Золото тофаларов

К утру я готов был небольшое эссе по этой любопытной проблеме черкануть, вклад в науку о бессознательном внести. И что меня удивило, так это связь между повесткой и либидо. Как начинает повестка сниться, так прямо чувствуешь — исчезает либидо, уносится, несчастное, как спринтер со старта…

Ровно в десять ноль-ноль я вошел в кабинет следователя Кравцова. И увидел я в этом маленьком облупленном кабинете, кроме самого Кравцова и железного Феликса на стене, не кого-нибудь, а лично товарища Волкова, нашего внутриинститутского представителя славной когорты чекистов. И так это зрелище меня поразило, что дар речи на время я потерял, и на любезное приглашение присаживаться (никогда профессиональный слуга закона не скажет грубо «Садитесь!», разве что перед расставанием надолго со знакомым) мог только ласково промычать что-то нечленораздельное в ответ.

— Сергей Александрович, — бодрым тоном произнес Кравцов. — Товарищ полковник дал вам хорошие рекомендации, и мы приняли решение быть с вами предельно откровенными, насколько, конечно, это позволяет сложившаяся ситуация. Вы понимаете?

Я кивнул. Ни черта я пока не понимаю, но, конечно, интересно, до каких пределов может распространяться откровенность следователя Комитета.

— Вы были хорошо знакомы с Сергеем Михайловичем Гришиным? — спросил Кравцов.

Ну правильно, быка надо за рога.

— Я знал его больше десяти лет.

— Что бы вы могли о нем сказать как о человеке?

Сложный вопрос! Пока, похоже, откровенность требуется только с моей стороны.

— Не глуп был. Даже несколько хитер. Смел, инициативен. Но всегда как-то себе на уме.

— Исчерпывающий портрет! — Кравцов усмехнулся. — А вам известно, что одно время он был сотрудником правоохранительных органов?

— Да, кажется, служил в милиции. Но это было еще до нашего знакомства.

— В милиции, в милиции… — задумчиво протянул Кравцов, глядя куда-то поверх моей головы. — А вам известно, как он расстался со службой?

— Нет.

— Ну, ладно, пока об этом не будем.

Очень откровенно!

— Я полагаю, Сергей Александрович, — вступил в беседу Волков, — что вам известны некоторые моменты уголовного дела, по которому ваш знакомый проходил в качестве обвиняемого?

— В общих чертах.

— Надеюсь, что вы лично не принимали участия в его незаконных действиях по изготовлению и сбыту изделий из драгметаллов? — произнес полуутвердительно-полувопросительно Волков скучным голосом, глядя почему-то на Феликса Эдмундовича, чей лик висел на противоположной от окна стене, справа от меня.

— Вы абсолютно правы! — с непроизвольной заискивающей улыбкой ответил я.

Поворот в ходе беседы мне решительно не понравился.

Кравцов и Волков переглянулись.

— Сергей Михайлович Гришин представлял собой незначительное звено в незаконной цепочке сбыта золота, очевидно похищенного в приисковых районах… — перешел наконец к откровениям Кравцов.

Далее в течение минут сорока он излагал уже известные мне факты. Кое-что он тактично упустил, а именно чехарду с перебрасыванием дела Гришина по разным ведомствам и причины его освобождения. Но было кое-что и новенькое. Оказывается, за день до ареста Гришина сотрудниками МВД, к нему должен был прибыть человек за тем самым золотым песком, что нашли при обыске, — сам Серега этот металл не использовал, служил просто передаточным звеном. И вот этот-то человек, предположительно студент из солнечной Греции, и интересовал ведомство, с представителем коего я сейчас беседовал, гораздо больше самого Гришина. Герой Эллады должен был быть схвачен за подлую империалистическую руку в момент передачи ему Гришиным богатства советских недр. Самое забавное, что с Серегой было на этот счет достигнуто соглашение! Какими путями, Кравцов мне конкретно не пояснил, но дал понять, что спектр возможностей, которыми располагает Комитет для подобных случаев, весьма широк.

Мероприятие сорвалось, так как Гришин случайно (а может быть, и не случайно) и крайне неожиданно как для самого себя, так и для своего патрона исчез в милицейских недрах, а послушно пришедший на конспиративную встречу студент интересовал людей с чистыми руками как прошлогодний снег — без золота он был ангельски чист.

Когда Кравцов закончил свое любопытное повествование, я в тонах вежливого удивления дал понять, что все было очень интересно и я оценил его действительно откровенный рассказ.

— Надеюсь, Сергей Александрович, вы понимаете, — вновь подал голос Волков, — что наша беседа носит конфиденциальный характер и все, о чем вы здесь узнаете, не подлежит разглашению?

— Разумеется! — среагировал я на этот несколько запоздалый комментарий.

— Так вот, Сергей Александрович! В свете изложенного материала мы хотим обратиться к вам с одной просьбой. — Кравцов твердо посмотрел мне в глаза.

— Если я что-то смогу для вас сделать…

— Думаю, что сможете. А сделать надо будет вот что — вы нам замените Сергея Михайловича Гришина. Не надолго — всего на несколько дней.

Это неожиданное предложение снова ввергло меня в шоковое состояние. Заменить собой Серегу, сейчас, вероятно, вылетающего серым дымком из трубы Николо-Архангельского крематория, — на такие мазохистские штучки я никак не рассчитывал, расписываясь вчера за проклятую повестку! Э, нет, ребята, так дело не пойдет!

— Но я не представляю, как же это можно сделать, — начал я осторожно отбрыкиваться.

— Мы все вам объясним, — серьезным тоном сказал Кравцов. — Но сначала нужно решить вопрос о вашем принципиальном согласии.

— Пожалуй, я не гожусь на роль Джеймса Бонда, — интеллигентно сформулировал я свой отказ.

Кравцов поморщился.

— Поверьте, Сергей Александрович, вам не будет никакой нужды стрелять, боксировать, скакать на лошади или участвовать в автомобильных гонках. Никакая специальная подготовка не потребуется. Все пройдет тихо, спокойно и займет, как я уже говорил, всего несколько дней.

— Нет, все же я не могу согласиться.

Лица обоих офицеров стали очень холодными.

— Сергей Александрович! — произнес Волков ледяным тоном. — Я позволю себе напомнить, что в свое время вы дали обязательство сотрудничать с Комитетом. Письменное обязательство! Мы, разумеется, не вправе приказать вам участвовать в оперативных мероприятиях, это дело сугубо добровольное. Но последствия отказа могут быть для вас крайне неприятны. Вы подали заявление о приеме в кандидаты в члены КПСС, вы заканчиваете заочную аспирантуру МГУ, вы, наконец, почти подготовили к защите диссертацию. Работа, если не ошибаюсь, имеет гриф и пойдет через спецсовет с нашей визой? Неужели не обидно ставить под удар сразу столько перспективных начинаний, а, Сергей Александрович?

Во вцепились, росомахи! Конечно, обидно. Отовсюду вышибут — разве что грузчиком работать устроишься. Но на кой ляд именно я им сдался, оперативников подходящих подобрать не могут, что ли?

— Но я же не знаком с оперативной работой, — сделал я еще одну слабенькую попытку отвертеться.

— А задача и не потребует таких навыков, — махнул рукой Кравцов. — Итак, вы согласны?

— Убедили, — понуро процедил я.

— Прекрасно! Мы были уверены, что вы охотно пойдете навстречу правоохранительным органам. — Лицо Кравцова снова приняло доброжелательное выражение.

— Со стороны руководства предприятия ваша отзывчивость к просьбе компетентных товарищей будет оценена должным образом, не сомневайтесь! — с многообещающей интонацией добавил Волков.

Шутит, что ли? Да нет, какие уж тут шутки.

— Ну что же, Павел Борисович… — Волков встал со стула. — Поскольку Сергей Александрович внял вашей просьбе, моя миссия, можно считать, окончена. Приступайте к работе и передайте мой привет Николаю Николаевичу. Рассчитываю на приглашение на следующей неделе. Очень за него рад, генеральская звездочка не каждый день с неба слетает.

Волков пожал руку Кравцову, повернулся ко мне.

— Вы с сегодняшнего дня в оплачиваемом отпуске. До завершения вашей работы у майора Кравцова. Желаю успеха! — С этими словами Волков покинул кабинет.