В объятиях Кали

Бейнс сидел за столом, держа в руке карандаш. При известии о смерти сына карандаш замер в его руке, но через минуту он бросил его на раскрытый справочник и встал.

— Пора сматываться, — сказал он. — Здесь нельзя больше оставаться.

— А куда нам идти? — спросила девушка плачущим голосом.

— Кали позаботилась, — ответил Бейнс. — У меня куча билетов на рейс “Эйр Эйша”. Что ты думаешь к примеру, о Гонконге?

Она силилась улыбнуться сквозь слезы.

— Гонконг? В самом деле?

— А почему бы и нет. Воспользуемся этими билетами, обоснуемся там, воздвигнем новый храм — больше этого. И начнем все сначала.

— А убивать будем? — нерешительно спросила девушка.

— А как же, — заверил ее Бейнс.

— Тогда Кали будет довольна, — удовлетворенно заметила Холли.

— А то, что хорошо Кали, хорошо и нам, — подытожил Бейнс.

— Это мне понятно, Главный фанзигар. — Она нахмурилась. — Но вы не можете оставаться Главным фанзигаром.

— Почему?

— Тот, кто был нашим Святым, мертв. Значит, теперь наш Святой — вы.

— Согласен. А ты будешь Главным фанзигаром, — сказал Бейнс, проверяя наличие денег в бумажнике.

— Я? Но ведь я женщина?..

— Ну и что? Кали это оценит правильно. Ее можно назвать первой феминисткой.

Видя, с какой серьезностью Холли Роден кивнула, Бейнс с трудом удержался от смеха.

— Вы полетите со мной?

— Мы встретимся в Гонконге. Мне нужно внутренне подготовиться к миссии Святого. Думаю, надо уединиться в горах для медитации.

— Я родом из Денвера, — сказала Холли. — Если вам нужно пристанище...

— Спасибо. У меня есть здесь в горах поблизости один укромный уголок. Что может быть лучше горного колорадского воздуха — он-то и поможет мне подготовиться к новому жизненному служению.

Обняв девушку за плечи, Бейнс прибавил:

— А ты собирай всех, кто остался, и валяйте в аэропорт.

— А как же Кали? Нужно подготовить ее к путешествию.

— Нет. — В глазах Бейнса появился стальной блеск. — Я сам упакую статую.

— Но...

— Не будем зря тратить время, — отрезал Бейнс. — Мы в окружении неверных. Надо торопиться.

— Я сейчас же всех соберу.

Уже через пять минут с улицы донесся автомобильный гудок. Бейнс выругался про себя. У этих малолетних идиотов не хватает ума даже на то, чтобы парковать машины у черного хода.

Взяв стоящий в углу и замотанный в ткань большой предмет, Бейнс поволок его к двери.

Кроме Холли в живых осталось только шестеро душителей, они набили серебристый полосатый пикап до отказа — точь-в-точь сельди в банке. Юнцы пели, сотрясая своим хором автомобиль.

— Тише, вы! — рявкнул Бейнс, открывая заднюю дверцу. — Вы что, хотите, чтобы полиция накрыла вас, не дав добраться до аэропорта?

— Плевать нам на полицию. Мы убиваем для Кали.

— Убивай! Убивай!

Бейнс заехал ближайшему певцу в ухо.

— А вот мне не плевать. Здесь до черта полицейских, так что будем считать, что тема эта закрыта.

Бейнс протиснул тяжелый предмет вперед и привалил к переднему креслу. Сидевшей за рулем Холли он вручил несколько авиационных билетов.

— Будь осторожнее и береги Ее, — напутствовал девушку Бейнс. — Это Кали.

— Жизни не пожалею, Главный фанзигар, — пылко пообещала девушка.

— Не то говоришь. Теперь ты — Главный фанзигар. А я — Святой. Она робко кивнула.

— Да хранит тебя Кали, Святой!

— Счастливого пути. Главный фанзигар, — сказал Бейнс.

Смит отошел от окна и заторопился к двери.

— Они уезжают, — бросил он.

— Но Римо еще нет, — сказал Чиун.

— Пусть Римо остается статуя, — решил Смит. — Но черт меня возьми, если я дам уйти этим убийцам.

Он уже был на полпути к лестнице, когда Чиун последовал за ним. Все-таки император Смит еще очень слаб, думал кореец, одному ему придется туго.

На улице Смит остановил такси.

— Следуйте за этим пикапом, — сказал он, садясь в машину.

Чиун в ярко-бирюзовом кимоно протиснулся следом.

— Как бы не так, мистер, после дождичка в четверг. Желтая рука с силой вывернула таксисту шею — такой боли тот никогда еще не чувствовал.

— Император попросил следовать за автомобилем, что впереди нас. Согласен ли ты оказать ему эту услугу?

— Конечно, император, — пискнул водитель.

— Тогда действуй, и пусть глаза твои будут открыты, а рот закрыт.

— А ну, успокойтесь и замолчите, — приказала Холли своим подопечным.

Ей нравилось быть Главным фанзигаром. Отдавать приказания, решила она, и есть ее стихия.

— Мы едем в аэропорт! — выкрикнула она. — Мы увезем Кали в Гонконг.

— А на что мы будем жить?

— Будут ведь на самолете и другие пассажиры, — сказала Холли. — Кали обо всем позаботится.

Чувствуя себя отлично после своего первого начальственного выступления, Холли у первого же светофора приказала одному из душителей перебраться вперед и сменить ее за рулем.

— Главному фанзигару следует прежде всего заботиться о Кали, — сказала она, перемещаясь на сидение пассажира и обхватывая рукой завернутую фигуру. — Ой, что там такое?

Из живота статуи что-то торчало.

— Может, у нее выросла еще одна рука, — предположила Холли, разворачивая холст. — Если так — это хороший знак. Кали одобряет наш переезд в Гонконг.

В возбуждении она сорвала остатки ткани и недоуменно уставилась на статую.

— Что там, рука? — кричали сидящие сзади душители, пытаясь разглядеть, что же такое стряслось со статуей.

— Нет. Это... часы.

Холли коснулась пальцем диска, вмонтированного в живот статуи.

— А что делают часы на животе Кали? — спросил один из душителей.

Холли, как могла старалась скрыть свое удивление и важно произнесла:

— Святой консультировался со мной по этому поводу. По его мнению, так будет легче пройти таможню и вывезти Ее из страны.

— Хорошая мысль, — похвалил задавший вопрос юноша.

— Да здравствует Святой! — проорали некоторые душители.

— Да здравствует Главный фанзигар, — выкрикнула Холли, видя, что никто другой не догадывается этого сделать.

Интересно, почему на животе Кали оказались часы, размышляла Холли, внимательно осматривая их. Сзади ее единомышленники продолжали петь хвалу Бейнсу, но ее это почему-то раздражало.

— Как глупо поступил Святой, — сказала она. — Даже время поставил неправильно.

— Сейчас девять часов четыре минуты, — уточнил кто-то.

— Спасибо, — поблагодарила Холли, передвигая стрелки на циферблате. — Девять, одна, девять две, девять три, девять...

Статую разнесло на куски, один из которых размозжил голову водителю. Почти сразу же последовал взрыв в двигателе — машина запылала. Холли отбросило в кустарник, окружавший чей-то газон. Значит, Кали не хочет в Гонконг, мелькнуло в ее сознании.

Лежа на земле позади живой изгороди, Холли чувствовала, что умирает. И тут она вдруг поняла, почему гибнет и кто — причина ее гибели. Она хотела все рассказать, но из ее раскрытого рта текла кровь. С неимоверным усилием она пошевелила пальцами, не понимая, есть ли еще они у нее. Пальцы пока повиновались ей. Тогда она стала выводить прямо на земле кровавые каракули.

— К... — написала она первую букву. Усилие утомило ее, но она продолжала: — О... И еще одну нацарапала: Л...

Силы были на исходе. В эти последние мгновения она не могла даже пропеть: — Убивай для Кали. И все же она улыбнулась, ибо знала, что Кали мила и ее собственная смерть.

Взрыв был настолько мощным, что следовавшее за пикапом такси завертелось посреди мостовой.

У Смита перехватило дыхание при виде тел, вылетающих из охваченной пламенем машины, как жареная кукуруза выпрыгивает с раскаленной сковородки. Чиун уже выбрался из такси и спешил к месту катастрофы. Смит последовал его примеру, как только его рефлексы заработали снова.

Они извлекли из огня пять изувеченных юношей. Улицу прорезал свет фар, и завыла сирена — приближалась полицейская машина.