Заговор князей

– А что именно я должен искать? Как это должно выглядеть?

– Понятия не имею. Если все добро обращено в камни, то это небольшой сверток или мешок, не очень тяжелый, скорее всего из кожи, а если в золото… Ну, тогда это будет очень тяжелый мешок… В общем, не знаю я! – вдруг разгневался воевода, – Не знаю! Все! Иди! Действуй!

Василий молча поклонился и вышел.

Все это очень ему не понравилось, но выбора не было.

«Хорошенькое порученьице! Одно дело – убедить князя написать письмо, которое, в конце концов, ни к чему его не обязывало, но при том давало запасный выход из трудного положения, и совсем другое – выведать у человека секрет о миллионном сокровище, которое неизвестно где находится и как выглядит, да еще неизвестно знает ли он этот секрет вообще!»

Он задумчиво вернулся в шатер, где его ждали Алеша с Ивашкой, и мрачно сказал им:

– Сейчас мы войдем в Новгород, где я должен выполнить порученное мне дело. Все что вы до сих пор знали о войне и смерти – детские сказки, по сравнению с тем, что вы сейчас увидите. Будьте спокойны, внимательны и точно выполняйте все мои команды, быть может, от этого будет зависеть ваша жизнь. Вперед!

Когда они пробирались по шаткому мосту через ров под Городищем, Медведев увидел пушки, поставленные на деревянные помосты, которые в свою очередь лежали на палубах десятков связанных вместе речных судов, вмерзших в лед. Пушки одна за другой палили по городу. На стволе одной из них Василий разглядел красиво и четко выбитые буквы:

ARISTOTELES

Чуть поодаль между пушками расхаживал седой худощавый человек, и устало кричал что‑то, слегка заикаясь, и перемежая русские слова итальянскими.

Возможно, как раз в эту минуту великий мастер Аристотель Фьорованти, отдавая распоряжения своему сыну Андреа и помощнику Пьетро, с глубокой печалью размышлял о воле рока и превратностях человеческой судьбы, вследствие которых он, совсем недавно закончивший строительство Успенского собора, чудесного, созданного его руками храма, несущего свет жизни и радость любви, стреляет сегодня из отлитых этими же руками пушек по прекрасному древнему городу, неся мрак смерти и ужас страданий …

А может быть, вспомнил он великую государыню Софью Фоминишну, которая слышала о нем, когда еще бедной сиротой жила в Ватикане, и по совету которой, он был приглашен сюда послом Толбузиным из далекой Венеции служить великому князю московскому за 10 рублей в месяц, и вдруг всплыли в памяти ее слова, сказанные ему еще тогда, сразу после приезда:

– Ты обретешь в моем государстве великую славу, Фьорованти, если, конечно, выживешь… А чтобы выжить и сотворить нечто великое, – тебе придется стать сильным, ибо только тогда твое имя останется в веках, потому что Господь помогает сильным!

Глава восьмая

БРОД ЧЕРЕЗ РЕКУ УГРУ

Сотня всадников оставляет зимой на снегу так много следов, что Сафату ничего не стоило обнаружить отряд Богадур‑Султана, однако, догнал он его лишь на самой границе Синего Лога.

Укрывшись в густом ельнике на околице сельца Барановки, самого западного из восьми сел, входивших во владения Леваша Копыто, он наблюдал, как встревоженные внезапным появлением татар жители выбежали из домов с оружием, как Богадур показывал старосте сельца какую‑то грамоту и как затем староста и двое татар из отряда Богадура помчались по дороге в центральное имение Синий Лог. Они ехали по наезженной санями дороге и ничего их не задерживало, а Сафату пришлось оминуть Барановку стороной, чтобы не оказаться обнаруженным воинами Богадура, а затем с предосторожностями добираться до Синего Лога, и все же, он прибыл туда всего на полчаса позже их и успел застать Леваша дома, как раз в тот момент, когда он собирался лично отправиться в Медведевку, чтобы предупредить Анницу о появлении в его землях нежданных гостей…

… – Неужели?! – воскликнула Анница и радостно расцеловала Настеньку.

– Боже, как это чудесно! – Но ты не ошиблась Наталья?

– Как можно, Настасья Алексеевна! – обиделась Надежда Неверова, знахарка, гадалка, целительница и жена Клима Неверова, – Да я ж сама вон Ивашку да Гаврилку выносила, мне ль не знать – точно говорю вам: двойня будет!

– А как обрадуется Филипп, когда узнает! – всплеснула руками Настенька, – Он все время только и говорит, что у нас должно быть детей не меньше дюжины! Если и дальше так пойдет, то я, пожалуй, превзойду все его ожидания!

– Но по тебе совершенно ничего не видно! – Восхитилась Анница. – Ты такая же хрупкая, маленькая и стройная как была всегда!

Настенька уже больше двух месяцев знала о своем положении, и несмотря на перенесенные недавно потрясения, связанные с прошлогодними событиями, чувствовала себя достаточно хорошо, как все молодые женщины, выросшие на природе, в окружении лесов, полей и лугов. Однако в последние дни ее стало что‑то беспокоить и тогда она велела запрягать зимнюю кибитку и поехала в Картымазовку навестить матушку свою Василису Петровну, а заодно и утешить ее. Василиса Петровна была очень расстроена и огорчена отъездом Федора Лукича, который вооружившись для дальнего похода, неделю назад отправился в Углич по вызову князя Бориса Волоцкого, который сейчас гостил у брата своего Андрея, и вызывал туда всех дворян состоявших у него на службе.

Слухи о недовольстве братьев‑князей государем московским давно уже доходили до здешних ушей и Василиса Петровна была крайне обеспокоена.

Если в княжестве вспыхнет усобица, как это было при отце нынешнего государя, покойном князе Василии Темном, ослепленном своим двоюродным братом Шемякой как раз в результате такой братоубийственной войны, и снова польется кровь, неизвестно, удастся ли им удержать свою землю, да и вообще удастся ли выжить, а и сам ты, Федор Лукич, поди, уже не мальчик, чтоб саблей махать как в юности – вон за четвертый десяток перевалило, а все туда же – «не могу, долг, честь» – а чего не можешь‑то? Взял бы да не поехал – пожалей детей меня, мало в прошлом году натерпелись, когда доченьку‑то увезли! Нет, куда там! Собрался и все! Первое, что сказал – псов моих берегите, потом – прощай жена, прощай дочь, авось еще, даст Бог, и внука увижу, ты, Петруша, за старшего остаешься – будь мужчиной – ну это он намекал, чтоб таким же самодуром как отец вырос, – лихо на коня вскочил, словно ему двадцать лет, и за ворота, – а вы тут как хотите…

Настенька старалась утешить матушку, и чтобы отвлечь ее от мрачных мыслей пожаловалась на свое недомогание. Вот тут‑то Василиса Петровна и вспомнила про Надежду, которая уже многим в округе помогла, впрочем, Настенька и сама ее хорошо знала, да и Филипп много рассказывал о предсказании насчет железной птицы и как оно престранно сбылось, одним словом, решили они навестить Медведевку, Анницу, ну и показаться Надежде, на всякий случай, чтоб чего худого не вышло.

И вот четверо женщин сидели сейчас в теплой горнице большого медведевского дома и радостно обсуждали приятную и неожиданную новость о том, что у Настеньки будет двойня.

Однако, мир почему‑то устроен так, что хорошие новости непременно перемежаются с плохими, и потому не успели они еще нарадоваться от души, как в дверь постучал начальник охраны и Надеждин муж Клим Неверов и сообщил:

– Со стороны Синего Лога к нам мчится на всей скорости насколько ему на то дорога позволяет, сам Леваш Копыто и с ним еще кто‑то, по одежке вроде татарин!

– Татарин? – изумилась Анница, – что бы это могло значить? У нас есть только один знакомый татарин, но он должен быть сейчас далеко в теплом Крыму, а потому, ты знаешь что делать, Клим – будь начеку и подождем новостей, которые наверно везет нам Леваш.

Ждать пришлось недолго.

Пышущий жаром быстрой езды, пахнущий, как всегда вином и овчиной в горницу ввалился Леваш Копыто и нарочито весело, что не укрылось от наблюдательной Анницы, заорал:

– А посмотрите‑ка, любезные дамы, какого гостя я вам привез!

С этими словами он отступил от двери, а в горницу вскользнул худощавый Сафат и сорвав лисью шапку, с наголо обритой по‑татарски головы поклонился до земли: