Заговор князей

– Салям Алейкум! – воскликнул он – Хвала Аллаху – позволил мне снова лицезреть вас!

… – Хвала Аллаху, что он позволил нам достичь нашей цели, – Богадур‑Султан умолк и оглядел свое войско.

В сотне, вышедшей полтора месяца назад из Сарай‑Берке, осталось девяносто пять человек. Богадур‑Султан с досадой подумал, что отец все же не очень его любит, иначе почему он обещал дать ему лучшую, отборную сотню, а дал неважную. Четверых он должен был лично отстегать нагайкой за нарушение дисциплины, двое умерли от неизвестной болезни через несколько недель после того, как в каком то сельце, несмотря на строгий запрет, похитили женщину, которую потом утопили, а один при странных обстоятельствах был найден с перерезанным горлом. Горло ему перерезал его собственным ножом несомненно татарин – это было ясно по характерному порезу. Подозрение пало на двух родственников убитого, которые недавно при свидетелях поссорились с ним и угрожали ему. Родственники были пытаны, но ничего не сказали. Пришлось их казнить и, таким образом, справедливость была восстановлена, но отряд уменьшился на пять человек.

– Еще раз напоминаю, – строго продолжал Богадур. – Мы находимся на землях нашего союзника короля Казимира и его людей, – а потому никакого насилия и никаких грабежей! В трех верстах отсюда – река Угра. За ней – московское княжество. Мы придем сюда с великим ханом Ахматом и большим войском летом. Сейчас надо лишь провести разведку, в каких местах реку легче будет пересечь. Местные жители из Барановки уже сообщили нам о трех бродах, которые находятся поблизости. Я хочу, чтобы мы осмотрели их еще сегодня пока не стемнело. Саид! Подойди сюда. Возьмешь пятнадцать воинов и осмотришь первое место. Оно вот тут!

Богадур нагайкой начертил на снегу простую схему.

– Здесь река, здесь одно село, а там на московском берегу другое …

– А на московскую сторону можно переходить!

– Конечно, если нужно осмотреть брод, только не убивайте московитов – нас не так много, чтобы начинать тут порубежную войну!

– А если они первые нападут?

– Ну если первые…

– Я понял. Как называются деревни?

– Вот шайтан! Трудно выговорить эти русские названия… Эй приведите сюда мужика, что говорил про этот брод!

Привели испуганного мужика.

– Вот тебе алтын, – сказал ему Богадур, – покажешь Саиду дорогу к тому броду о котором ты рассказывал.

– Благодарствую, – мужичок жадно схватил монету. – Проведу, конечно, отчего ж не провести – совсем близко тут…

– И скажи ему как называются села на этом и на том берегу.

– Скажу, отчего ж не сказать. На нашем которое – то Бартеневка, а на ихнем, на московском – Картымазовка. А вот тут посередке – и есть тот самый брод.

… – Но я не понимаю как можно искать броды зимой, когда река покрыта льдом, а берега снегом, – удивилась Настенька.

– Э‑э‑э, голубушка, не скажи, – покачал головой Леваш, – люди привыкают летом, а потом ходят и ездят той же дорогой зимой – вспомни, где ты переезжала Угру, когда к матушке из Бартеневки ехала?

– А ведь правда! – вспомнила Настенька. – Когда лед стал крепким, мужики проложили пешую тропку наискосок через речку, но на санях там не спустишься – берега крутые и потому санная дорога так и ведет через брод – там берег‑то пологий и летом дорога ведет к самому парому…

– Пока что эти татары настроены очень мирно, – продолжал Леваш. – Посланцы ханского сына, что ко мне приезжали, подарки привезли и прямо рассыпались в любезностях – мы, мол, с миром, никого здесь не тронем, потому что, хан Ахмат и король Казимир большие друзья.

– Не нравится мне все это, – вздохнула Анница, – ох, как не нравится…

– И правильно не нравится, – сказал Сафат. – Но думаю, – пока большой опасности нет – они вряд ли перейдут Угру.

За время плена у князя Семена и службы Нордуалету и Айдару в Московском княжестве Сафат так хорошо научился говорить по‑русски, что разговаривал почти без акцента.

– А если попытаются, я их остановлю, – сказал Леваш. – В конце концов, не забывайте, что под моей командой в Синем Логе полтораста хорошо вооруженных людей!

– Но ты не можешь ссорится, с татарами, Леваш! – возразила Анница. – Они – союзники короля, которому ты служишь.

Сафат поднялся от стола, накрытого не хуже, чем у Леваша, известного в округе любителя поесть и выпить, поклонился всем и сказал, обращаясь к Аннице:

– Спасибо за угощение. Да хранит Аллах всех присутствующих и этот дом! Я думаю, что до лета вам тут ничего не грозит, потому что знаю, как хорошо защищена Медведевка, а также знаю, что ты, Анница не только хороший воин, но и мудрая женщина, о чем вскоре еще раз с удовольствием скажу Василию, если встречу его в Новгороде. А сейчас прощайте, мне пора в путь!

Анница непременно хотела, чтобы кто‑нибудь из Медведевки проводил Сафата до границ имения, однако он решительно отказался.

Леваш тоже откланялся и отправился домой.

Стали собираться в дорогу и Настенька с Василисой Петровной.

И тогда Анница сказала:

– Я все время думаю о Настеньке и …об этих татарах… Настюша, не стоит тебе жить сейчас в Бартеневке, а? Василиса Петровна, что вы на это скажете?

– Ох, Анница, и я о том же подумала! А и вправду поживи‑ка ты, доченька у меня, – все ж в отчем доме и стены греют!

– А еще лучше, – продолжала Анница, – оставайся у нас, Настя, сама знаешь какая тут охрана!

– И то верно! – согласилась Василиса Петровна, – Может и правда?

Настя обняла Анницу.

– Спасибо, золовушка ты моя родненькая, подружка милая, наверно, знаешь, соглашусь! Мне и до татар без Филиппа в вашем доме страшно оставаться было, а сейчас и подавно! Но сегодня все равно вернуться надо, вещи, платья собрать – как же я без всего, – а завтра…

– Никаких завтра! – решительно возразила Анница. – Прямо сейчас поедем и все привезем! А не то я совсем разучусь за зиму верхом ездить!

Анница велела седлать своего любимого черного коня Витязя, запрягать сани, да подавать кибитку в которой приехали Настя с матерью. Она приказала Климу усилить в Медведевке охрану, и дать ей двух вооруженных людей для сопровождения Настеньки в Бартеневку и обратно, потому что она приехала лишь с одним кучером кибитки, который должен был отвезти в Картымазовку Василису Петровну.

Спустя полчаса маленький караван покинул Медведевку.

Впереди на своем черном коне гарцевала Анница, в зимнем отороченном собольим мехом черном костюме с колчаном за спиной, за ней, чуть отстав, два вооруженных молодых человека верхом – 19‑летний Кузя Ефремов и 20‑летний Юрок Копна, следом запряженные тройкой лошадей открытые прогулочные сани с бубенцами, устланные медвежьими шкурами, в которых должна отправиться в Бартеневку за вещами Настенька, а управлял ими Никола, (на смотровой вышке в это время находился его рассудительный батюшка Епифаний) и замыкал шествие зимний крытый возок, в котором ехали Настенька с матерью.

У брода через Угру, где проходила граница земель Медведева и Картымазова все остановились, Настенька простилась с матерью и пересела в сани, укутавшись шкурами.

Возок направился в Картымазовку, а всадники перестроились готовясь пересечь реку. Они неторопливо спустились по накатанной дороге к замерзшей воде и двинулись по льду там где летом был столь хорошо знакомый им с детства брод.

Теперь впереди находились Юрок и Кузя, за ними сани с Настенькой, а рядом Анница верхом, весело переговариваясь с золовкой под звон бубенцов.

На самой середине Угры все и случилось.

Впоследствии Анница сотни раз пыталась подробно восстановить ход последующих событий, чтобы понять, кто, что не так сделал, и где была совершена первая ошибка, но эти события развивались настолько быстро, притом многократно ускоряясь с каждой секундой, что полностью восстановить картину происшедшего ей так никогда и не удалось.

Она лишь хорошо помнила, что когда их маленький кортеж ступил на лед, берег по ту сторону реки выглядел совершенно пустынным. С привычным, привитым еще в детстве покойным отцом, вниманием, Анница огляделась по сторонам – сперва, проводив взглядом скрывающийся в лесу возок с Василисой Петровной, потом глянула назад, откуда они приехали, а потом перевела взгляд на противоположный берег, куда они направлялись, и не увидела там ничего, кроме наметенного за ночь высокого сугроба.