Страница 40 из 84
Начинал Отис как зоолог. И начинал интересно.
Правда, возня с вонючими препаратами быстро ему наскучила. Он жаждал доблести и славы. Он увлекся аквильским чудовищем. Даже когда было доказано, что аквильское чудовище – блеф, он не потерял вкуса к тайнам. В течение трех лет издал три поразившие читателей книги: «Тайны больших глубин», «Еще о тайнах больших глубин» и, наконец, томик, от корки до корки напичканный сложными формулами. Изучив данные святых книг, Отис доказал, что Иисус был распят не в какой-то другой день, а именно 22 марта. Он предложил помечать этот день в мировых календарях особыми цифрами. У одних оппонентов такое предложение вызвало гнев, у других чувство неловкости. Но Отис плевал и на тех и на других. Он впрямую занялся тем, что называл научной журналистикой. Он много путешествовал. В Уганде на него напал живой птеродактиль. Так Отис утверждал, показывая искалеченные пальцы на левой руке, других доказательств у него не было. Академические круги перестали принимать слова Отиса на веру. Из журналистики он тоже ушел, закончив моргом – так называют в редакциях газетный архив. А последние семь лет безвыездно провел на острове Лэн. Кое-кто считал, что это он и выдумал глоубстера. Но затем таинственная тварь попала в руки Мелани Кертрайт.
3
Мы шли по пустой улице, стараясь держаться в тени.
От каменных стен несло жаром, падали с ветвей скрюченные листья равеналий – дерева путешественников, и я опять поразился, как много листьев на земле. Они лежали слоями. Похоже, они не успевали сгнить, как падали новые, а службы уборки на острове, видимо, не работали. Встопорщенные пальмы, огромный эвкалипт, по колени погрузившийся в сброшенную с себя кору, ломкий персимон, пожелтевшая невыкошенная трава, и везде – листья, листья, листья. Всех форм, всех расцветок. Колючие, угловатые, овальные, почти круглые, сердцевидные. Никто не следил за чистотой улиц, листья шуршали под ногами. Они лежали на крышах, на земле, на стенах. Они облепляли желтыми пятнами обрывки лиан, какие-то тяжелые висячие стебли, вайи папоротников. Природа, не контролируемая человеком, взбесилась. Правда, и люди от нее не отставали. Женская туфля прямо под ногами. Злобно поблескивающие под солнцем обрывки магнитофонной пленки. Обрывки газет, пластиковые лоскутья, тряпье.
– Тут что, мусор не вывозят?
– Мусор? – удивился Джек. – Бывали деньки, когда мы трупы не успевали вывозить.
– Что это? – остановился я перед рекламным щитом. Он потемнел от пыли, но кое-какие надписи проглядывали, а в правом нижнем углу щита явственно просматривалось крошечное черное солнце с лучами-проту беранцами.
– Глоубстер, – подтвердил Джек. – Пока острову не грозил адентит, символическое изображение этой твари красовалось на всех рекламных щитах. Его лепили на джинсы, на рубашки, он украшал фасады отелей, о нем распевали куплеты. Это сейчас он ничего, кроме страха, не вызывает.
– А что известно о самой болезни?
– Ничего определенного.
– Но на острове много специалистов, в той же лаборатории Гарднера. Что они говорят?
– «Сохраняйте спокойствие!» – вот что они говорят, – раздраженно отмахнулся Джек, увлекая меня к запущенному трехэтажному дому. – Они сами ничего не знают. Они пока даже возбудителя болезни не выявили.
4
В баре «Цо-Цо» работали кондиционеры.
Мы нырнули в полумрак, как в прохладное озеро.
Столик у входа занимала компания китайцев. Они дружно, с каким-то даже неестественным усердием закивали, будто узнав нас. Остальные столики пустовали, только в углу просматривал газету одинокий человек в голубой расстегнутой до самого пояса рубашке.
Бармен долго искал что-то под стойкой, потом выпрямился, и я увидел тучного, тяжелого человека. Рубашка на груди и на плечах промокла от пота. И он был совершенно лыс. Я впервые такое видел: кожа на его лысой голове была изрезана частыми складками, как морщинами.
– Привет, Нестор.
– Привет, Джек. Ты уже слышал?
– О чем?
– Ну, весь город гудит. Я об этих подонках.
– Кого ты называешь подонками?
– Осквернителей могил.
– Вот как? Опять?
– Второй случай за неделю. – Голос Нестора звучал надорванно. – На этот раз пострадала могила Купера. Помнишь старого Купера? Он работал в банке, такой ушастый. Вот и до него добрались – прямо в могиле отхватили ухо.
– А там было что отхватывать? Он помер месяц назад.
– Вот-вот. – Бармен моргнул и пальцем поманил нас к себе.
Мы перегнулись через стойку, чуть не стукнувшись головами.
– Я говорил с шерифом, он врать не станет. Этот Купер, каким его положили, такой он и лежит. Понимаете? Ничего с ним не сделалось, будто он не умирал. В такую-то жару, а? Ни печатки, ни кольца с него не сняли, просто ножом отхватили ухо. Это сумасшедший, Джек. Может, он хочет разнести заразу по городу? Или подбросить ухо врагу?
– Мало ли что болтают, Нестор.
– Я с шерифом говорил. Это не болтовня.
Китайцы с любопытством лопотали что-то, посматривая на нас, только человечек в голубой рубашке ни на что не обращал внимания. Он сидел над газетой, как примерный гражданин, лицо его в полумраке казалось скорбным.
– Значит, ты Эл? – Бармен наконец обратил на меня внимание. – Джек давно обещал вытащить тебя на прогулку. Как ты? Уже встал с постели?
Я улыбнулся.
– А Кирк? Он придет?
Джек пожал плечами:
– Я не видел его два дня.
– Вчера он заходил ко мне, – сказал бармен. – Я выбросил его на улицу.
– Были проблемы?
– Разве это проблемы, – вздохнул бармен. – Налить порто?
– Пусть его китайцы пьют. Налей нам фирменного.
Нестор ухмыльнулся и полез под стойку. Потом выставил на цинк пару стаканов, наполовину заполненных мутноватой жидкостью, и выжал в них лимон.
– Пару месяцев назад, Эл, – хрипло сказал он мне, – я угостил бы вас устрицами. Пару месяцев назад я поставил бы перед вами розеточки с икрой морского монаха. Немного водорослей, немного ракушек. Море бодрит. Но эта морская тварь все тут испакостила.
– Не навсегда, Нестор, – улыбнулся Джек. – Налей и себе.
Бармен кивнул и снова полез под стойку. А выпив, коротко ткнул рукой в сторону китайцев:
– Никогда не думал, что желтая опасность столь реальна, Джек. Китайцев даже адентит не берет. Как тебе? Боюсь, что скоро в нашей стране останутся одни китайцы.
– Не преувеличивай, – хмыкнул Джек, но шутка бармена ему не понравилась. Он повернулся к китайцам, и они, перехватив его взгляд, дружно закивали.
– Видишь, – сказал бармен.
– Денег у них мало. Хотят тебе понравиться.
– Как здоровье, Эл? – сразу потеплел бармен. – Тебе, можно сказать, повезло, так ведь?
– Нормально, Нестор. Раньше в груди хрипело, как в мехах, я отплевываться не успевал, а сейчас нормально. Конечно, я многого не увидел, лежать в постели не сладко. Я однажды в Чикаго жил. Там была такая дыра, что я уснуть не мог. Грузовики и прочая дрянь. Все тряслось, стены ходуном ходили, а уши я затыкал ватой. А тут из-за тишины ночами не сплю, ковыряю в ушах, хочу вытащить из них вату. Глухо, как в отстойнике. Что ты обо всем этом думаешь, Нестор?
Бармен растерялся:
– Ты погоди, не торопись, Эл. Я слышал, что ты любишь поговорить. Но этак ты сразу все выложишь.
– Что мне, слов жалко?
Джек довольно хохотнул. По его виду я понял, что веду себя правильно. Но излишне рисковать он не хотел.
– Идем за столик, Эл. А ты, Нестор, смешай нам что-нибудь. И подай жратвы. Мы еще ничего не ели.
За столиком я сделал первый глоток. Зелье Нестора отдавало жутью.
– Наверное, эта штука очищает получше клизмы, да, Джек?
– Это точно.
– А осквернители могил, о которых говорит Нестор, они что, впрямь сумасшедшие? Почему они не взяли золотую печатку, но отхватили ухо? Они совсем не боятся этой болезни?
Ответить Джек не успел.
Дверь широко распахнулась, и китайцы дружно закивали вошедшему.