Страница 10 из 36
– Джунгар? – хрипло переспросил он телохранителя. Лениво махнул рукой, и к нему подвели и поставили рядом с девушкой безоружного Бату. Мутный взгляд, который он перевел к Бату, стал недоверчивым, не предвещал тому ничего хорошего. – Ты что, хочешь служить мне, пёс?
Бату стал покорно опускаться на колени, но вдруг степным волком прыгнул к главарю и под визг женщины мгновенно вырвал из ножен его короткую арабскую саблю. В три яростных выпада он смертельно ранил обоих бросившихся на него телохранителей. Затем вновь оказался перед главарём. Под безобразный визг своей подруги главарь попытался встать, и в налитые кровью глаза его выплеснул страх предчувствия смерти. С бульканьем в горле и сипением он ухватил у живота лезвие собственной острой сабли, которую с высокомерным презрением вонзил в него Бату, зашатался и тяжело рухнул ему в ноги.
Это произошло так быстро, что полтора десятка разбойников, все при оружии, сбежались на шум и крики, когда главарь и оба его телохранителя были мертвы. Готовый к схватке с ними монгол стоял на ковре в луже крови, оскалившись крепкими, как клыки, зубами, сжимал рукоять сабли их главаря, и они растерялись, не зная, что делать.
– Пойдете за мной! – холодно и отрывисто приказал Бату.
Внезапно он злобно вскрикнул, в долю мгновения обернулся и рассек лицо крадущегося сзади коренастого свирепого джунгара. Еще трое разбойников попытались воспользоваться возникшим замешательством, кинулись на монгола. Но Бату успел повернуться и к ним, искусным приемом ушел от опасного удара худого джунгара, поддел его на клинок, ногой спихнул с лезвия и оттолкнул в сторону, чтобы тут же отбить нападение двоих противников. Они завизжали от глубоких ран, из которых хлестала кровь, драными собаками отбежали к сообщникам. Забрызганный кровью Бату словно дьявол сверкал чёрными, как угли, зрачками и вновь надменно застыл на ковре, с вызовом ожидая новых желающих сразиться с ним за право стать главарём. Таких не оказалось. Джунгары склонили головы и в тягостном молчании разошлись. Отвлекшиеся от работы невольники стали получать удары и проклятия вдвое чаще прежнего: кровавая смена главаря вовсе не развеяла настроя разбойников на отдых, как они его понимали.
Ночь спускалась на землю мягкой поступью, постепенно снимая облачные покрывала со звёздного неба и лунного месяца.
Для Бату сменили ковер, и он вынужден был подчиниться настроениям джунгар, сидеть и ждать. Им нужно было дать время привыкнуть к его воле – то, что он потребует от них утром, слишком опасно требовать на ночь. Это хищники, и для них главное – добыча… И он сидел у юрты главаря, застыв неподвижным взглядом в танцующих языках пламени поддерживаемого одним из пленников костра. Вокруг других костров шевелились тени, пьяные выкрики мужчин смешались с дразнящим смехом таких же пьяных невольниц женщин. Мимо ковра распалённый выпивкой джунгар потащил юную девушку, что раньше стояла на коленях напротив прежнего главаря. Она пыталась упираться, и разбойник ударил ее по лицу, повлёк дальше; они исчезли, растворились в темноте. Бату, казалось, ничего не замечал и не слышал. Он медленно поднял над костром, устремил к звёздному небу взор чёрных глаз, словно надеялся узреть там призрак кого‑то обычно невидимого.
– Я сдержу клятву рода, Великий Хан, – тихо произнес он.
После чего в его зрачках опять заплясали языки пламени. Из юрты позади него бесшумно вышла широкобёдрая подруга убитого главаря. Она нежно взяла его за руку, потянула к себе. Ладонь ее была горячей, и он покорно встал, позволил увести себя в юрту.
Ночную оргию разбойников с самого её начала внимательно наблюдал Борис, который удобно расположился на земле за гребнем пригорка. Ему удалось не потерять следов Бату, и следы привели его к их стоянке. С верха пригорка высвеченная кострами стоянка джунгар просматривалась, как на ладони, – он видел все, что там происходило. Бату смог подчинить разбойников своей власти, и он решил оставаться в своем укрытии, пока не узнает, что тот намерен предпринять следующим днём.
Солнце еще не оторвалось от края земли, когда он погнал коня и свою вытянутую тень к предполагаемому местонахождению небольшого отряда Мещерина. Он нашел место последней ночевки отряда, но уже оставленное путниками. Судя по остылым угольям костра, по следам в траве, они снялись с проблесками утра, почти ещё затемно. Ему пришлось скакать по чётким следам больше часа, прежде чем с вершины холма он увидал красные точки кафтанов стрельцов у горловины межгорной расщелины. С этой вершины открывался хороший вид на окрестности, и он не торопился покинуть ее, внимательно осмотрелся. И различил‑таки, чего опасался: вдалеке позади него показались с десяток всадников. То были джунгары, и они стаей шакалов высматривали те же следы отряда, которые вели его самого. Над дальним пригорком, с которого тоже была видна горловина расщелины, взвилась к небу стрела с красным лоскутком. Джунгары приостановились, затем изменили своё движение в направлении, куда указала им падающая стрела. Они поторапливались и знали места, намереваясь срезать путь к входу в расщелину. Борис стегнул коня, сорвался с вершины на пологий склон. Он помчался за отрядом Мещерина в надежде опередить разбойников.
Отряд беспечно растянулся в начале постепенно сужающейся расщелины, когда Борис обогнал удивленных стрельцов и подьячего, осадил хрипящего скакуна возле Мещерина и атамана.
– Джунгары убили женщин и рабов, – с каменным выражением лица объявил он, не вдаваясь в подробности. – Бату ведет их тебе наперерез.
Он сделал это тревожное сообщение по привычке сдержанно, и Мещерин спокойно ответил:
– Я слышал, разбойники не любят сниматься рано. А мы закопали все лишнее, и теперь нас сложно догнать. Мы их обманули на пару часов. – Прикрывая козырьком ладони оба глаза, он посмотрел на положение солнца. – Да, часа на два, – подтвердил он.
– Или же они обманули нас, – негромко возразил атаман. – Там засада.
Он произнёс это предупреждение, внешне ни одним движением не выдавая своего внимания к склонам расщелины, где заметил, как за выступом показалась и пропала голова в обшитом рыжим мехом шлеме. Молчание Бориса подтвердило, что и он увидел признаки западни. Они приостановились, к ним подтянулись, возле них собрались остальные члены отряда. Кучно теснясь, встревоженные неопределёнными догадками, они ждали разъяснений Мещерина. Мещерин был спокоен. Решивший непременно достигнуть цели, которую выбрал после того, как обнаружил золотую плашку, он вел себя так, словно от вчерашних волнений не осталось и следа. Привычный к военным опасностям муж, взвесив обстоятельства, он тихо обратился к окружившим его стрельцам:
– Ребята, – промолвил он, стараясь видом придать всем больше уверенности, – следовать за ним. – Он кивнул головой на Бориса. – Даст знак, крикнет, мчитесь за ним что есть мочи.
По его распоряжению стрельцы проверили заряды в ружьях. Проверил оба своих пистолета и атаман. Поддавшись общему настроению, осмотрел свое оружие казачок. Подьячий во вместительной сумке из свиной кожи, которая свисала у колена сбоку его седла, отыскал ядро с фитилем, примерил вес в руке и остался доволен, после чего кремнем распалил привязанный к поясу конец жгута. Как добычу, способную хоть немного задержать приближающихся сзади разбойников, с сожалением оставляли лошадей с грузами, прихватив на седла лишь самое необходимое.
– Не подавать виду, что заметили их, – распорядился Мещерин, когда все показали готовность двинуться дальше. – С Богом!
Он легко стегнул круп лошади, но уступил место впереди отряда Борису.
Скорым лошадиным шагом, но обманчиво беспечно они приблизились к самому опасному участку расщелины, в котором меж крутых склонов отряд не мог укрыться от бросаемых сверху обрывов камней и обстрела из луков. Кобыла Петьки ступала за конем Мещерина, и Петька держался за поводья, широко раскрытыми глазами оглядывал склоны, выискивая, где притаилась опасность.
– Вон! Смотрите! – Он вдруг указал рукой на лисью шапку за верхним обрывом, невольно выдав намерение обмануть разбойников, которые наверняка пропустили бы их в глубь засады прежде нападения.