Страница 57 из 77
Мне стало не по себе. Хотя, наверное, так и заканчивают дни смотрители неспособные жить своей жизнью, раздираемые двумя мирами — от безумия и одиночества они сбегают во тьму…
— Сколько длится ночь?
— Алик приходил к костру тридцать раз, — сообщил Нифрим.
— Месяц?! — воскликнул я.
— Дни света вдвое длиннее, — опять успокоила Нина.
«Значит, в Дни света я снова увижу свой мир».
— Это все? Больше никто не придет?
— Придут. Я отправил людей сообщить, что маяк работает вновь, — поделился Нифрим.
Я поднялся:
— Хорошо. Мне пора. Увидимся завтра.
— Будем ждать, — кивнул старейшина.
— До свиданья, — нежно улыбнулась Нина.
Я побрел обратно, к маяку, понурив плечи и борясь с тошнотой. В голове творился какой-то космический хаос и мелькали кометы мыслей. Разве можно было предположить, что, шагнув за порог, я окажусь в чужом и загадочном мире? Но если часть меня хотела сбежать, навсегда захлопнув невозможную дверь, то другая страстно желала остаться.
Я схватился за ручку и оглянулся: где-то там, у костра, сидела дивная неземная Нина.
День был в самом разгаре, и дождь прекратился. После темноты я щурился от света.
— Телефон! — окликнул меня консьерж. — Кстати, у вас гости.
— Кто? — удивился я, забирая свой старенький аппарат.
— Борис Львович.
— Ну конечно! — воскликнул я, словно забыл об условленной встрече, и поспешил наверх.
Борис Львович сидел на диване в гостиной.
— Здравствуйте, Серафим! Надеюсь, вы не против, что я заскочил вас проведать? Просто на звонки вы не отвечали, а вторые ключи остались у меня…
Я прислонился к стене рядом с камином:
— Приехали проверить, не тронулся ли я потихоньку? Не волнуйтесь, все у меня хорошо… Вы ведь никакой не нотариус, а, Борис Львович? Почему же вы сразу не сказали, что вам нужен смотритель маяка?
— А вы бы поверили, Серафим?
— Не знаю… Но почему вы выбрали меня? Только не говорите, что я какой-то особенный!
— Однако так и есть.
— И что же делает меня таковым? Хороший слух или бедность?
— Кровь, — сказал Борис Львович. — Кто-то из ваших предков был с другой стороны.
— Не может быть! — изумился я.
— А иначе вы бы не смогли пересечь границу. Понимаю, вы сейчас немного растеряны и напуганы…
Я прислушался к бурлящим внутри чувствам. Да, не без этого. Но больше всего я был зол, даже взбешен: никто не вправе отобрать мою жизнь, а взамен подсунуть другую — чужую и чуждую.
— Вы плохо меня изучили, господин наниматель. Для меня нет ничего важнее свободы. Так что вам придется поискать другого кандидата.
Казалось, Борис Львович был готов к такому заявлению:
— Конечно, Серафим, вы вольны отказаться, и я приму ваш отказ. Но пока вы не можете уйти, придется побыть смотрителем, хотите вы этого или нет.
— Целый месяц! — ужаснулся я. — А как же моя рок-группа и репетиции? Что я ребятам скажу?
— Что устроились на работу, которая требует постоянного присутствия. Хотя, если честно, ваши перспективы на музыкальном поприще нулевые.
— Значит, нулевые?! — совсем разозлился я.
— Ну вам уже тридцать, а вы еще ничего не добились, и только глупцы полагают, что у них вся жизнь впереди.
— Выходит, я глупец. Ладно, как-нибудь переживу…
— Не хотел вас обидеть, но никак не пойму, чем вас не устраивает работа смотрителя. Ведь это всего четыре месяца в году, а делать, по сути, ничего не нужно. Остальное время живите как вздумается. К тому же со средствами смотрителя вы сможете и группу раскрутить, и путешествовать…
Я усмехнулся: «Отличная попытка!»
— Многие вкалывают с утра до вечера и никогда не получат таких возможностей, — продолжил уговаривать Борис Львович. — И потом, неужели вам неинтересно? Может, если вы больше узнаете о другой стороне, то перемените свое решение?
— Вижу, вы сильно желаете, чтобы я его переменил.
— Буду с вами откровенен, Серафим, — в мире не так много людей с особенной кровью, и найти вам замену будет непросто. Значит, на один маяк станет меньше, и многие погибнут.
— Только не делайте из меня убийцу!
— Я говорю как есть. Вы сможете с этим жить?
Я вспомнил прекрасные глаза загадочной Нины и понял: нет, не смогу.
— Так что вы предлагаете? — взволнованно спросил я.
— Принять свое предназначение, примириться со своими обязанностями и перестать быть эгоистом, — сказал Борис Львович.
— Тогда объясните, кто эти люди? Почему мы должны их защищать?
— Они — наш последний рубеж. Не станет их — и тьма с другой стороны просочится в наш мир. А вы даже не представляете, Серафим, что кроется в этой тьме.
— Демоны ночи, — прошептал я и содрогнулся.
— Это всего лишь слова, — нахмурился Борис Львович. — Современному человеку непросто понять, что за ними стоит. Зато древние люди знали, какая нам угрожает опасность.
— Значит, маяки существуют давно? — удивился я.
— Они были еще у шумеров, а смотрителями становились жрецы и маги.
— Но я не маг!
— Это вам так кажется. Просто вы еще не поняли, Серафим, как работает маяк: ваша сила заставляет его светиться.
— Выходит, маяк — это я?
— Можно и так сказать. Сила, заложенная в вас изначально, пробудилась, когда вы переступили порог этого дома.
— Но ведь это обычная многоэтажка!
— Для всех, но не для вас. Зиккураты, пирамиды, башни смотрителей всегда строились в особенных местах. Раньше их называли местами силы, но теперь мы знаем, что это места пространственных разломов. Ваш дом стоит на одном из них.
— И оказаться на другой стороне способен лишь маг, — сложив два и два, заключил я. — А что такое «другая сторона»?
— Иной план бытия, связанный с нашим как части песочных часов, — загадочно ответил Борис Львович.
Я задумался.
— Наверное, я останусь, — спустя минуту сказал я.
— Наверное? — прищурился Борис Львович.
— Меня смущает… беспокоит…
— Что? Говорите, не стесняйтесь!
— Судьба Александра. Вы знаете, что его растерзали демоны?
В глазах Бориса Львовича проскользнуло секундное удивление, но потом он потупил взгляд и вздохнул:
— Если честно, я не знал, что его постигла такая ужасная смерть… Но как это случилось, ведь возле маяка безопасно?
— Это случилось, потому что он оставил маяк и ушел во тьму.
— Странный поступок… Вам кочевники рассказали? Бедный Александр… Так вы боитесь повторить его судьбу?
Я кивнул.
— Не бойтесь, на маяке и возле него вам ничего не грозит. Просто не уходите далеко, если вздумаете прогуляться.
— Не вздумаю.
— Значит, договорились? Будете работать?
— Буду, — согласился я.
— Не ходите туда слишком часто — такие визиты отнимают энергию. Если что-то понадобится или возникнут вопросы — звоните. И, пожалуйста, не отключайте больше телефон, а то вы заставили меня поволноваться.
— Я не отключал, просто он разрядился, — виновато ответил я.
— Следите за этим.
— Обещаю.
Борис Львович поднялся, сердечно пожал мне руку, и пентхаус вновь опустел.
День пролетел незаметно: хотя мне было непривычно одиночество, я быстро нашел чем себя занять. Сперва созвонился с мамой, затем с друзьями, и они не усомнились в моей истории. Конечно, я рассказал им байку: мол, устроился давать уроки музыки сыну одного бизнесмена, и одно из условий моего внезапного трудоустройства — проживание с семьей в загородном доме. Зато деньги хорошие — и так далее, и тому подобное. С другой стороны, я часто устраивался на разные работы, иногда очень сомнительные, поэтому никто даже не удивился.
Закончив телефонные звонки, я какое-то время играл на гитаре, а потом уселся смотреть кино.
Ближе к полуночи стало как-то тоскливо. Я снова вспомнил загадочный Нинин взгляд и решил проверить, как обстоят дела на другой стороне. Также мне захотелось сделать девушке какой-то подарок и, не придумав ничего другого, я взял пакет с апельсинами. Неоригинально, во всяком случае в нашем мире, но там наверняка они не растут.