окна, куталась в шаль, точно ее знобило. Она смотрела в сторону, где должно было быть Японское море. – Ну и что? – сказала она устало. – Я его люблю.