Опричнина

Однако опричнина проводилась в феодальных условиях, когда экономические основы централизации не были еще прочными. Этим в конечном счете объясняется то, что формы опричной политики и управления сами были почерпнуты из стародавнего арсенала московской государственной практики времен феодальной раздробленности.

Глава IX

Усиление феодального гнета в опричные годы

Искоренение очагов феодальной раздробленности, драматические страницы столкновения царя Ивана с его вчерашними сподвижниками не должны от нас скрывать главного: опричная дубина, ударяя по вельможному барину, другим концом еще сильнее била по русскому мужику. Тяжелые последствия для страны, которые принесла с собой опричнина, во многом объясняются тем обстоятельством, что опричный аппарат в силу его классовой сущности мог выполнять свою историческую задачу, лишь усиливая потоки слез и крови трудящихся масс страны. Недобрая память об опричниках царя Ивана, сохранившаяся в русском фольклоре, и отрывочные данные делопроизводственных документов наглядно и убедительно говорят о том, чего стоил русскому крестьянину и горожанину обрушившийся на страну шквал опричных преобразований.

В годы опричнины для населения страны страшным бичом были эпидемии и голод.

Первая тревожная весть донеслась уже в начале 1563 г. из новоприсоединенного Полоцка, где начался мор, вызванный последствиями ожесточенных боев за город[1975]. По данным исследователей, это был сыпной тиф[1976]. Эпидемия вспыхнула в Полоцке с новой силой осенью 1565 г., когда там умерло «много людей», в том числе даже местный архиепископ. В декабре того же года появились новые тревожные слухи о том, что «поветрие» обнаружилось в Колывани[1977]. Весной 1566 г. мор распространился на Озерище, затем на Луки, Торопец, Смоленск и вообще «по многим местом»[1978]. С августа по декабрь этого года эпидемия бушевала не только в городах Новгороде, Старой Русе, Полоцке, Озерище, Невеле, Торопце, но и по селам, «и не было кому и мертвых погребати». В сентябре 1566 г. смоленский воевода П.В. Морозов сообщал, «что по грехом явилося в Смоленску на посаде и в Смоленском уезде божие посещение, поветрее на люди: люди умирали многие смертоносною язвою». В связи с этим «государь велел заповедь учинити, что из Смоленска и из Смоленского уезда в московские городы пропущати никакова человека не велел»[1979]. Летописец отмечает, что «лихое поветрие» появилось в Можайске 1 сентября 1566 г. и только благодаря крепким заставам «утишилось». Однако уже 10 сентября новгородский архиепископ сообщил в Москву, что «в Великом Новегороде появилось лихое поветрие на посаде на штинадцати улицах, многие люди умирают знамением»[1980]. С той же осени начали «мереть» люди и во Пскове[1981]. Эпидемия 1566 г. была отзвуком общеевропейского бедствия, так называемой венгерской лихорадки. или огневой болезни, как на Руси называли вспышку сыпного тифа[1982].

В 1567/68 г. моровое поветрие опять бушевало в Новгороде, где «много людей помроша, а которые люди побегоша из града, и тех людей, беглецов, имаша и жгоша»[1983]. В июне 1568 г. Иван IV писал польскому королю, что хотел идти в поход на него, но ему помешало «лихое поветрие[1984].

К мору добавился и недород. Говоря о причинах голода, вспыхивавших то в одних, то в других частях Руси XIV–XV вв., Л.В. Черепнин справедливо замечает, что их следует видеть не только в природных явлениях (недород), рутинности сельскохозяйственной техники, но и «в общих условиях социально-экономического развития Руси». В частности, на крестьянском хозяйстве пагубно отражались многочисленные княжеские усобицы[1985]. Сходные явления мы обнаруживаем и в 60-х — начале 70-х годов XVI в., когда опричные репрессии и правежи и бесконечные войны явились сильнейшим фактором, влиявшим на усиление крестьянской нищеты и голода.

Поволжье осенью и зимой 1566 г. неожиданно подверглось нашествию грызунов, истребивших запасы хлеба и вызвавших вспышки голода[1986]. Это было предвестником больших бедствий.

Уже в 1567/68 г., по сообщению одного летописца, на Руси был «глад… велик, купили на Москве четверть ржи в полтора рубли»[1987]. В следующие годы голод принял угрожающие размеры. Весной 1569 г. в стране «недород был великой хлебного плоду: рожь обратилась травою мялицею и бысть глад велий по всей вселенней»[1988]. То же самое записывал и летописец Волоколамского монастыря[1989]. Положение еще более ухудшилось в следующем,1569/70 г., когда «мор» был силен по всей Русской земли»[1990]. В Морозовском летописце говорится, что «было в Москве и во многих градех великое моровое поветрие. И таковаго поветрия не бысть, отнележе и царьство Московское начася, понеже невозможно и исписати мертвых множества ради»[1991]. Рисуя положение Русского государства осенью 1570 г., Шлихтинг обратил внимание на то, что «во многих московских городах» в это время был мор. Причем «мрут, — писал он, — сильно в 28 городах, в особенности же в Москве, где ежедневно гибнет 600 человек, а то и тысяча»[1992]. Особенно тяжело было положение зимой, когда «была меженина велика добре на Москве, и в Твери, и на Волоце, ржи четверть купили по полутора рубля и по штидесяти алтын. И людей много мерло з голоду»[1993].

В 1569–1571 гг. в различных районах России резко подскочили цены на хлеб и другие продукты сельского хозяйства[1994]. В Махрищском монастыре цена ржи в 1569/70 г. доходила до одного рубля за четверть[1995]. По другим данным четь в Москве покупали за 60 алтын, в Вологде — по рублю, в Устюге — по 18 алтын и в Холмогорах — по 20 алтын (овес по 12 алтын, пшеницу по 39 алтын, ячмень по 20 алтын)[1996]. Таубе и Крузе голод 1570 г. связывали с новгородским походом Ивана IV: «В общем, тяжело говорить о том бедствии и горе, которые мы видели своими глазами. Все посевы в полях, селах, городах и дворах были сожжены и уничтожены, так что в стране начался такой голод, какого не было со времени разрушения Иерусалима»[1997]. Но это, конечно, ошибка. Страшный голод свирепствовал в этом году не только в России, но и в Литве и Польше[1998].

Особенно тяжелым для России был 1571 год, когда на страну почти одновременно обрушились эпидемии (чума)[1999], голод и нашествие Девлет-Гирея. Летописец сообщает, что с июля до декабря в Волоколамском монастыре «миряня, слугы, и дети, и мастеры все вымерли, и села все пусты, отчасти ся что остало»[2000]. Власти Суздальского Покровского монастыря жаловались, что к декабрю 1571 г. в результате поветрия монастырские люди и крестьяне «вымерли во всех деревнях их»[2001].

1975

В Полоцке «много людей мерло и детей боярьских» (ПЛ. Вып. II. С. 214).

1976

Васильев К.Г., Сегал А.Е. История эпидемий в России (материалы и очерки). М., 1960. С. 43.

1977

Русские акты Ревельского городского архива // РИБ. Т. XV. № 76. Стб. 139.

1978

ПЛ. Вып. II. С. 248.

1979

Сб. РИО. Т. 71. С. 431.

1980

ПСРЛ. Т. XIII, 2-я пол. С. 404. По сообщению Балтазара Рюссова, осенью 1565 г. мор начался в Ливонии и распространился в Ревеле весной 1566 г. (Прибалтийский сборник. Кн III. 1880. С. 157). «Мор в Новгороде был с Семеня дня 7075 до Крещения» (Насонов А. Н. Летописные памятники хранилищ Москвы (новые материалы) // Проблемы источниковедения. Сб. IV. С. 255–256).

1981

ПСРЛ. Т. XIII, 2-я пол. С. 404. «Мерло многое множество людей, мужей и жен и детей» (ПЛ. Вып. II. С. 249); в другом летописце под 1566/67 г. сообщается, что «в Великом Новегороде и во многих градех мор был» (Тихомиров М.Н. Малоизвестные летописные памятники // И А. 1951. Кн. VII. С. 224; он же. Краткие заметки о летописных произведениях в рукописных собраниях Москвы. М., 1962. С. 160).

1982

Васильев К.Г., Сегал А.Е. Указ. соч. С. 44.

1983

НЛ. С. 336. На Волоке Ламском в этот год «был мор да не велик» (Зимин А.А. Краткие летописцы XV–XVI вв. // ИА. 1950. Кн. V. С. 21). Весной 1568 г. боярин B.C. Серебряный писал из Полоцка, что «ево застрелило поветреем» (Э. Л. 343 [РК 1475–1605 гг. Т. II. С. 230]). Вероятно, он от эпидемии умер, ибо после этого в источниках его имя не упоминается.

1984

Сб. РИО. Т. 71. С. 569. В декабре 1568 г. Иван IV был в Слободе, а «в Москве было тогда лихое поветрие» (ЦГАДА. Крымские дела. Кн. 13. Л. 140). Царь долго не принимал английского посла Томаса Рандольфа (прибыл в Москву лишь в конце сентября 1568 г.), ссылаясь на то, что «на Москве было посещение — моровая язва» (Толстой Ю. Первые сорок лет сношений между Россиею и Англиею. 1553–1593. СПб., 1875. № 33. С. 135). О голоде сообщил в Лондон Рандольф, в результате чего англичане послали на Двину «несколько кораблей, нагруженных хлебом» (Середонин С.М. Известия англичан о России во второй половине XVI века // ЧОИДР. 1884. Кн. IV, отд. III. С. 84). К 20 февраля 1569 г. «мор», вероятно, утих, ибо тогда («по прекращении мора») царь принял Т. Рандольфа (Толстой Ю. Указ. соч. № 33. С. 135).

1985

Черепнин Л.B. Образование Русского централизованного государства в XIV–XV в. М., 1960. С. 149, 150.

1986

«Того же лета приде на Казанские да на Свияжские да на Чебаксарские места мышь малая с лесов, что тучами великими, и поядоша на поле хлеб всякой и не оставиша ни единого колоса; да и не токмо по полем хлеб поядоша, но и в житницах и в закромех» (ПСРЛ. Т. XIII, 2-я пол. С. 405).

1987

Тихомиров М.Н. Малоизвестные летописные памятники. С. 224. В сентябре 1567 г. в русской крепости Суше за четверть жита платили один рубль (AS. Т. VII. NCL VII).

1988

Тихомиров М.Н. Малоизвестные летописные памятники. С. 89; ср.: ЦГАДА. Ф. Оболенского. № 44. Л. 15 об.; Летописные заметки за 7030–7137 (1522–1629 гг.)//ЧОИДР. 1896. Кн. IV, отд. IV. С. 1.

1989

«На Москве и по многым городом мор был велик» (Зимин A.A. Краткие летописцы… С. 21). Автор Жития казанского архиепископа Гурия, будущий патриарх Гермоген сообщал, что в ноябре 1569 г. «6е же тогда на Москве мор силен» (Любарский П. Сборник древностей Казанской епархии и других приснопамятных обстоятельств… Казань, 1868. С. 16).

1990

Тихомиров М.Н. Малоизвестные летописные памятники. С. 92. «По всей Руськой земли бысть мор силен — многие грады и села запустели» (ЦГАДА. Ф. Оболенского. № 44. Л. 15 об.: Летописные заметки за 7030–7137 (1522–1629) гг. С. 1. «В осьмом (т. е. 7078 г.) мор и глад», — лаконично записывал автор Пискаревского летописца (Пискаревский летописец. С. 80 [ПСРЛ. Т. 34. С. 192]). «Того же году на Москве была меженина», — заносил в разрядную книгу приказной делец, не склонный обычно к таким отступлениям (Э. Л. 360 [РК 1475–1605 гг. Т. II. С. 265]); ряд деревень запустели «от мору 78-го» в Ореховском присуде (Самоквасов Д.Я. Архивный материал. Т. II, ч. 2. М., 1909. С. 316, 324,325). О голоде и дороговизне в Москве в начале 1570 г. сообщает шведский посол епископ Павел (Аделунг Ф. Критико-литературное обозрение путешественников по России // ЧОИДР. 1863. Кн. I, отд. IV. С. 157).

1991

ГПБ. FIV. № 228. Л. 69 об.; см. аналогичные сведения в другом летописце: «Бысть поветрее на Москве и во иных во многих городех» (ГИМ. Собр. Уварова, № 593. Л. 223).

1992

Шлихтинг. С. 59. Во время ссылки в Муром (сентябрь 1570 — ноябрь 1571 г.) из состава шведского посольства умерло от эпидемии 15 человек (Аделунг Ф. Указ. соч. С. 157).

1993

Четь овса тогда на Волоке стоила полтину (Зимин A.A. Краткие летописцы… С. 21–22). В ноябре 1570 г. турецкий посол задержан в Рязани, потому что «на Москве по грехом в ту пору было божье посещение поветрее» (ЦГАДА. Турецкие дела. Кн. 2. Л. 52 об. — 53). Вероятно к 1570 г. относится и рассказ Г. Штадена о том, что «был тогда великий голод: из-за кусочка хлеба человек убивал человека… Много тысяч людей умерло в стране от голода» (Штаден. С. 92).

1994

Маньков А.Г. Цены и их движение в Русском государстве XVI века. М., 1951. С. 32–33,106,114–115.

1995

Леонид. Махрищский монастырь. Синодик и вкладная книга //ЧОИДР. 1878. Кн. III. С. 7. «Бысть глад на Москве… люди людей ели. А ржи четверть купили на Москве в то время по 12 рублей. А четверть в весу 5 пудов» (Тихомиров М.Н. Краткие заметки. С. 45–46).

1996

ПСРЛ. Т. 28. С. 163.

1997

Таубе и Крузе. С. 50.

1998

Stryjkowski М. Kronika Polska, Litewska, Zmodska i wszystkiej Rusi. Warszawa, 1846. Т. II. S. 419.

1999

Исследователи вопроса считают, что речь должна идти о сыпном тифе (Васильев К.Г., Сегал А.Е. Указ. соч. С. 44). Ранее считалось, что это была чума (Дербек Ф.А. История чумных эпидемий в России. СПб., 1905. С. 32). Мор начался с августа 1570 г., когда к тому же «хлеба не родилося» (Тихомиров М.Н. Краткие заметки. С. 113). Судя по известиям А. Шлихтинга и Г. Штадена, в России была эпидемия чумы (Штаден. С. 106; Шлихтинг. С. 59), то же было и в Эстонии и Речи Посполитой (Скрынников Р.Г. Опричный террор. Л., 1969. С. 143).

2000

Зимин A.A. Краткие летописцы… С. 22; ср.: Сборник князя Хилкова. СПб., 1879. № 591. В 7079 г. «на Москве был мор и по всем градам руским» (Пискаревский летописец. С. 80 [ПСРЛ. Т. 34. С. 192]). В январе 1572 г. «мор прекратился, проезды были открыты» (Середонин С.М. Известия англичан о России… С. 74).

2001

Это некоторое преувеличение, ибо ниже сообщается, что «досталных (людей. — A3.) вывезли силно» (Катаев И.М. и Кабанов А.К. Описание актов собрания гр. A.C. Уварова. М., 1905. Отд. I. № 45. С. 51).