Заговор князей

– Я наблюдал с литовской стороны Угры, – доложил первый. – Через два дня после вашего ухода приехал Леваш Копыто и через час увел с собой два десятка своих людей, которые, как оказалось, находились здесь в засаде.

– Вот паршивый пес! Я так и знал, что он московский доброхот! Предатель! – Щелкнул нагайкой Богадур. – Ну, ничего, придет и его черед! Дальше!

– Я глядел с северной стороны, – сообщил другой – На следующий день после этого утром в Бартеневку вернулись десять человек, которые раньше были отправлены в Медведевку для подкрепления!

– Отлично! – воскликнул Богадур. – Что еще?

– Ну и, наконец, вчера вернулся домой молодой Картымазов со своими десятью людьми, – до сих пор они тоже были здесь, – отрапортовал третий.

– Кто сейчас находится в Медведевке? – спросил Богадур.

– Получается, – только свои, местные, – сказал первый. По нашим подсчетам это четырнадцать мужчин разного возраста и одиннадцать женщин – большинство молодые! Да еще сама хозяйка, наша бывшая заложница и ее мать.

– Что я вам говорил? – воскликнул Богадур, лихорадочно сверкая глазами. – Через час все будет наше! Как расположены постройки? – спросил он у своих разведчиков.

Один из них начертил на снегу примерную карту Медведевки с ее домами и дорогами.

Богадур подумал и разработал план атаки.

– Десять человек зайдут отсюда – со стороны монастыря. Подкрадетесь вот к этому дому, и будете ждать моего сигнала. Вторая десятка – с противоположной стороны, – спрячетесь возле церкви и тоже ждете моего сигнала. Остальные со мной – мы будем наступать прямо отсюда на хозяйский дом. Бесшумно выходим вот сюда, и после этого я подаю сигнал. Это будет вой волка. Только не спутайте с настоящим, а то ведь, сами слышали, – волки здесь воют постоянно!

Он приложил ко рту руки и тихонько завыл.

Ему тут же ответил заунывный вой.

– Слышали? – рассмеялся Богадур. – Настоящий отозвался. Нас ждет удаче! Вперед!

Но Богадур ошибся дважды.

Во‑первых, отозвался вовсе не волк, а зверолов Яков, который умел подражать крикам животных безукоризненно, а во‑вторых, ни о какой удаче не могло быть даже речи, потому что все приказы Богадура слышали давно крадущиеся за татарами, Гаврилко и Клим. Клим прекрасно понимал по‑татарски и сразу же перевел приказы Гаврилке. И пока оба десятка Богадура тронулись с места, осторожно переступая в глубоком снегу, Гаврилка и Клим, проскользнув известными им тропками в глубине леса, давно уже появились в тех местах, куда должны были выйти посланные Богадуром воины. У них оставалось достаточно времени, чтобы подготовиться к их встрече.

Когда первый отряд воинов Богадура достиг назначенной точки, где должен был ожидать сигнала, на каждого воина внезапно прыгнул с дерева человек с ножом, – треск веток, шорох, сдавленный хрип – и армия Богадура за одну неполную минуту уменьшилась на десять человек.

Точно такая же судьба постигла и тех, кто хотел спрятаться у церковной ограды.

Откуда же было знать несчастному Богадуру, что обогащенный кровавым опытом многих войн, беспощадный и жестокий Леваш Копыто подготовил для него коварную западню.

Да, действительно, двадцать воинов Леваша открыто и шумно покинули Медведевку, но поздно ночью тайно и бесшумно туда вернулись сорок.

Так же тайными лесными тропами пришли обратно люди из Картымазовки и Бартеневки.

Медведевка была просто напичкана вооруженными людьми и готовилась отразить удар восьмидесяти воинов, поэтому сорок – просто не имели никаких шансов.

Когда Богадур с окружающими его людьми пробрался в окрестности медведевского дома, вокруг царила такая тишина и темнота, что, казалось, нигде нет живой души.

Правда, одна вещь серьезно обеспокоила Богадура – по мере приближения к дому снег становился слишком утоптанным, и страшное подозрение неумолимо разрасталось в его мозгу – нет, не четырнадцать, не тридцать – больше сотни людей топтались здесь, а это может означать только одно…

Все похолодело внутри, но он машинально поднес руки ко рту и тонко тихонько завыл.

В то же мгновенье вокруг в кустах зачиркали кремнии и несколько десятков факелов вспыхнули, осветив поляну перед домом.

Последний факел зажегся на вышке, и невольно вскинув глаза, Богадур увидел там Анницу.

– Не двигайтесь! – сказала она по‑татарски. – Потом перешла на русский. – Богадур, ты нарушил свое слово. Ты обещал уйти, если проиграешь наше состязание.

Она стояла в свете факела, красивая и недосягаемая, и Богадур понял, что на этот раз он проиграл все.

– Я не мог уйти без тебя, – сказал он, – Пойдем со мной и я сделаю тебя богиней! Ты будешь ходить в золоте, у тебя будет тысяча слуг, весь мир ляжет у твоих ног, потому что если ты будешь рядом, я покорю его!

– У тебя совсем помутился рассудок, Богадур. Двадцать твоих людей уже мертвы. Опомнись и сдайся. Я обещаю сохранить тебе жизнь.

– Ты совсем не знаешь восточных людей, красавица. Такие, как я, не сдаются. Я, готов умереть, но если ты не хочешь быть со мной – ты не будешь ни с кем!

Анница в сотые доли секунды произвела расчет, – она вспомнила, что во время состязания все три стрелы Богадура попали в голову соломенного человечка, а это означало, что при равной скорости выстрелов у нее будет преимущество.

Они выхватили из своих колчанов стрелы одновременно, причем Анница безошибочно нащупала оперение тяжелой боевой стрелы с кованным наконечником; они одновременно натянули и спустили тетиву, но у Анницы оставалась еще одна доля секунды на то чтобы успеть резко отвернуть голову.

Стрела Богадура, оцарапав ухо Анницы, глубоко вонзилась в столб вышки.

Стрела Анницы, прошила кольчугу и грудь насквозь и выйдя из‑под лопатки, уперлась в твердые золотистые чешуйки изнутри с противоположной стороны. В месте удара стрелы о кольчугу сверкнули искры, и вырвалась струйка сизого дыма.

Богадур рухнул с коня, как подрубленный.

Его воины издали боевой клич и бросились на противника.

Анница, соскользнула с вышки по канату и еще не успела приблизится, как все было кончено.

Леваш Копыто стоял над телом Богадура и улыбался, ожидая Анницу.

– Отличный выстрел, – восхищенно сказал он – Точно в сердце!

Анница вдруг вспомнила похожие слова, сказанные ей когда‑то и невыразимая печаль охватила ее.

– Наши потери? – спросила она у Клима.

– Двое людей Леваша легко ранены.

– А нападающие, что… все?

Клим обвел глазами поле короткого боя.

– Кажется, двое еще дышат.

– Сделайте все, чтобы они остались живы и отпустите – пусть расскажут хану обо всем, что видели.

– Постараемся, хозяйка.

– Спасибо всем за помощь! – поклонилась до земли Анница.

– Ты как будто не рада? – удивленно спросил Леваш.

– Думаю, Василий такого плана не одобрил бы. Это был не бой. Это была бойня.

Анница повернулась и быстро зашагала к дому.

Она вошла в горницу, сорвала с головы шапку, села за стол и, уронив голову на руки, громко разрыдалась.

Леваш тихонько вошел с плетеной бутылью и двумя кубками.

Он осторожно сел напротив, наполнил кубки, один поднял, другой подвинул Аннице и тронул ее за рукав.

– Если бы здесь сидел твой отец, он бы тобой гордился. Поверь мне. А насчет этого, ты не расстраивайся, дитятко! Война – всегда дело кровавое. Но самое главное в ней – это победа. И никто не спрашивает о ее цене. Победителей не судят!

… Кладбище «для чужих», заложенное Василием еще прошлой весной, все разрасталось.

Погост «для своих», огороженный и освященный отцом Мефодием чуть поодаль за церковью, к счастью, заполнялся гораздо медленнее – пока там находились лишь две могилы молодых ребят, которых Медведев даже не видел – они пришли со своими семьями в «Березки» когда он с друзьями и спасенной Настенькой еще возвращался из Литвы – и погибли, защищая имение от нападения людей князя Семена Бельского.

Несмотря на мягкие намеки отца Мефодия насчет того, что место покойников – на кладбище, Медведев, при молчаливом согласии Анницы и Филиппа, оттягивал перезахоронение Алексея Бартенева, который все еще покоился под березкой, недалеко от нового хозяйского дома, там, где Василий на следующий день после своего прибытия в эти места схоронил вместе с Иосифом неизвестного покойника, не подозревая о том, что это его будущий тесть.