Экипажи готовить надо

- Направляющий, шире шаг! - передал Иван по колонне, и вскоре маленькая фигурка пропала за косогором, исчезла из виду.

Однако на первом же привале Филимонов догнал колонну.

"Ну, - решил Иван, увидев потного разопрелого физрука, - скандала все-таки не миновать".

Поднялся и пошел навстречу.

Но Филимонов, когда к нему подошел Иван, просто сказал, что не имеет-де права он, физрук, не пойти с отрядом, что это его долг. Не поверил Иван ни единому слову физрука, но раздумывать особенно было некогда.

- Что ж… замыкайте тогда колонну, Эдуард Николаевич. После вас не должно оставаться ни единой души.

- Хорошо, - согласился Филимонов и тут только увидел старшего вожатого, занятого киносъемкой колонны на привале.

Так и оставил Иван физрука с круглыми от удивления глазами.

"Как бы там ни было, - думал теперь Иван, поглядывая, как приближается арьергард, - а идем. Удачно бы все обошлось, а там… победителей не судят. Только быть начеку. Только ни шагу, не обдумав!".

Никто, пожалуй, кроме самого Ивана, не знал, что прежде чем отправиться с отрядом в путь, он обдумал каждую мелочь. Сколько усилий и времени потрачено на подготовку, сколько ночных часов просидел он над планом и картой, сколько пролито пота на тренировках!.. И все-таки непредвиденное может случиться. В этом Иван отдавал себе отчет.

"Бледный у нас будет видок, случись что-нибудь. Неспроста Филимонов здесь, станет следить, вынюхивать, наматывать на ус, потом доложит Васе…"

Дав передохнуть и замыкающим, Иван поднялся, взмахнул альпенштоком: "Подъем!" - и взвалил на себя рюкзак. Тотчас же ожил большущий бивуак, а впереди, насколько хватало глаз, глубокими причудливыми провалами лежали Китимские овраги.

- Не забывать технику спуска и подъема по склонам! - напомнил Иван и первым, не спеша и опираясь на альпеншток, стал спускаться по круче, заросшей черемухой, кривыми березками и акацией.

Глава 22

В сотне шагов от первого оврага был второй. Сзади, за спиной у Ивана карабкалась "старая гвардия": Ширяев, Мария Стюарт, Муханов, Боря Анохин. Все раскраснелись, пыхтят, разговоры поутихли, но держатся пока молодцами, даже помогают друг другу. Поскользнулась Люда Пинигина, и Юрка ловко схватил девочку за руку, втащил на уступчик. Однако Пинигина, видимо, решила, что это уж чересчур, что этак ее за "слабачку" посчитают, чего доброго! Отняла руку, независимо тряхнула головой.

Юрка насупился.

"Эх, ты! - мысленно пожурил Иван строптивую королеву. - Обидела парня ни за что, ведь он же по-дружески…"

И тут Иван вспомнил о Люсе Ивановой.

- Юра, - позвал он.

- Что, Иванлич?

- Ты вот что… Ты здесь останься, дождись Люсю Иванову. Она у нас самая слабенькая и наверняка уже выдохлась. Только не говори, вот, мол, меня оставили помогать тебе, ни в коем случае! Как будто так вышло, ну, отдохнуть решил или… В общем, придумай что-нибудь, не обидеть бы… А поручаю тебе, как самому крепкому в отряде.

- Хорошо, Иванлич! - повеселел Юрка. И сбросив рюкзак, сразу же растянулся на траве возле самой тропы.

Теперь о Люсе-хиленькой можно было не беспокоиться. А основания для беспокойства были. Еще в начале первой смены мать Люси наказывала и ему, Ивану, и Анне Петровне: "Люсеньку мою в воду не пускать, на солнце ей нельзя, нагрузки физические противопоказаны, не нервировать ее, не будить слишком рано, холодной водой умываться не разрешать. Ведь какими только болезнями она не переболела!" - И следовал перечень сложнейших медицинских терминов.

Так наказывала мама Люси Ивановой. А он, Иван, глядел на хилое создание с просвечивающими сквозь кожу голубыми жилками и думал: "Выходит, ничего-то ей нельзя, выходит, жить почти нельзя?"

Он тогда еще усомнился в таком множестве недугов, сумевших уместиться в тонюсеньком тельце, его тогда еще удивил какой-то вызов в умненьких глазах девочки… "Да, - казалось, говорил ее взгляд, - я больная, я не такая как все!.."

"Залюбили вы ее, вот что! - И про себя решил: - Боже упаси возиться с девчонкой!"

Конечно, было… Раза два вернулась из лесу с головной болью, раза два зачихала после купания, но, лишенная гнетущей маминой опеки, очутившись среди горластых, ничего не боящихся, подвижных, компанейских девчонок и мальчишек, Люся-хиленькая постепенно начала оживать. Солнце, сосновый воздух и движение - много движения! - делали свое дело. Уже после окончания первой смены Люсина мама нашла свое чадо свеженьким, загорелым и веселым. На второй же смене расцвет Люси Ивановой продолжался.

И все-таки перед походом Иван колебался, долго колебался. Оставить в чьем-то отряде? В чужом отряде? И, потом, оставить - значит, что-то убить в ней, что-то растущее и крепнущее?

Мысли от Люси перекинулись на другие заботы, которых у руководителя похода хоть отбавляй. Хорошо в походе быть "рядовым", иди себе, любуйся ландшафтом, дыши полной грудью, тебя ведут, тебе скажут, когда привал, ты не заблудишься, тебе не надо выбирать место для ночлега, размышлять над компасом и картой… А вот руководителю…

То, что отряд сильно растягивался на марше, очень беспокоило Ивана. Этак они доползут до речки только к вечеру, а хорошо бы пораньше. Ведь до наступления темноты надо успеть поставить лагерь, приготовить ужин и многое другое. Но и спешить нельзя. Длинный караван, змеящийся по оврагам, - как единый организм, и он, Иван, должен хорошо представлять, каково сейчас этому организму, каждой его частичке.

А в это самое время Люся Иванова из последних силенок карабкалась по склону вверх. Ногу старалась ставить туда, где трава была выбита шедшими впереди, руками хваталась за кусты и так поднималась на один шаг. Потом был еще шаг, еще один, еще. Альпеншток она потеряла в первом же овраге: выронила, он и укатился вниз.

Сердце колотилось нещадно, спину под рюкзаком жгло, ноги сделались как две веревочки. Привычно ровная земля то вставала перед Люсей как стена, то косо проваливалась в пропасть. В кедах было скользко, будто кто налил туда сметаны. И обидно было, что она, Люся, самая последняя, сзади только физрук и Анна Петровна.

Их негромкие голоса здесь, на склоне, слышались отчетливо.

- Ну, я бы никогда не решилась, - глухо говорила Анна Петровна. - Взять на себя такую ответственность… А я так поняла, что раз старший вожатый идет с отрядом, значит, поход разрешили…

- В том-то и дело, что Иван самовольничает… А я вижу - уходят… И это… Как физрук, я был обязан пойти. Никуда не денешься…

- Что делается, господи, что делается!.. И какой же Иван Ильич тоже! Ничего не скажет… я-то ведь не посторонний человек, правда?

- Так вы, наверное, и самого-то главного не знаете? Что отряд идет без продуктов…

- То есть как без продуктов?

- Ничего не взяли на складе совершенно!

И тут Люся услышала какой-то нехороший смех Анны Петровны, отчего сделалось страшно. Голоса же внизу слились в одно сплошное бормотанье, но через минуту опять явственно донесло голос Анны Петровны:

- Нет, я с ума сойду!..

И голос физрука:

- Как только ребятишки запросят есть, я потребую повернуть обратно…

- Без разрешения, без продовольствия, - снова заговорила Анна Петровна. - А места-то какие! Я понимаю пройтись, красивые пейзажи посмотреть, но тут же… У меня уже, знаете, неплохое мнение стало складываться об Иване Ильиче, но эта его затея…

- Он забывает, что идет с пацанами, а не с солдатами. Жарища как в пекле!

- Вы взгляните вон на ту девочку, - понизив голос, сказала Анна Петровна.

- Ноги едва тащит, - прогудел физрук.

- Не надо было брать ее, ни в коем случае. Девочка насквозь больная, слабая…

"Господи, уж не обо мне ли?.. Это же я насквозь больная…" Люсе стало не по себе, и ноги у нее подогнулись.

А как ей хотелось вместе со всеми! Целую ночь она проплакала, от обиды трудно было дышать. "Почему я не такая, как все, почему?" - спрашивала она мокрую подушку.