Золото тофаларов

Зверь лежал, притаившись за завалом, развернувшись мордой к собственным следам. Он приготовился к прыжку, прижал уши, подобрался, спина его слегка колебалась, волна возбуждения пробежала по роскошной темно-бурой шкуре.

Я поднял ружье, поймал на планку вздрагивающие лопатки зверя. То ли ветка хрустнула под ногой, то ли ветерок от меня потянул — медведь повернул голову в мою сторону. Маленькие, глубоко посаженные глазки подернулись тоской. С коротким интервалом, почти дуплетом, я нажал оба спуска. Зверь вздрогнул и уронил тяжелую морду в снег. Маленькие уши встали торчком. Все было кончено…

Многому в человеке трудно найти рациональное объяснение.

Впоследствии я часто задавал себе вопрос, что же так упорно заставляло меня стремиться в Саяны? В чем же была истинная причина всех этих в общем-то трагических событий? И на что способен любой человек, если бы абсолютно точно знал, что же ему надо от жизни?

Глава 10

СВИДЕТЕЛЬ И ЕГО РОЛЬ

После того как мы со Степанычем так тепло поговорили, я уже было совсем расслабился — все, мол, решен вопрос с персоналом. Вся команда настроена должным образом, и никаких существенных препятствий для вояжа на ближайшем горизонте не просматривается. Охватила меня по этому случаю полная эйфория, и собрался я уже своим компаньонам небольшой банкет в «Белых ночах» предложить. В ознаменование достижения полного и окончательного согласия. Но неожиданный поворот событий чуть было напрочь не уничтожил все наши радужные планы.

Я уже мысленно был в Саянах и постоянно прокручивал в воображении возможные эпизоды маршрута, когда поздний вечерний звонок в дверь прервал эти увлекательные игры ума. Машинально я взглянул на часы. Без четверти одиннадцать! Кто же это мог быть? Очевидно, визит пенсионеров, бывших заслуженных обитателей района Плющихи, гуртом заселенных в окраинную новостройку.

Надо сказать, что шестнадцатиэтажная башня в Лианозово, служившая мне пристанищем последние три года, обладала редкими по силе и широчайшими по спектру акустическими возможностями. Особенно ярко они проявлялись, когда кто-нибудь имел неосторожность швырнуть в мусоропровод этаже этак на четырнадцатом бутылку из-под шампанского. Нарастающий пронзительный вой, завершающийся басовитым грохотом — такова была звуковая картина, сопровождающая это подлое действие и вызывающая в раздраженном мозгу мучительное представление об авиационном фугасе. А дикие гневные вопли комсомольцев двадцатых годов, густо населяющих соседние клетушки, свидетельствовали о многочисленных жертвах подобной атаки.

Особенно лихо пользовался музыкальными свойствами строения дородный татарин Рашид Ухватуллин, популярный мясник из соседнего гастронома, имевший обыкновение брать часть работы на дом, где он принимал вечернюю клиентуру. Туши новозеландских баранов разделывались этим потомком Батыя на лестничной площадке первого этажа ежевечерне, в святой для старых большевиков час — когда транслировалась программа «Время». В любой квартире нашей акустической трубы бодрые отчеты о трудовых успехах производственных коллективов сопровождались глухими ударами широкого мясницкого топора и палаческим кряканьем и уханьем наглого мусульманина.

Все это приводило к не менее гулким стенаниям и муравьиной беготне озверевших божьих одуванчиков по этажам, завершавшимся вызовом толстопузого участкового младшего лейтенанта Ничипоренко, который грифом-стервятником накрывал увлекшегося Рашида к началу спортивных новостей и улетал, зажав в клюве кусок баранины, когда передавали сводку погоды.

Так что, открыв дверь и увидев за ней гражданина весьма преклонных лет, я уже было приготовился выслушать страстный монолог о подлых нравах обитателей чудесного дома, упорно не желавших соблюдать нормы социалистического общежития. Но вместо этого старикан протянул мне большой конверт из грубой серой бумаги.

— Сергей Александрович Горин? — каркающим голосом спросил посланец.

— Он самый.

— Тогда это вам, молодой человек! — с изрядной долей яда в голосе произнес визитер.

При этом на его тонких губах играла улыбка, достойная Сальери.

— Что это такое? — Я недоуменно повертел в руках письмо.

— Повесточка, мил человек, повесточка! Распишитесь-ка вот туточки! — Старый сатир подал мне объемистый гроссбух, извлеченный им из истертого портфеля свиной кожи с накладными ремнями — мечты советского чиновника тридцатых годов.

Сдуру я поставил свою закорючку в его пыльном талмуде, и странный старец с сатанинским смешком растворился в темноте лестничной площадки.

Внутренне поругивая себя за неосторожность, я вернулся в квартиру и бросил конверт на кухонный стол. Очевидно, этим вечерним визитом я обязан районному военкомату, решившему, что давно пора нерадивому запаснику Горину освежить в памяти азы тактики и стратегии где-нибудь в лагерях под Можайском. Мой нынешний статус сотрудника оборонной конторы категории «ноль» с допуском к «СС» и «ОВ» давал полную возможность плюнуть жидкой слюной на жестокие требования военкомата пополнить унылые партизанские ряды, но также обязывал представить злосчастную повестку в военно-учетный стол института, раз уж я так неосмотрительно расписался за нее.

Заварив чайку покрепче, я распечатал конверт. Увы, лежавший в нем сизый листок не имел отношения к Красной Армии. Похуже было дело. Мне настоятельно рекомендовали явиться в следственное управление московского КГБ в Лефортове к товарищу Кравцову в качестве свидетеля по уголовному делу №… по статье 102 УК РСФСР, под которую, как известно, подпадают деяния, именуемые «умышленным убийством». Приглашение было на завтра, на десять часов утра. В моем представлении этот вызов мог быть связан только с Гришиным. Забыв про чай, я тут же позвонил Степанычу.

— Слушаю вас! — раздался в трубке сонный голос компаньона.

А ведь верно, полдвенадцатого ночи уже на дворе!

— Внимательно слушаете, товарищ майор?

— А, Серега! Что там у тебя стряслось?

— Повесточку получил. Не от тебя ли?

— Про моржа? — хохотнул Степаныч.

Этот анекдот он услышал около года назад где-то в кругах, близких к службе отбора прокурорских кадров. Какой-то, видимо халатно отобранный, сотрудник прокуратуры отправил 1 апреля кучу повесток ряду уважаемых граждан, в число которых входили директора торгов, заведующие базами и прочие бонзы распределительного Эдема.

В повестках они именовались обвиняемыми по какой-то загадочной статье и должны были немедленно предстать перед грозными очами прокурора города Москвы. Многие слабограмотные в правовом отношении граждане не удосужились заглянуть в кодекс и всю ночь глотали валокордин и прочие стимуляторы. На дату в повестках тоже никто внимания не обратил. А наутро в приемной городской прокуратуры группе лиц, находящихся явно в предынфарктном состоянии, растерянный дежурный объяснил, что указанная в их повестках статья предусматривает суровую ответственность за незаконный забой моржа в холодных водах морей бассейна Ледовитого океана…

— Нет, Степаныч, моржи ни при чем. В Лефортово вызывают. Свидетелем по сто второй. Полагаю, что с Гришиным дело связано.

— Вот оно что! Я же говорил — наши будут крутить это дело.

— Так это твоего приятеля инициатива?

— Нет. Если в Лефортово вызывают — значит, Мосуправа работает. Сделаем так. Ты поезжай утром, а я с Генкой встречусь, он узнает у московских, каким боком ты там проходишь. Когда разговор закончишь, сразу мне позвони на работу. Встретимся, обсудим.

— А если задержат?

— Да не боись! Мы проконтролируем.

— А как ты думаешь, о чем может речь пойти?

— Слушай, давай все на завтра, а? Поздно уже, да и телефон — штука ненадежная, сам знаешь.

— Ну, тогда до завтра.

— Бывай!

Как человеку спится с повесткой от КГБ в кармане? В учебниках по психологии масса исследований сновидениям посвящена. Всех классиков, начиная от Платона, эти процессы интересовали. Один Зигмунд Фрейд чего стоит! А современных исследователей сколько! А вот такую тему что-то никто не разработал! Ну, положим, перед Фрейдом этот вопрос стоять не мог, но отечественные-то психологи могли интересоваться?