Заговор князей

– Вы даже не представляете себе, как мы вам благодарны, – сказала бывшая Пелагея а ныне Янина, а бывший Влас, ныне Ян, торжественно вручил человеку в черном маленький, но тяжелый сверток.

Человек в черном принял сверток, развернул его, развязав кожаные шнурки мешочка из красного бархата, вынул оттуда тяжелый серебряный слиток с рубцом посредине. Он внимательно осмотрел слиток, вложил его в мешочек, завязал кожаные тесемки и опустил мешочек в свой карман.

– Все в порядке, – улыбнулся он – Желаю счастья на новой родине!

Глава пятая

ПОБЕДИТЕЛЕЙ НЕ СУДЯТ

Леваш Копыто появился в Медведевке через два дня после знаменитого состязания по стрельбе из лука, о котором теперь во всей округе только и говорили.

Он был, как обычно, навеселе и в очень хорошем настроении. По литовско‑польскому обычаю Леваш галантно поцеловал Аннице ручку и рассыпался в комплиментах:

– Моя прекрасная соседка! Поскольку я не имел счастья видеть тебя с минуты твоей блестящей победы, ибо находился, как говорится, в стане врага, позволь мне принести тебе поздравления и выразить свое восхищение! Поверь, дорогая Анница, за всю свою отнюдь не короткую жизнь, проведенную на разных войнах, а также в многочисленных стычках и драках, я насмотрелся всякого, и видел множество ловких и замечательных людей, но такого стрелка как ты я еще никогда и нигде не встречал! Уверен – ты лучшая в мире! Наливай!

Он плюхнулся на скамью и вытер вспотевший лоб.

– Василий стреляет не хуже, – сказала Анница, вышла и вернулась с кубком и большой оплетенной бутылью Медведева, в которой находилось когда‑то знаменитое греческое вино Микиса, а сейчас крепкий мед собственного приготовления – Однако, скажи как там татары? Они действительно ушли?

– Все до одного! – Леваш залпом выпил первый кубок и крякнул. – Я провел их до нашей границы, шатры и прочее барахло было у них собрано и сложено, как для дальнего похода, и Богадур распрощался со мной, обещав появиться лишь летом вместе с отцом и большим войском, о чем Сафат, я надеюсь, уже доложил вашему московскому князю. Так что, благодаря тебе и только тебе мы избавились от незваных гостей, а до лета и нам и им еще дожить надо! Как Настенька?

– К счастью здорова и бодра. Она очень мужественная женщина и перенесла все тяготы плена с выдержкой и терпением. Говорит, что обращались с ней, действительно, хорошо.

– Вот и отлично. Поскольку нам теперь ничего не грозит, я забираю два десятка своих дармоедов, а то ты разоришься на их содержании!

– Да, Леваш, конечно, только… – Анница замялась.

– Только что? – насторожился Леваш.

– Видишь ли, мне не верится, что татары ушли совсем… Больше того, если быть до конца откровенной – я просто уверена, что они через день‑два вернуться.

– А почему ты в этом так уверена?

Анница помолчала, потом сказала.

– Женщина никогда не ошибается, когда видит, как на нее смотрит мужчина.

– Ты полагаешь, что Богадур…

– Думаю, что он вскоре внезапно нападет на нас, и главной целью этого нападения буду я.

– Гм‑гм. – Леваш задумчиво теребил свой ус. – Я был далеко у мишеней и не видел, что тут происходило, но раз ты почувствовала, что он… к тебе…

– Да, – подтвердила Анница твердо.

– Гм‑гм, – это меняет дело. – Леваш снова выпил. – Может быть… Может быть… Он совсем молод… А страсть ослепляет и лишает рассудка… Я видел это в жизни много раз… И что ты намерена делать?

– Самым серьезным образом подготовиться и ждать нападения всю ближайшую неделю.

– Ну что ж – это правильно. Но если твои опасения справедливы, то прежде чем напасть они обязательно пошлют, несколько опытных разведчиков, чтобы узнать, что здесь происходит.

– Я думаю, что они уже сейчас оставили наблюдателей где‑нибудь на той стороне Угры в твоих или Бартеневских лесах. Когда Богадур вернется, они расскажут им обо всех наших передвижениях. Но я его опережу. Я пошлю моих лучших людей, они выследят и захватят татарских наблюдателей.

Леваш скривился.

– Это рискованно. Во‑первых, их будет очень трудно найти. Увидев, что кто‑то рыщет по лесу, они начнут менять свои места наблюдений и прятаться. И даже если, допустить, что твои люди найдут и поймают трех таких наблюдателей, где гарантия, что их было только трое, а не, скажем, пятеро или шестеро? Кстати, я сосчитал всех воинов Богадура – их восемьдесят три, не считая двух юношей, которые прислуживают ханскому сыну. Если из сотни мы вычтем девятерых, который по твоей милости покоятся на вашем кладбище, то до сотни недостает, по крайней мере, восьми. И поэтому, я думаю, что ты права. Конечно, можно допустить, что сотня вышла в поход неполной или что в пути погибло несколько воинов, но можно также предположить, что вначале в сотне было и более ста человек. Так тоже бывает. – Он выпил третий кубок и решительно продолжил: – Я предлагаю тебе лучший выход. На войне виноватых нет, есть лишь победители и потерпевшие поражение. А мы же не хотим поражения! Нам нужна только победа – и мы ее одержим! Но для этого давай‑ка применим маленькую военную хитрость – сделаем вид, что мы не догадываемся ни о каких наблюдателях…

… Утром следующего дня после расставания с Левашом, Богадура ждал неприятный сюрприз.

Испуганный юноша – один из двух его слуг, разбудил хозяина ранее обычного и тревожно прошептал:

– О всемогущий, прости, что потревожил так рано, но, мне кажется, происходит что‑то недоброе…

– Что случилось? – протирая глаза, пробормотал Богадур.

– Саид просит тебя выйти…

– Зачем?

– Он уходит.

– Как уходит? Куда уходит?

Богадур накинул теплый стеганый халат, натянул с помощью слуги мягкие меховые сапоги и вышел из шатра.

Саид и с ним около пятидесяти воинов стояли в боевом порядке напротив, а шатер Богадура окружили остальные.

– Что здесь происходит? – спросил Богадур.

Саид, сидя верхом поклонился.

– Перед тем как отправиться в этот поход я был приглашен твоим отцом великим ханом Ахматом, да продлит Аллах его лета. И сказал мне великий хан: «Мой сын Богадур смел и быстр, как степная рысь, но горяч и яростен, как необъезженный конь. Если в пути случится что‑то, что может отвлечь его от порученного мной дела, и тебе не удастся убедить его поступать разумно, я приказываю взять своих людей и вернуться обратно. Если он не последует за тобой, а будет упорствовать в своих заблуждениях – Аллах ему судья, а ты возвращайся и доложи мне обо всем. Я сам решу, как поступать дальше.» К моему огромному сожалению, такой день настал и я, выполняя приказ моего господина, спрашиваю тебя – намерен ли ты последовать за мной и вернуться в нашу благословенную столицу, либо ты будешь упорствовать в своей слепой и губительной страсти?

Богадур несколько секунд молчал, и видно было, как неудержимая ярость овладевает им. Его лицо страшно исказилось, и он во весь голос закричал своим людям, указывая пальцем на Саида:

– Схватить изменника!

Но люди Саида, казалось, были готовы. Они выхватили сабли и луки и воины, окружавшие Богадура, нерешительно остановились.

– Не стоит, Богадур, – спокойно сказал Саид. – Нас больше.

Богадур застонал, почти завыл, как от невыносимой боли, потом, топнув ногой, крикнул Саиду:

– Вон! Вон отсюда, предатель! Шелудивый пес! Прочь с глаз моих!

– Как прикажешь, светлейший, – хладнокровно поклонился Саид и одел шапку.

Он подал команду и воины, которые остались с ним мгновенно развернулись и помчались вдаль, набирая и набирая скорость.

Когда они исчезли, растворившись за покрытым снегом холмом, Богадур повернулся к оставшимся и сказал:

– Спасибо за верность! Вы настоящие воины! Сегодня ночью я поведу вас на бой, мы отомстим за наших погибших товарищей и захватим отличную добычу – у этих московитов богатое поселение и красивые молодые женщины!

Воины Богадура ответили радостными победными криками.

…Как только стемнело, Богадур в своей золотистой кольчуге и полном боевом снаряжении с оставшимися людьми бесшумно перешел Угру далеко за землями Преображенского монастыря, обогнув его стороной, к полуночи выехал на Медынскую дорогу и к двум часам ночи осторожно подкрадывался к Медведевке с тылу – с московского направления. На заранее оговоренном перекрестке дорог его ждали трое разведчиков, оставленных в этих землях еще перед выходом из сельца Барановки.