Страница 118 из 135
Старуха взглянула на меня прямо и твердо, тем взглядом, что я еще с войны помнил, когда она, мужа и сына потеряв, явилась сюда претерпевшей, но не сломленной духом, чтобы взять заботы о племяннике.
— Угрозой, Коля, меня не возьмешь.
Сомневаться в ее словах я не имел оснований.
— Простите, Полина Антоновна, негодяи‑то на все способны.
Она наклонила голову.
— Мне‑то чего бояться?..
Получалась бестолковщина. Если и предположить, что прибег Вадим к грязной сплетне, марая имена Лены и Сергея, и даже о ребенке ляпнул (а вдруг и сам от ревности взбеленился и поверил!) — это не угроза все‑таки. Внука Полина Антоновна, конечно, отвергнуть не могла, внук‑то — радость. Ошеломление ее в таком случае совсем по–другому выглядеть должно. Откуда же подавленность, смирение, столь на нее непохожее?
Я хотел спросить, чем же он убедил ее, а спросил:
— Значит, он убедил вас?
— Убедил.
— Ну, что ж, Полина Антоновна, вам виднее, как лучше поступить, но если вы вынуждены действовать не добровольно…
— Не беспокойся.
Однако я закончил:
— На всякий случай, Игорь Николаевич вас знает. К нему можно обратиться.
До сих пор она сидела понуро, апатично, но имя Мазина будто встряхнуло ее.
— Нет. Вот уж это нет. Совсем не нужно.
— Я сказал, на крайний случай.
— А я тебе говорю, ни на какой.
Мне стало неловко своей назойливости.
— Воля ваша. Буду собирать чемодан.
Сначала я хотел уйти сразу, с чемоданом, потому что был уверен, что уеду без труда ближайшим проходящим поездом. Но Полина Антоновна отсоветовала:
— Не спеши с вещами. Осенью много поездов отменяют. Узнай сначала.
Но попытки связаться со справочным вокзала успеха не принесли. То было занято, то не отвечали.
— Ну и не беда. Сходи сам посмотри. Выбери, что поудобнее.
Теперь, когда я решился ехать, она, казалось, успокоилась немного и говорила со мной деловито, обычно.
Признаться, взять вещи и уехать немедленно было очень соблазнительно, однако я уступил, решил послушаться Полину Антоновну, то ли побоялся проявить невоспитанность, то ли еще что повлияло…
Да, повлияло, конечно. Оставив чемоданчик и выйдя на улицу, я не на вокзал напрямик отправился, а пошел в управление, чтобы повидать все‑таки перед отъездом Игоря.
Собственно, умнее было сначала созвониться, хотя бы из автомата. Но я лишний раз убедился в своей неорганизованности, когда, перерыв карманы, осмотрел бумажник, пролистал паспорт и записную книжку и не нашел визитной карточки Мазина с номером его телефона. К счастью, нужное мне здание конструктивистского типа, сооруженное до войны, я знал хорошо.
Дежурный направил меня в бюро пропусков, откуда по внутренней связи меня соединили с Игорем. Он оказался на месте.
— Прости. Минутку.
Я слышал, как он говорит по другому телефону.
— Да, Николай. Где ты?
— Я хотел бы проститься.
— Сейчас?
— Ты очень занят?
— Чтобы пожать руку, времени хватит. Но, может быть, тебе нужно немножко больше?
Он все понимал.
— До вечера подождать можешь?
Это вносило поправку в мои намерения, но я сказал:
— Могу.
И хотя ехать потом, поздно вечером, на вокзал не хотелось, я это неудобство решил преодолеть.
— Буду, когда скажешь.
— Ровно в девять. Запиши адрес.
Будто он знал, что я не нашел визитку!
— Жду!
И первым повесил трубку.
До вечера времени оставалось немало. Я побывал на вокзале и выяснил, что около часу ночи проходит поезд, который меня вполне устраивал. В кассе заверили, что на ночные поезда билеты практически всегда есть, и, следовательно, я мог прямо от Мазина отправиться на вокзал и утром увидеть в окне вагона море.
"Останется только грусть по безвременно ушедшему Сергею и… беспокойство, а как там Полина Антоновна…"
На лестничной площадке Мазина я стоял чуть раньше девяти, минут за пять. Стоял, собираясь позвонить, а лифт, на котором я приехал, тем временем вызвали вниз, он опустился и вернулся, привезя Игоря.
— Гость встречает хозяина? — спросил он и посмотрел на часы, сдвинув рукав форменного кителя с подполковничьими погонами. — Давно ждешь?
— Я с опережением графика. Минимальным. Еще не звонил.
— А там нет никого. Я все еще в одиночестве. Так что нам никто не помешает.
И он достал ключи из кармана.
— Прошу.
Я вошел в квартиру.
— Есть будешь? Или кофе?
— Лучше кофе.
— Давай кофе. Снимем усталость немного, а там видно будет. Располагайся поудобнее.
Расположиться он предложил мне в комнате на диване, а сам занялся приготовлением кофе на кухне, откуда, впрочем, его голос был хорошо слышен.
Говорил он что‑то полушутливое, малозначительное.
— Из всех достижений нынешнего быта с двумя никак не могу смириться с комнатными тапочками и питанием на кухне. Я вырос в галошах и в коммунальной квартире. Пять соседей, каково? И, между прочим, хорошо жили. Никто мясо из чужого борща не воровал. Но ели, как люди, за домашним столом. Хотя бы на кровати сидя. И в гости друг к другу ходили. Смешно, правда? Из комнаты в комнату. Почему бы на кухне не собраться? Она, кстати, была вместительная… То, что жили дружно, я думаю, неудивительно. Грызутся обычно там, где жильцов мало. Двоим всегда теснее, чем семерым. Недавно у нас забавный случай был — двое соседей в кухне мелом демаркационную линию провели. От середины плиты до нейтральной зоны у туалета.
— Тебе и таким заниматься приходится?
— Один границу нарушил, вот и пришлось.
— Ну и что же? — спросил я невольно, хотя кухонные дрязги меня интересовали меньше всего. Однако "квартирный вопрос" давил, видимо, на подсознание.
— Ерунда. Если тебя уголовные истории интересуют, я могу классику предложить. Подарю книжку "Сто лет криминалистики". Скоротаешь время в поезде.
Он появился с дымящейся кофеваркой.
— Я люблю горячий. А ты?
И, едва я взял чашку в руку, спросил серьезно:
— Ну, как ты оставил Полину Антоновну?
А я не знал, с чего начать!..
Вспомнил, как зашел за чемоданчиком. Говорилось "До свиданья", а подразумевалось "Прощайте", потому что когда же я теперь и зачем в город приеду? И она это понимала и даже слезу смахнула, во всяком случае, как‑то неловко провела пальцами по глазу. "Счастливо тебе, Коля".
И сделала попытку улыбнуться. От этой попытки полуулыбки защемило сердце тогда и сейчас снова.
— Ты тоже о ней думаешь? — спросил я Мазина.
Он улыбнулся.
— Не будем хитрить даже из вежливости. Ты не мог прийти просто так. Я не король, а ты не посол дружественной державы, чтобы наносить обязательный прощальный визит. Щадя мою занятость, обошелся бы телефоном, верно?
— Верно. Не хотел на твое время покушаться.
— А раз уж покусился, пользуйся. Что принес? Факты? Подозрения? Опасения?
Своими вопросами он открывал передо мной все двери, а я не знал, в какую идти.
— Игорь, я понимаю, ты профессионал, а я дилетант и обыватель с соответствующим мышлением, вытекающими из него домыслами и тому подобное.
— Друг Аркадий, не говори красиво!
Мне стало неловко.
— Хорошо. Речь идет в первую очередь об опасениях. Но лучше я изложу по порядку… Сам будешь судить. Может быть, все это пустяки.
— Излагай коротко, но не упуская важного. А потом посмотрим, пустяки или не пустяки.
Я и попытался сказать коротко, но, не имея опыта, говорил длинновато. Однако Игорь меня не прерывал и не поторапливал. Он умел слушать.
— Ну, вот, — закончил я. — Пустяк?
— Нет, — откликнулся он кратко.
— Но не по твоему серьезному ведомству, надеюсь?
— О ведомстве говорить рано. Дело может быть возбуждено только в тех случаях, когда имеются достаточные данные, указывающие на признаки преступления.
— Это цитата?
— Статья 108 УПК РСФСР.
— Прости невежество, а что такое преступление с точки зрения закона?