Страница 3 из 9
Иными словами, период культурной революции в СССР – это период с 1921–1922 по 1939 г., когда ее цели были признаны достигнутыми. Объявление о завершении культурной революции в партийных документах открывало дорогу для последовавшей в послевоенный период рутинизации и продолжающейся бюрократизации работы на «культурном фронте», что и создало необходимые условия для того, что Р. Хестанов назвал «актом эмансипации культуры от идеологии»[23], который завершился образованием в 1953 г. Министерства культуры СССР[24]. В ходе этого процесса происходит функциональное размежевание ведомственной сети учреждений культуры и содержательных функций от задач их ценностного и идеологического модерирования, вынесенных в партийные структуры[25]. Начальный же период «культурной революции», напротив, представляет их прямое совмещение (прежде всего на персональном уровне, где руководители-лидеры выполняют гибридизированные партийно-идеологические и организационно-управленческие роли). Это совмещение – по мере нарастания комплексности задач – осуществляется также и на уровне организации, путем прямой имплементации органов партии в органы исполнительной власти. Лучшим примером этого является история Главполитпросвета («прямой аппарат партии в системе государственных органов»[26]) – партийного органа Наркомпроса, образованного по итогам X съезда РКП(б) в 1921 г. Главполитпросвет просуществовал на протяжении 10 лет и бессменно возглавлялся Н. К. Крупской – фигурой с безусловно большевистской лояльностью.
В позднесоветский период указанное разделение функций только углубляется. Административные органы управления культуры становятся все более массивными, создавая среду в том числе для формирования в это время все более активного запроса на научно-экспертное обследование сферы культуры[27] (феномен советской «социологии культуры»). Стоит отметить, что параллельно с этим процессом нейтрализации сферы учреждений культуры все более выраженным становится и позитивистский характер научно-экспертной и аналитической деятельности в этой области[28].
При этом партийный аппарат, выполняющий функцию идейного руководства, оказывается буквально завален вопросами, связанными с содержательным определением действия рутинизированной системы государственно-административных органов[29]: «Аппарат ЦК КПСС в области культуры исполнял функции инициатора, руководителя, контролера и арбитра… Однако отдел культуры, секретари ЦК партии подчас занимались мельчайшими делами, которые относились к компетенции учреждений исполнительных органов власти или самих творческих союзов, например, обмен книг на макулатуру»[30].
Тем не менее – и этому посвящена последняя часть статьи – общая тенденция заключалась в том, что система организации учреждений культуры в позднесоветский период раздифференцировалась со сферой идейно-содержательного определения собственной деятельности, по умолчанию предоставляя эту компетенцию партийно-идеологической подсистеме советского общества, но одновременно разрастаясь как организационная структура. Можно предположить (и это предположение я считаю очевидным в данном контексте – в силу специфики бюрократических организаций как таковых), что следствием этого стала возможность существования и расширения обширной полутеневой зоны, в которой постепенно разворачивалась собственная содержательная культурная жизнь, не поддающаяся функционально-определенному контролю со стороны партийно-идеологических органов[31].
Чтобы обосновать этот тезис, используем здесь своего рода телеологический прием – не останавливаясь на анализе сложнейшей промежуточной истории, обратимся к конечной точке развития советской цивилизации, которая фиксирует исторически сложившееся состояние интересующей нас области и намечает долгосрочные планы на будущее. По счастью, в нашем распоряжении есть уникальный материал – наиболее фундаментальный экспертно-плановый документ, созданный на излете существования СССР, – «Комплексная программа научно-технического прогресса СССР на 1986–2005 годы»[32] (далее – КП), который должен был включать 60 томов. Программа не только представляет собой максимально экспертно-фундированный документ такого рода, созданный за все советское время, но и является последней долгосрочной программой развития СССР, подготовленной в позднесоветский период. Проблеме культуры в том наиболее определенном смысле, который сформировался в экспертном сообществе советских ученых, посвящен раздел «Развитие культуры» тома «Социальные проблемы повышения народного благосостояния и развитие культуры».
В преамбуле авторы раздела рисуют довольно драматичную картину культуры (комплексного гетерогенного предмета) и как объекта планирования и управления, и с точки зрения знания («информационной базы») о ней в советском обществе. Следствием этого является фрагментированный подход к культуре, которая «оценивается не во всех своих внутренних и внешних связях и отношениях – не как целостное образование, система, – но с помощью неполного ряда изолированных, часто плохо сопоставимых показателей, отнесенных лишь к отдельным „участкам“ сферы культуры»[33]. Тем не менее, генерализуя различные подходы к анализу и, соответственно, управлению сферой культуры, Программа выделяет следующие возможные стратегии управления в этой сфере:
1) нормативная модель (основанная на расчете «рациональных норм потребления продуктов и услуг культуры населением» и «рациональном потребительском бюджете»);
2) модель «предпочтительного образца» (выделение групп населения, отличающихся некоторым совокупным «личностным потенциалом» – знания, трудовая и общественная активность, эстетический вкус и т. п. – и оцениваемых в качестве «желательного образца», в направлении которых должны двигаться другие социальные группы);
3) «историческая модель развития культуры» (выявление и прогностическая оценка реальных долговременных тенденций, наблюдаемых в обществе)[34].
Составители программы выбирают именно третью стратегию, что, как показывает дальнейший текст документа, на деле оказывается совершенно нейтральной и вполне позитивистской аналитической процедурой. А именно аппроксимацией количественных тенденций в области «продуктов и услуг культуры» (т. е. основных единиц культурной продукции, фиксируемых организациями культуры, включая СМИ, – спектакли, фонды библиотек, телевещание и т. д.), бюджета досугового времени, затраченного населением на тот или иной вид потребления культуры (важнейший в данном документе показатель, соответствующий некоторым общим методологическим тенденциям в позднесоветской социологии), динамики капитальных затрат на сферу культуры. Иными словами, дается статистическая динамика изменения ряда основных количественных показателей (за период с 1960 г.), а затем она аппроксимируется на период до 2005 г. Таким образом, в экспертной сфере избирается сугубо нейтральный подход статистически фундированной аппроксимации, тогда как никакого эксплицитного идеологического или политического содержания данная программа попросту не имеет. Культура окончательно превращается в сеть организаций и учреждений, понимаемых в позднесоветский период как некая самостоятельная реальность, обнаруживающая собственную динамику, которую и следует изучать, а опираясь на изучение – планировать ее самостоятельное поведение. При этом впечатляет сам перечень типов этих организаций, позволяющий понять, что же представляет собой культура в позднем советском обществе (будучи уже ведомственно отделенной от сферы образования и науки). Таких «отраслей и подотраслей культуры» авторам удается – при максимальном уровне обобщения – выделить 16 видов, группируемых как виды культурного / медийного потребления и досугового времяпрепровождения[35]:
23
См. статью Р. Хестанова в настоящем издании.
24
Если говорить о реальных социально-значимых результатах культурной революции в сталинский период в аспекте повседневно-бытовой культуры, то Фицпатрик выделяет сложившуюся в этот период систему из трех уровней культуры, выстроенных иерархически и специфицированных социально: 1) навыки элементарной гигиены и элементарной грамотности (нормативный уровень для крестьянства); 2) правила поведения за столом и в общественных местах, обращение с женщиной, знание основ коммунистической идеологии (рядовой городской житель); 3) «культура этикета» – хорошие манеры, правильная речь, опрятная и подобающая одежда, ориентация – хотя бы элементарная – в литературе, музыке, балете (уровень управленцев, «советской элиты»). См.: Фицпатрик Ш. Повседневный сталинизм. Социальная история Советской России в 30-е годы: город. М.: РОССПЭН, 2001. С. 99 и далее.
25
Тем самым, помимо прочего, были сформированы условия для прямых интервенций советских руководителей, прежде всего И. В. Сталина и Н. С. Хрущева, в сферу художественной политики.
26
Протоколы десятого съезда РКП(б). С. 570.
27
Очень масштабный сбор статистики по вопросам культурного потребления проводился, впрочем, начиная с первых лет существования советского общества – см. статью И. Глущенко в настоящем издании.
28
Здесь показательна, в частности, деятельность группы социологов культуры во главе с С. Н. Плотниковым (НИИ культуры Министерства культуры РСФСР), выступавших за широкомасштабные количественные исследования в этой сфере. Ср., например: Социология культуры. Вып. I / под ред. С. Н. Плотникова // Министерство культуры РСФСР. НИИ культуры. Тр. 9. М.: Советская Россия, 1974; Социология культуры. Проблема социальных показателей развития культуры. Сб. науч. тр. № 108 / под ред. С. Н. Плотникова. М.: НИИ культуры, 1982. Поле «социология культуры» в позднесоветский период не является однородным, в нем присутствуют различные группы и конфликты, но этот вопрос требует отдельного рассмотрения.
29
Весьма репрезентативное представление характера вопросов, с которыми работал высший партийный орган в это время, можно получить по продолжающейся серии публикаций соответствующих документов аппарата ЦК партии: Аппарат ЦК КПСС и культура. 1973–1978. Документы: в 2 т. / отв. сост. Т. Таванец. Т. 1. М.: РОССПЭН, 2011.
30
Весьма репрезентативное представление характера вопросов, с которыми работал высший партийный орган в это время, можно получить по продолжающейся серии публикаций соответствующих документов аппарата ЦК партии: Аппарат ЦК КПСС и культура. 1973–1978. Документы: в 2 т. / отв. сост. Т. Таванец. Т. 1. М.: РОССПЭН, 2011.
31
Подобные теневые зоны были возможны даже внутри идеологического ядра СССР – в области философии. См., например, документальный фильм А. Архангельского «Отдел» (2010).
32
Комплексная программа научно-технического прогресса СССР на 1986–2005 годы. Проблемный раздел 3.2. Социальные проблемы повышения народного благосостояния и развитие культуры (Для служебного пользования). М.: Академия наук СССР; Государственный комитет СССР по науке и образованию, 1983. В порядке справки (КП, с. 414–415) приведем список членов комиссии, занимавшейся подготовкой рассматриваемого здесь тома «Комплексной программы» (не включая рядовых составителей – их еще 69 человек): председатель – С. С. Шаталин, председатель – В. Ф. Майер, заместители председателя – Б. Г. Гребенников, Т. Н. Заславская, Н. М. Римашевская, В. М. Рутгайзер, Р. Я. Чаянов, ученые секретари – А. С. Бим, Т. Л. Клячко. Члены комиссии: Б. А. Бабин, Г. В. Бадиян, В. Е. Баскаков, И. В. Бестужев-Лада, А. Г. Вишневский, Л. А. Гордон, Б. А. Грушин, И. Б. Гутчин, Л. С. Дегтярь, И. Е. Дискин, A. M. Жданов, Ж. А. Зайончковская, В. Г. Зинин, Л. Г. Зубова, В. А. Калмык, К. К. Карташова, Э. В. Клопов, Т. И. Корягина, Т. А. Кудрина, М. С. Ланцев, И. Л. Лахман, Ю. А. Левада, И. Т. Левкин, Н. А. Нечипоренко, СИ. Никаноров, Л. В. Никифоров, А. В. Орлов, В. В. Пациорковский, С. Н. Плотников, Б. Б. Прохоров, С. С. Пчелинцев, В. З. Роговин, О. П. Саенко, А. А. Сергеев, А. И. Смирнов, Ю. У. Фохт-Бабушкин, А. И. Чухнов, Ю. Е. Шевяхов, В. А. Ядов, Г. А. Яременко.
К сожалению, авторы приведены общим списком, а не по разделам.
33
КП. С. 339.
34
КП. С. 340.
35
КП. С. 341.