Страница 20 из 41
И вдруг Юрий Павлович поймал себя на том, что ему неодолимо хочется пойти с Иваном, что он уже не может не пойти. Как и у всех людей на свете, у Юрия Павловича тоже была "страстишка", даже две. Одна - всем известная и нескрываемая самим Юрием Павловичем. Это кинолюбительство. И другая, - главная и тщательно скрываемая. "Препарирование людишек" - так он называл свою неутолимую жажду докапываться до тайная тайных человеческих характеров и поступков. Тут он мог пойти на все - лишь бы докопаться до сути, до подноготной.
Выкурив подряд две сигареты, Юрий Павлович закрыл на ключ свою кинокаморку и зашагал к административному корпусу.
Глава 20
- Так, значит, на плотах? - переваривал Василий Васильевич только что сообщенную ему новость.
- На плотах, - подтвердил Юрий Павлович, покуривая.
Разговор происходил все в том же кабинете, из окна которого открывался вид на залив. На гвозде как всегда висел бинокль, а на столе бесшумно работал вентилятор, поворачиваясь на своей оси, как бдительный страж неба - радар.
- Возвратится третий отряд, пойдет отряд Ирины Дмитриевны, - добавил старший бесстрастным тоном. - А чтобы знала, как и что, она тоже присоединяется к Ивану Ильичу.
- Бросит отряд и пойдет? - усмехнулся начальник лагеря.
- Ну, почему же? А Зоенька зачем? Зоя Прокопьевна справится одна. А Ирина, ты это, Васильевич, не забывай, - практикантка, ей полезно знакомиться со всем новым. И связывать ее действия мы не очень-то вправе, это не наша работница.
- Все Кувшинников решил, все расписал! - вскипел Василий Васильевич. - Да только одного не учел: никакого похода я не разрешу! Хватит с меня того, что каждый день дрожу, как бы чего не случилось! В лес поголовно все стали таскаться, а змея укусит, а заблудятся, а мухомора нажрутся? Вам что, вожатым? А я за все в ответе. Сплав на плотах! Нет уж, увольте, я в тюрьму не хочу. Ишь, стервец, какой стал! Ну что захочет, то и делает! Вчера косу пионерам в руки дал, сегодня другое… Я ему сейчас устрою поход, я ему сейчас покажу кузькину мать! - и, весь багровый, начальник лагеря включил радиостанцию, потянулся к микрофону.
- Остынь, Васильевич! - слегка побледнев, старший протянул руку и выключил радиостанцию. - К чему эмоции там, где нужно шевелить мозгами? Кувшинников в поход пойдет, кипятись не кипятись, он, понимаешь, наобещал ребятишкам, готовил их, тренировал. И теперь, конечно, уж не может…
Князев хмуро глядел на старшего из-под бровей.
- Я понимаю тебя, Васильевич, - выдержав взгляд начальника, спокойно сказал Юрий Павлович. - Дело рискованное, но ничего, видно, не поделаешь, придется дать согласие. Не дашь, уйдут тайно, ночью или…
- А я вот что сделаю… Я сейчас же распоряжусь никаких продуктов третьему отряду не выдавать. Пусть тогда попробуют уйти!
Тут старший едва сдержал улыбку.
- В том-то и дело, что они идут без продуктов.
- Как это? - брови у Василия Васильевича полезли на лоб.
- Да вот так… На подножном корму.
Князев вскочил на ноги, прошелся по кабинету раз-другой в растерянности. Юрий Павлович наблюдал за ним из-под полуопущенных ресниц.
- А черт с ним! - вдруг сказал Князев и рубанул воздух ладонью. - Пусть идут.
- Это что, официальное разрешение? - теперь настал черед удивляться старшему.
- Никакого разрешения! Просто я не знаю уже, что и делать. Арестовать Кувшинникова? Так ведь милиции здесь нет…
"Хотел бы я знать, - Юрий Павлович даже в кресле поерзал, - откуда такая покорность судьбе? И что она означает?"
- И еще… Васильевич, я хотел попросить тебя - отпусти меня в город.
- А кто, скажи, твою работу за тебя будет делать? Я, что ли?
- Имею же я право!… Сегодня всю ночь выл, как шакал, зуб разболелся… - старший состроил кислую мину, будто бы трогал языком больной зуб.
- Ну, давай, - думая о чем-то своем, согласился Князев. - Только недолго.
- Как сложатся дела, - развел руками старший. - Пломбу, видимо, придется ставить…
- А попутно разузнай там на заводе, - снова недобро нахмурился Князев, - как он, Кувшинников, на работе? Тоже, может быть, не чают избавиться…
- Понятно, - глубокомысленно произнес старший.
- Да не забывай, - напомнил Князев уже совершенно другим, помягчевшим голосом, - сегодня Эдя именинник…
- Договорились! - с готовностью согласился Юрий Павлович и поднялся с кресла. Выйдя на крыльцо, постоял с минуту в раздумье, потом махнул рукой и заспешил к своей кинокаморке.
Глава 21
Отряд сильно растянулся по тропе, и надо было сдержать первых, уплотнить колонну. Поэтому, как только подошли к Китимским оврагам, Иван скомандовал: "Привал!", - сбросил на землю огромный абалаковский рюкзак и, разминая плечи, помахал руками.
Мальчишки было в спор:
- Фу, мы не устали даже…
- Сразу давайте!
- Нечего делать!
- Тю, овраги… видали мы зверей!..
- На штурм, Иванлич!
А Мария Стюарт, покосившись на вожатого, затянула тоненько: "Не знаем страха мы, нигде для нас преграды нет…" Храбрецы, конечно, подхватили: "Всегда нас выручат в беде клинок и пистолет…"
И уже покатилась, покатилась по лесу "песенка старых капитанов", которой он, Иван, совсем недавно обучил ребят:
Друзья, закутайтесь в плащи,
Трубите в звонкий рог,
Ты с нами встречи не ищи,
Злодей с больших дорог…
Иван сел на траву и спиной привалился к рюкзаку, давая этим понять, что он с удовольствием послушает песенку, даже подпоет потихоньку, но что разговоры насчет "мы не устали" излишни; привал, и точка.
Он все еще был взвинчен и мысленно переживал начало похода. А события развивались так…
Часа два спустя после разговора в кинокаморке, Иван встретил спешащего куда-то старшего, и тот сказал ему, что Князев, как и следовало ожидать, против похода, но зато он, Юрий Павлович, наверняка пойдет с отрядом, только об этом пока молчок.
Тогда сделаем так, решил про себя Иван: грузы упакуем с вечера. Поднимемся ни свет, ни заря, когда лагерь еще будет спать, отнесем рюкзаки за лесные ворота и вернемся обратно. Как ни в чем не бывало по горну поднимемся, умоемся, пойдем на линейку, потом - на завтрак, потом приберем палату и территорию возле палаты. А затем, как обычно, отправимся в лес… на дверях же оставим табличку: "Ушли в поход, вернемся через три дня".
Но что-то не нравилось Ивану в этом плане, и он все раздумывал - что? И когда надо было уложенные и составленные в углу палаты рюкзаки выносить, он переменил решение.
Уходили в открытую, на глазах у всего лагеря.
И все утро Иван был в напряжении, ждал: вот-вот появится Вася и устроит скандал. Отряд умывался, спешил к центральной линейке, завтракал; прибрали в палате, подмели вокруг палаты, разобрали рюкзаки, выстроились в колонну, тронулись. Никто не задержал, когда шли по территории лагеря, никто не остановил у северных лесных ворот. И только когда колонна зашагала по тропе в лес, из-за кустов появился вдруг старший вожатый. За собой прямо по траве Юрий Павлович волочил огромный рюкзачище. Пионеры, видя это, засмеялись.
- Что у тебя там, кирпичи? - спросил Иван, догадываясь, что Юрий Павлович просто не может поднять рюкзак, так он тяжел.
- Думаю, что сахар и жиры не будут все-таки лишними… - кряхтел Юра, пытаясь залезть под рюкзак и оторвать его, таким образом, от земли.
Вначале Иван хотел рассердиться, но видя, что старшего прошиб пот, а рюкзака он так и не одолел, отобрал у него эту махину, взвалил на себя, а Юре отдал свой, тоже нелегкий, но посильный.
- Что-то все тихо-мирно, даже не верится, - негромко сказал он старшему.
- Да я вот тоже думаю, что бы значила эта тишина? - ответил Юрий Павлович, поправляя лямки рюкзака.
Двинулись.
И не успели пройти километр-два, как сзади показался физрук Филимонов. Колонна только что преодолела длинный увал и вползала в сосновый бор. Ивану, шедшему в хвосте, хорошо была видна серая лента дороги, вьющаяся вниз по склону. На ней-то и замаячила маленькая фигурка физрука. Он махал руками и кричал, а что кричал, можно было без труда догадаться…