Книга сияния

– Я сбегаю за лекарем, – сказал Зеев. – И добуду немного «живой воды», чтобы разогреть ей кровь.

Тут в комнату стали заходить женщины, которые видели, как Йосель бежал по Юденштадту, но не смогли за ним угнаться.

– Уходите, уходите, – Зеев поспешно выталкивал их обратно. – Ступайте домой.

И, резко захлопнув дверь, убежал, оставляя Йоселя и Рохель наедине друг с другом.

Йосель снял с Рохели плащ, который по‑прежнему был завязан у нее на шее, развязал шнурки, крепившие ее корсаж, и отстегнул рукава. Теперь на ней осталась только сорочка, вся мокрая, он быстро стащил ее с Рохели через голову. Ее груди казались маленькими, когда она лежала на спине, зато соски цвели, как розы в конце лета, словно жили собственной жизнью. Йосель не мог отвести глаз. И тут Рохель вздохнула, и цветки закрылись, превратившись в розовые бутоны. Рохель открыла глаза, поморгала, затем огляделась. Она поняла, что лежит на полу у себя дома. И они с Йоселем совсем одни.

– Йосель.

Он держал ее голову у себя на коленях. А затем поднял Рохель, набросил ей на плечи покрывало и повернул лицом к себе. Взял полотенце и принялся растирать ее слипшиеся от тины волосы. Послюнил край полотенца и начал отчищать грязь. Волосы у нее были еще короче, чем у него, и стояли торчком по всей голове.

– Когда я была под водой, мне показалось, будто я увидела рыбу.

И тут Рохель вспомнила воду миквы, воду в голубом тазу, в котором, как она себе воображала, ее купала мама, все свои слезы за всю жизнь. Она барахталась под водой. Поверхность казалась далеко‑далеко. Даже не задумываясь о том, что она делает, Рохель сбросила со своей груди покрывало. И Йосель не смог отвести взгляда. Он все смотрел и смотрел.

Тогда она взяла его за руки и потянула к себе.

– Вот так, – сказала Рохель, показывая ему, как ее гладить. Затем она закрыла глаза и запрокинула голову. Рот Йоселя последовал за его пальцами. Он стал целовать ее шею, плечи, груди, а затем и ее губы.

– Не останавливайся, никогда, никогда.

И вдруг Йосель резким движением набросил покрывало Рохели на грудь, а сам одним прыжком оказался в другом конце комнаты.

– Ты вернул ее к жизни. А я привел лекаря, – гудел Зеев, распахивая дверь. – И вот, посмотри.

Он поднял повыше кувшин сливовицы.

– Ах, жена, тебе уже лучше! Равви с нами пришел.

И не только равви. Следом за Зеевом вошли еврейский доктор, Перл и Йоханнес Кеплер, который нес на руках Карела. Освальд просунул морду в окно. А из‑за Освальда нетерпеливо выглядывали женщины – из числа тех, что будто весь век живут у чужих окон.

– По‑моему, она совсем неплохо выглядит, – заметила Перл, глядя на раскрасневшиеся щеки Рохели.

– Прикрой голову, жена, – приказал Зеев.

Перл ловко ухватила край покрывала и набросила Рохели на голову. Лекарь присел рядом на корточки, поставил на пол свой саквояж, приставил к груди Рохели какой‑то инструмент в форме воронки и стал слушать, приложив ухо к узкому концу. Затем лекарь приложил ладонь к шее Рохели, приподнял ей веки, велел открыть рот и высунуть язык.

– Я не знаю, как долго она была под водой, – ломая руки, сообщил лекарю Зеев. – Ведь вода сейчас ледяная, совсем ледяная, чистый лед. Ах, жена моя. Знаете, рабби, однажды утром я ей сказал: «Как нам повезло, мы живем в теплой комнате». Пей, Рохель, пей, жена. Мне тоже нужно немного глотнуть. Подумать только – ты чуть было не утонула!

Поднеся кувшин ко рту, Зеев сделал изрядный глоток и вытер рот рукавом.

– Однажды Освальд очень скверно упал, наступив в ямку от выпавшего булыжника, – начал Карел, – и все тогда советовали мне его пристрелить. А я нянчил его днем и ночью, ночью и днем.

– Слушай, Карел, нам сейчас не до твоего мула, – Перл решительно не нравилось то, что она видела в комнате. Рохель лежала голая, под одной простыней, а Зеев, глупец, оставил ее наедине с Йоселем. Да, верно, Йосель просто голем. Но Зееву следует быть осторожнее. А еще и все эти не в меру любопытные соседки. Интересно, куда у всех чувство благопристойности подевалось?

– Пусть все уйдут, – приказала Перл. – И уберите животное из окна.

– Освальд не животное, – возразил Карел. – Он член моей семьи.

– Закройте окно. И все идите домой – мешайте там свою кашу.

– Фрау рабби Ливо, поймите, Освальд – одна из божьих тварей.

– И у нас у всех есть над ними власть, – парировала Перл. – А не наоборот.

– Мы все почувствовали дыхание смерти на наших щеках, – вставил Кеплер.

– А вы, герр Кеплер, что здесь делаете? – осведомилась Перл. – Из этой комнаты звезд не видно.

– Тс‑с, – шикнул Зеев. – Мы же не хотим, чтобы у моей жены голова разболелась. Она пережила ужасное испытание. Почему ты была не дома, Рохель? Когда я вернулся и увидел, что тебя нет дома, я просто не знал, что думать. Ты могла умереть.

Лекарь закрыл свой саквояж и встал.

– Не думаю, что с ней что‑то серьезное. Она молода, организм у нее сильный.

Подобно своей жене, рабби Ливо внимательно разглядывал Рохель. Когда они вошли в комнату, цветущие краски на ее лице померкли, она вдруг сделалась мертвенно‑бледной, а теперь ее щеки пылали. Гигант взял часть одежды, скомкал ее и подложил Рохели под голову вместо подушки. Рохель молчала как рыба – впрочем, чему тут удивляться? Ведь Зеев говорит без умолку. Но боже, прости и помилуй… Раввин не смог удержаться, чтобы не оглядеть прелестное тело женщины, прикрытое покрывалами. Голые руки торчали наружу. Тонкие и крепкие. Прелестные, ничего не скажешь. Руки Перл давно уже покрывала бледная плоть, болтающаяся как цыплячья кожа, – пустая оболочка на костях. К тому же, когда они только вошли, молодая женщина лежала с непокрытой головой, и короткие волосы обрамляли ее очаровательное личико подобно волнистому кружеву. Ох, одной ногой в могиле – и все туда же. Седина в бороду, бес в ребро. Раввину стало так стыдно, что он отвернулся.

– Пусть мужчины препоручат ее заботе женщин, – с неожиданной резкостью произнес он. Затем крикнул своим дочерям, которые пристально глядели через стекло, войти в комнату, и захлопнул окно перед самым носом у Освальда.

– Так‑то лучше, – сказал рабби Ливо. – Перл, принеси сюда немного капустного супа, который ты вчера приготовила. Вы согласны, доктор?

– Полностью, рабби Ливо. Прекрасная идея.

– Я не поскуплюсь, – объявил Зеев. – Все самые лучшие лекарства, чтобы моей дорогой жене стало лучше. Пожалуйста, Рохель, поговори со мной. Скажи мне, как ты себя чувствуешь?

Люди, непривычные к звуку ее голоса, затаили дыхание.

– Никогда в жизни лучше себя не чувствовала, – с исключительно нескромной улыбкой отозвалась Рохель.

– Она хочет сказать, что счастлива остаться в живых, – объяснил для всех Зеев.

Из‑под опущенных век Рохель украдкой взглянула на Йоселя, который горбился у двери.

– Я слышал, что такое бывает, и даже видел, как это происходит, – сказал лекарь. – Известно, что близость смерти дает нам обновленную радость жизни. По сути, подобные случаи усиливают наши жизненные ощущения, заставляют нас еще больше хотеть жить.

– Да, взгляните на императора, – сказал Карел.

– Нечего сказать, отличный пример, – буркнула Перл.

Раввин пригляделся к Йоселю. Гигант просто стоял позади остальных, ни на что не глядя, сложив перед собой ладони.

– Разве я не попросил всех мужчин удалиться?

Рабби Ливо вздрогнул. Он поймал себя на мысли, что подумал о Йоселе как о мужчине.

– …А женщин я просил помочь.

Дочери раввина теперь толпились в комнате, не зная, чем им заняться, с ужасом озираясь и недоумевая, как можно жить в таком убожестве.

– Спасибо вам всем, – пробормотал Зеев.

– Принесите теплую одежду!

Младшая из дочерей, Зельда, выбежала за дверь.

– Кроме того, ей нужны свежие простыни и покрывала. Лия, Мириам, идите с вашей сестрой и принесите сюда сухое белье. – Усталый и возмущенный, рабби Ливо резко обернулся: – Итак, не будут ли мужчины так добры удалиться?