Страница 4 из 16
— Отстань от нас, дядька, у нас в Ленинграде есть папа и сестричка, ты нам вовсе не нужен!
После этого Нику как подменили. На щеках появился румянец, вернулся аппетит, и до конца санаторного лечения она летала как на крыльях.
Совсем другое настроение было у Гоги. В тот вечер он не пошел на охоту за жадными до курортных романов девицами. В расстроенных чувствах он плелся домой по знакомой горной тропинке. Из головы не шла противная девчонка, которая все время путалась под ногами и мешала охмурять ленинградскую красавицу. Ему даже показалось, что в клубах висевшего над ущельем тумана сверкнули ее рассерженные глаза.
— Оставь свою мамашу себе! — зло отмахнулся он от парившего в воздухе видения.
И тут, себе на беду, он заметил, что девочка вовсе не парит над пропастью, а сидит на руках у грациозной длинноволосой брюнетки. Стройная фигура женщины теперь отчетливо проступала сквозь вечерний туман. На ее тонкой благородной шее красовались изумительной красоты янтарные бусы. Злость у Гоги как рукой сняло. В его масленых глазках загорелся похотливый огонек.
— Девушка, ты так прекрасна! Зачем ты такая хмурая?! Пойдем ко мне, я тебя развеселю! Выпьем вина, послушаем музыку, потанцуем! Позабудешь грусть-печаль!
Горячие слова Гоги, похоже, подействовали на женщину. Она поставила девочку на землю, и та, весело припрыгивая, убежала вниз по тропинке. Томный взгляд черноволосой красавицы манил к себе. На душе у местного донжуана расцвело. Он потянулся к очередной добыче, но рука провалилась в пустоту, а нога не нашла опоры…
До конца отпуска Гоги больше никому не надоедал.
— Ты у меня лучше всякого отворотного зелья! — шутила мама с Никой.
Они даже представить не могли, что навязчивый ухажер еще долго не будет радовать своим присутствием курортный городок.
«Как я оказался на дне ущелья?! — думал он, лежа в травматологии. — Ведь все тропинки знаю как свои пять пальцев!..»
«Не натворила ли я дел с этим Гоги?! — думала Ника, когда одним дождливым вечером его образ неожиданно всплыл в ее памяти.
Случилось это в летние каникулы на даче. Ливень разогнал веселую детвору по домам, и Ника вместе со старшей сестрой Яной слушали мамины рассказы о ее нелегком послевоенном детстве.
Во время войны мамины родители погибли, и осиротевшую Эмму отправили жить к родной тетке в небольшой поселок под Ленинградом. У тетки жил кот, и девочка всем сердцем привязалась к нему. Тот платил тем же и ходил за ней по пятам. Все любили этого худосочного прохвоста и при случае подкармливали, чем могли. Все, кроме самой зажиточной по тем временам соседки. Не проходило и дня, чтобы она не орала через забор:
— Вот же паразит! Опять распугал всех моих кур. Да этот шелудивый гаденыш хуже фашиста! Кто мне теперь заплатит за яйца, которые мои несушки недодали из-за него!
— А нечего выпускать своих глупых кур на улицу! — защищала всеобщего любимца маленькая Эмма. — Держите их у себя в огороде, так никто их гонять и не будет!
И вот однажды кот пропал. Ребята облазили весь поселок, и все без толку. Они уже потеряли всякую надежду, как вдруг среди ночи Эмма услышала приглушенное мяуканье. Она вскочила с кровати и, как была, в одной сорочке побежала на улицу.
Звук доносился из-за соседкиного забора. Худенькая девчушка легко перепорхнула через ограду и упала прямо в куст смородины. Не обращая внимания на царапины, она понеслась на звук. Спотыкаясь в темноте, Эмма наконец добралась до высохшего колодца в дальнем углу двора. Сорвав с него крышку, она увидела в глубине два огонька кошачьих глаз. Девочка заметалась вокруг в поисках какой-нибудь палки. Тусклый отблеск скрытой за тучами луны был плохим подспорьем. Зато ее сорочка белым пятном светилась в ночи.
Со стороны соседского дома послышался скрип двери. Не замечая приближающейся угрозы, Эмма судорожно шарила руками в траве. Наконец под руку попалась сломанная жердь.
— Тебя-то мне и надо! — она сунула ее в колодец.
Кот вцепился в спасительную палку, и та резко потяжелела. От неожиданности Эмма чуть не выпустила ее из рук. Занозы впились в ладони, но она еще крепче сжала жердь.
— Кис-кис-кис! — ласково позвала девочка.
— Я тебе дам кис-кис-кис! — прогремело над головой. — Нашла-таки своего паршивца!
А «паршивец» уже сидел у нее на руках и радостно мурлыкал. Тут словно огромная оса впилась Эмме в ухо. Разгневанная соседка дотащила их до калитки и вытолкала на улицу.
— Чтоб вам пусто было! — неслись вслед истерические крики.
— Чтоб все твои куры передохли! — зло бросила Эмма, трогая саднящее ухо.
Кот потерся головой о щеку своей спасительницы и ткнулся холодным носом в ее горящее ухо.
— Уже прошло! — засмеялась она от щекотки.
А соседке было не до смеха. Среди ее кур начался мор. И хоть ветеринар объяснил это птичьей чумкой, жиличку из Ленинграда стали побаиваться.
— Так вот почему кошки в нашем доме не переводятся! — улыбнулась Яна и игриво толкнула сестренку в бок.
Ника ничего не ответила. Она никак не могла прийти в себя от услышанного.
«А не наслала ли я какую-нибудь чумку и на того Гоги?» — с неспокойным сердцем подумала она.
В тот вечер на даче ее так и подмывало спросить у мамы, не помнит ли она необычной легкости после перебранки с соседкой. Но так и не решилась.
Сейчас она, конечно же, не побоялась бы спросить. Но мама была далеко, да и губы перестали слушаться и, похоже, не только губы…
Она неподвижно лежала на полу спальни. Какие-то люди в униформе суетились вокруг нее и встревоженно говорили на знакомом, но почему-то малопонятном языке. Ее любимые собачки забились в угол и полными отчаяния глазами наблюдали за происходящим.
«Ну что, мои рыжики? Напугала вас хозяйка?» — мысленно обратилась она к ним.Они как будто услышали ее и дружно завиляли хвостами. Ника никогда не понимала, почему ей хотелось завести именно померанцевых шпицев. И вот теперь, как и с детским сном о Чернявке, ей вдруг открылось имя графа Ван-Борка, который выбрал родину этих песиков для своего пристанища.
Никто толком не знал, откуда в Померании появились богачи Ван-Борки. Золота у них было столько, что они сумели откупить у короны замок разорившегося вассала, да еще и все земли в округе. Новые владения Ван-Борка оказались столь велики и поступления в казну столь значительны, что Филипп Джулиус пожаловал ему титул графа.
— Что-то здесь нечисто! Накануне их появления рыбаки видели на Одере огромный галеон без флага! — судачили новые подданные пришлых господ. — Не иначе Ван-Борки из бывших пиратов!
— Да какая нам разница! Новый хозяин платит исправно, а откуда взялось богатство — не нашего ума дело! Самые любопытные пытались расспросить слуг Ван-Борков. Но те держали язык за зубами. Обет молчания, наложенный главой семейства, выполнялся строго, а его нарушители карались жестоко. Шли годы, и к моменту рождения правнучки основателя династии молодое поколение Ван-Борков уже не знало о черной силе, что таится в их крови, и уж тем более не ведало о сгинувшей в лесах прародительнице-ведьме.
В счастливом неведении находился и отец новорожденной. Его память еще хранила какие-то обрывки детских страхов перед грозной и всемогущей бабкой, которая все видит из лесной чащи, но эти давние легенды ныне не вызывали ничего, кроме недоумения.
«Зачем надо было пугать нас какой-то лесной бабкой? — думал он, глядя, как нянька стращает подросшую дочурку злым волком. — Серый разбойник куда как страшнее!»
Его мысли прервал звонкий детский голосок.
— А я приручу волка, и он тебя саму схватит за бочок!
Отец с умилением смотрел на маленькую непокорную графиню:
— Бог даст, вырастет в настоящую принцессу!
Однако семья не полагалась только на волю Божью и по настоянию матери графа изо всех сил помогала провидению. Сидонию — а именно так назвали девочку — с малых лет стали готовить к дворцовому укладу жизни.