Страница 29 из 84
Я спрашивал не столько ради самих новостей, сколько ради Шеббса, которого опять привязали к взрывному устройству. Я боялся нелепых случайностей. Мне не хотелось, чтобы случайности вмешивались в дело. Я усмехался, слушая Йоопа. О да, в Амстердаме хорошо. Патриоты Южных Молукк близки к успеху. Главное сделано – мир узнал, наконец, о молуккских патриотах и с волнением следит за их действиями. Близко время, когда Южными Молукками будут управлять не чиновники, присланные из Индонезии, а сами молуккцы.
Свобода!
Я усмехнулся.
Во всей этой истории больше всего меня забавлял один достаточно неловкий, на мой взгляд, момент. Чтобы добиться своей свободы, коричневым братцам пришлось почему-то расстреливать жителей далекого бобрового штата, никогда не интересовавшихся их островами. Ну да, думал я, мыло для нечистой совести еще не изобретено. Не все ли равно, на чьей крови и костях строится свобода? Лишь бы она казалась крепкой. Разве, убивая Цезаря, Брут и Кассий не думали о свободе? А сам Юлий Цезарь, умертвив вождя готов Верцингеторига, разве пекся о чем-то другом?
– И вот – все это тщета и ловля ветра…
Я прислушался.
– Что было, то и будет, и что творилось, то творится, и нет ничего нового под солнцем…
Я смотрел на человека в долгополом пальто, привязанного к взрывному устройству.
Походил он на Шеббса? Несомненно. Был он Шеббсом? Не знаю. Вот уж поистине «узнать одного в другом вовсе не значит сделать из двоих одного». А человек в долгополом пальто, перехватив мой взгляд, медлительно улыбнулся.
– Учитесь терпеть, – сказал он негромко. – Нет на свете ничего такого, что бы со временем не заканчивалось.
Мог такое сказать Шеббс?
– Обратите внимание на малайцев, – все так же медленно продолжил сосед. – Кажется, там что-то произошло.
– Вы понимаете их язык?
– Нет, но я чувствую.
Чувствую… Он произнес это странно…
Ни улыбки, ни усмешки не отразилось на его длинном невыразительном лице.
И я с пронзительной ясностью представил его не в душном тесном вагоне, а под закопченными сводами тайной алхимической лаборатории. Дымящиеся колбы, клокочущие реторты, кубки, стеклянные сосуды, закопченный вытяжной шкаф, пугающий своим черным зевом. Вытянув длинные руки над колеблющимся огнем, мой сосед медленно бормотал слова магических заклинаний. «Глупец становится безумцем, богач – бедняком, философ – болтуном, приличный человек напрочь теряет всякое приличие». Мой сосед великолепно вписался в тайную лабораторию. Я отчетливо видел в его вытянутых руках венец вещей, вырванный у небес.
Может, никогда в жизни я не находился так близко к великой тайне.
«В моем досье, – рассказал однажды доктор Хэссоп, – есть данные о странных взрывах, сносивших с лица земли целые кварталы. Вспышка света – и все! Ни взрывной волны, ни грохота. И никаких пороховых погребов, никаких складов оружия. Ослепительная вспышка – и все! А еще я знал человека, которому посчастливилось держать в руках очень странное вещество. Оно походило на кусок прозрачного красноватого стекла, имело раковинистый излом и бледно светилось. Человек, владевший этим веществом, должен был прийти ко мне поздним вечером осенью пятьдесят седьмого года, но не пришел. Его труп нашли через несколько дней в местной реке. Я знал другого человека, который своими глазами видел «олово с зеленым свечением». Может, это был таллий? Но таллий испускает зеленоватое свечение, лишь будучи сильно нагретым, а тот человек держал свое таинственное «олово» голыми руками. Он тоже исчез. Не нашли даже трупа».
Я задумчиво разглядывал своего медлительного соседа.
«Кто бы он ни был, – сказал я себе, – я вытащу его из этого вагона».
– Будьте осторожны и внимательны, – негромко предупредил я. – Что бы ни задумали коричневые братцы, я постараюсь вам помочь. Если начнется свалка, держитесь рядом со мной.
Он странно взглянул на меня:
– «Туун»… Вы сказали «Туун»…
– Да, да.
– Нет, я не смогу побывать на этой вилле…
– Но почему?
Он медленно улыбнулся, и я понял, что спрашивать ничего не надо.
В вагон вновь вернулся Йооп. И он, и его незаметный напарник, не глядя на нас, молча разрядили автоматы. Патроны падали на пол и катились нам под ноги. Фермеры с надеждой повернули голову. Кто-то приподнялся.
– Всем сидеть на местах! – крикнул Йооп. И объяснил, снизив тон: – Мы выйдем первыми.
– Йооп, – попросил я. – Снимите взрывное устройство.
Йооп быстро сказал что-то напарнику, и они обидно расхохотались.
– Там нет взрывчатки, – объяснил Йооп. – Чистый камуфляж. Мы пошли на это, чтобы поддержать дисциплину.
– Всему свой час, и время всякому делу под небесами: время родиться и время умирать… Время убивать и время исцелять… Время разбрасывать камни и время складывать камни… И приблизятся годы, о которых ты скажешь: «Я их не хочу»…
Кем бы ни был мой медлительный сосед, для него эти годы, несомненно, приблизились. Он мог подойти ко мне в Спрингз-6, а мог и не подойти, теперь это не имело значения. Он мог быть Шеббсом, а мог не быть, это тоже не имело значения. Теперь он был мой. Я жаждал его разговорить. И каким-то непонятным образом он, кажется, понял это, потому что сидел молча, нахохлившись, как птица.
Кто-то сорвал газету с окна.
Мы увидели сырую поляну и солдат, выстроившихся перед вагонами.
Из-за деревьев торчал орудийный ствол, тут же стояли автобусы. Малайцы – я узнал Йоопа, Роджера (все же их было только одиннадцать человек) – выходили из вагона один за другим, прикрывали глаза ладонью, будто их слепил дневной свет, и бросали автоматы под ноги. Малайцев обыскивали и вталкивали в автобус.
Потом пошли заложники.
Храбреца Дэшила вели под руки.
Фермеры несли пустые корзины. По-моему, они прикидывали, кому следует подать счет за съеденные яблоки. В вагоне остались только я, привязанный к взрывному устройству Шеббс и остановившийся в тамбуре коротышка Триммер.
– Я отвяжу вас.
– Я не тороплюсь. – Шеббс не потерял ни медлительности, ни достоинства. – Помогите спуститься Триммеру. Мы успеем поговорить.
Это прозвучало как обещание.
Я знал, Джек Берримен где-то рядом.
С первым сообщением о захвате поезда он должен был искать меня.
Он должен был продумать все варианты. Даже такой, в каком я нахожусь в поезде вместе с человеком, который должен был подойти ко мне в Спрингз-6. Мне очень хотелось, чтобы он поскорее забрал меня и Шеббса из поезда. Поэтому я прошел через весь вагон, чувствуя на спине тяжелый, все понимающий взгляд Шеббса, и помог спуститься со ступенек Триммеру. Тот задохнулся, глотнув свежего воздуха, и что-то шепнул.
– Ну, ну, – сказал я. – Вы хорошо держались, Триммер.
– Есть еще кто в вагоне? – настороженно спросил подтянутый армейский капитан. Он держался так, будто только что выиграл историческое сражение.
– Да, – сказал я, загораживая проход и мешая капитану подняться в тамбур. – Там находится мой друг. Он привязан к взрывному устройству. Здесь нужен специалист.
Я верил малайцам, там вряд ли находилась настоящая бомба, но я высматривал Джека Берримена и хотел, чтобы первым в вагон вошел он. И так это, наверное, и случилось бы, но меня вдруг сбросило со ступенек. Меня снесло с них. Ослепительная вспышка растопила, расплавила, растворила солнечный свет. При этом никакого звука я не услышал. Острым камнем мне рассекло бровь. Я ослеп от хлынувшей на глаза крови. Стоя на коленях на мягкой сырой земле, я пытался понять, что произошло. Я стирал кровь с глаз ладонью, она текла вновь. «Не может быть так много крови…»
P. S.
– Мы поторопились.
Доктор Хэссоп был мрачен.
Я невольно притронулся к пластырю, налепленному на лоб, на рассеченную левую бровь. Мы поторопились? Как это?
– Эл не мог не торопиться. – Шеф тоже не понял доктора Хэссопа. – А Джек не мог замедлить события. Что, собственно, вы имеете в виду?