Страница 42 из 62
– Я надеюсь, он доберется, – полувопросительно сказал Бык.
– Не сомневайся, – ответил Аркадий, – если говорят, что язык до Киева доведет, то девять языков доведут хоть на край света! Кроме того, он может предъявить опасную грамоту, подписанную самим московским митрополитом Геронтием. С этой грамотой ему в Московском княжестве даже разбойники не страшны – они тоже православные.
– Подпись поддельная? – поднял брови Бык.
– Подпись подлинная, – улыбнулся Аркадий, – правда, грамота была в начале совсем другая, но наши мастера сделали все, как надо.
– Превосходно! Ну, что ж, и нам пора прощаться, – сказал Бык. – Итак, ты отправляешься в Углич?
– Да, но не сегодня.
– С минуты на минуту начнется штурм. Ты не опасаешься?
– Напротив, я жду его с нетерпением. Я ведь должен получить обещанную награду за то, что назвал изменников и выдал в руки Москвы архиепископа!
– Ты меня удивляешь! Неужели тебе не известна благодарность московитов? Они сочтут, что гораздо проще повесить тебя за твои услуги, чем заплатить за них!
– Заплатят, и притом в тот же день, когда войдут в город. Дело в том, что я намекнул кое‑кому о моих доверительных отношениях с Феофилом и когда, схватив его, они не обнаружат сокровищ архиепископа, что, по‑видимому, уже произошло, они немедленно отправят ко мне человека, с мешком денег, который попытается выведать, знаю ли я что‑нибудь о местонахождении сокровищ архиепископа. Я получу московские деньги, которые мне весьма пригодятся в пути до Углича, – зачем вводить в расход Братство, – затем обнадежу московского человека, а потом мы с ним оба, скорее всего, погибнем от рук не в меру воинственных и пьяных московских воинов, ворвавшихся в новгородский купеческий дом в поисках заговорщиков. Таким образом, я исчезну с глаз Патрикеева, как трагически погибший герой борьбы с Новгородом.
– Что ж, это убедительно! Тогда мне лишь остается подготовить благополучный переход в руки Великого Московского князя полюбившихся ему еще с прошлого приезда Дионисия и Алексея и отправляться на Ильмень за соленой рыбой…
Аркадий уже прошел полпути от Литовского торгового двора до своего дома, когда послышалась глухая канонада, скрипучий треск ломаемого дерева и далекие крики множества голосов.
Осада Новгорода началась.
Аркадий ускорил шаг, держась поближе к домам со стороны городской стены, потому что, не все пушечные ядра крушили эту стену – некоторые летели в город, убивая при этом случайных жителей, в том числе и сторонников Москвы.
К счастью дом, где жил Аркадий, находился под прикрытием расположенного невдалеке Ганзейского купеческого двора, и ядра в ту сторону не летели.
В Новгороде существовало несколько хорошо защищенных дворов, – как бы маленькие крепости внутри города – где останавливались иностранные купцы, приехавшие торговать сюда, и где порой даже располагались их постоянные торговые представительства. По древнему неписанному закону войны, подворья иностранных купцов, не грабились и не подвергались нападению, поэтому Елизар Бык мог чувствовать себя в относительной безопасности на Литовском подворье, Аркадий же заранее попросил прислать ему, как московскому доброхоту, опасную грамоту на случай вторжения войск великого князя и потому тоже особо не тревожился. Будучи монахом, но, занимая высокую должность одного из личных секретарей новгородского архиепископа, он пользовался привилегией жить не в монастыре, а в городе, и, как многие члены тайного братства, внешне всячески демонстрировал свою скромность и убогость. Так, например, он не имел собственного жилища, а снимал верхнюю комнату с отдельным входом у богатого купца Онуфрия Манина. Купец недавно овдовел, очень горевал, и всю свою любовь перенес на единственное дитя, дочь Любашу, незамужнюю еще, веселую, розовощекую девушку, которой Аркадий невольно любовался каждое утро, видя из своего окна, как изящно она несет ведра с водой на дугообразном коромысле.
Но сейчас перепуганная и бледная Любаша, стояла на улице у своего дома вместе с отцом, и оба они непрерывно крестились, глядя на сполохи зарева, которое уже разгоралось в той стороне, где находились главные ворота города.
– Что ж это творится, батюшка! – увидев Аркадия, взволнованно вопрошал Манин, – Неужто снова, как в том году, погибель и разорение домам новгородским?
– Все в руках Господа – перекрестился Аркадий – По грехам нашим – воздаяние! Будем уповать на волю Его, и да смилуется Он над нами. А пока, Онуфрий Карпыч, я думаю, надо запереть ворота покрепче и укрыться в доме, приготовив жалованные грамоты на имущество, и все ваши купеческие бумаги для проверки – московиты будут обходить улицы в поисках изменников, что тянули Новгород к Литве, и если никто на нас не донесет, может все и обойдется миром.
– Останься с нами, батюшка, – взмолился купец. – Как ворвутся сюда – не за себя боюсь – за дитя невинное! Может хоть ряса твоя остановит псов окаянных!
– Конечно, конечно! – Заверил Аркадий, – Ничего не бойтесь, – я буду все время с вами!
Ларя Орехов появился лишь на следующее утро и сообщил Медведеву, что Иван Юрьевич ждет его.
Велев Алеше и Ивашке быть наготове, Василий отправился к воеводе.
Пушечный грохот не смолкал всю ночь, но сейчас немного утих, поскольку на рассвете ворота были проломлены и первые московские отряды уже ворвались в город.
– Ну, здравствуй, здравствуй, дворянин ты наш окраинный, – снисходительно ответил боярин на поклон Василия, – не забыл тебя государь, не забыл. «Как под Новгород пойдем, – говорит, – зови этого Медведева, чую, пригодится он тут!» И ведь как в воду глядел, батюшка князь великий! Дельце одно образовалось важное да секретное. Есть в Новгороде монах один – доброхот наш: верно Москве послужил, самых главных заговорщиков выдал, – на рассвете наши в город вошли, да всех и повязали точно там, где он указал. За это награда ему была обещана, – Патрикеев взял из рук Лари мешочек с монетами и протянул Медведеву. – Зовут его Аркадий Дорошин, живет он на подворье купца Манина, возле Ганзейского двора. – Сейчас поедешь туда и передашь ему награду. Тут первая сотня новых московских денег, изготовленная нашим придворным мастером.
Медведев принял мешочек и сунул за пазуху:
– Помнится, приходилось исполнять дела поважнее, да посекретнее.
– Я так и ждал, что это скажешь! – улыбнулся Патрикеев. – Молод еще ты, Василий, однако, молод… Ну, неужто всерьез подумал, что ради доставки этой сотни мы бы тебя с Угры вызывали. – Воевода склонился и как бы по секрету прошептал Василию на ухо, – Меня не сотни, меня миллионы интересуют. Миллионы. И я хочу, чтобы ты мне их сюда доставил.
– Откуда прикажешь доставить, князь?
– Оттуда, где они спрятаны. Когда найдешь. И если, конечно, они вообще есть, миллионы эти! А может, их и нет вовсе? Вот это все ты как раз и должен разузнать, Медведев! Теперь слушай внимательно. Великий князь сильно осерчал на архиепископа Феофила за измену да велел в оковах в Москву отвезти, а казну его на себя взять. По нашим сведениям у митрополита богатство тут немалое было. И вдруг выяснилось, что он нищий. Нет у него ни копейки! А куда ж подевалось‑то богатство митрополичье? Сёла его все, земли его, дома да хоромы? Оказывается – продал! Месяц назад все что имел – все продал! А деньги, говорит, нищим роздал! Ну, кто ж в это поверит, а? Я – не поверю! Всех людей его вторые сутки пытают – никто ничего не знает. Самого митрополита великий князь пытать не велит – Бога гневить не хочет. Остается одна надежда: вот этот‑то Аркадий! Он, как говорят некоторые, близок был к Феофилу – дьяком его личным одно время служил. Так вот, я хочу, Медведев, чтоб ты с ним поговорил… Я знаю, ты умеешь… Если ты князя Бельского убедил письмо написать, то и тут у тебя получится…
– У меня было полгода времени, – напомнил Медведев.
– А ты и не спеши, – успокоил его Патрикеев. – Торопиться некуда. Если что для дела понадобится – проси – дам. Главное, лишь бы Аркадий этот живым оставался, пока все от него не узнаем. Я тут кое‑какие меры принял, чтоб его нечаянно под шумок не прибили, а ты познакомься с ним, да все потихоньку и разузнавай. Нам до сих пор доподлинно не ведомо – знает он что‑то о деньгах архиепископа или нет, и для начала я хочу, чтобы это стало нам точно известно – ты понял, Медведев? Вот тебе на всякий случай сыскная грамота, согласно которой ты имеешь право обыскать любой дом и любого человека. Если понадобиться, используй, не стесняясь – ищи, да обрящешь!