Страница 30 из 70
Версия Варкоча — Паули недостоверна. Она резко противостоит традициям составления великокняжеских завещаний на Руси. В ней много противоречий. В. И. Корецкий, ссылаясь на сообщение Варкоча, писал, что «Шуйские широко использовали против Годунова это завещание»[391]. Данных в пользу такого утверждения нет. Не менее сомнительна и диаметрально противоположная догадка о том, что версия Варкоча — Паули была создана не при имперском дворе, а при русском и должна была подкрепить план Годунова выдать Ирину замуж за кого-либо из Габсбургов[392]. Поскольку такого плана, как увидим далее, не существовало, то догадка надуманная. Легенда об эрцгерцоге Эрнсте как наследнике русского трона, конечно, появилась в тех кругах, которым она была выгодна, т. е. в среде имперских дипломатов.
Подведем некоторые итоги. После гибели Ивана Ивановича и, очевидно, незадолго до смерти Иван IV составил последний вариант духовной. Наследником он назвал Федора, а в удел Дмитрию отвел г. Углич[393]. С целью обеспечить нормальное управление государством при слабоумном царе Грозный определил состав регентского совета, куда вошли родичи нового царя — И. Ф. Мстиславский, И. П. Шуйский, Н. Р. Юрьев, шурин Федора Б. Ф. Годунов. Был ли в числе регентов Б. Я. Бельский, с уверенностью сказать трудно. Завещание до нас не дошло. Возможно, оно было уничтожено. После того как в 1586/87 г. Борис расправился с Шуйскими, а Н. Р. Юрьев и И. Ф. Мстиславский к тому времени умерли (Б. Я. Бельский находился в опале), завещание становилось неприятным для Годунова документом не потому, что он сам в нем якобы не упоминался, а, наоборот, потому, что в нем наряду с ним упоминались лица, воспоминания о которых становились теперь для него нежелательными.
Итак, Федор вступил на престол в полном согласии с традицией престолонаследия и в соответствии с завещательным распоряжением отца. Расстановка сил в придворных кругах была довольно сложной. Существовали две основные группы знати, хотя внутри их единство не всегда было прочным. Первую представляли княжеско-боярские семьи, связанные с земской средой, вторую — те, возвышение которых определялось не родословными традициями, а придворной, в первую очередь опричной, службой. К 1584 г. в Боярскую думу входило 11 бояр и 5 окольничих. Ее главой формально был маститый старец кн. И. Ф. Мстиславский, которому перевалило за 80. В начинавшейся большой игре за власть он был скорее представительной, чем действующей, фигурой. Зато его сын Федор (также боярин) был в расцвете сил. Мстиславские принадлежали к крупнейшим землевладельцам страны. Их владения (волость Юхоть и Черемха), располагавшиеся на Ярославщине, восходят ко времени, когда Мстиславские находились на полуудельном положении «служилых князей»[394]. Первым браком кн. И. Ф. Мстиславский был женат на дочери казненного при учреждении опричнины виднейшего боярина кн. А. Б. Горбатого и Анастасии Петровны Головиной, вторым — на сестре жены боярина Н. Р. Юрьева, которая была дочерью кн. В. И. Воротынского[395].
Пожалуй, наиболее влиятельным лицом в Думе был дядя царя Н. Р. Юрьев. Он, как И. Ф. Мстиславский, тоже был «в возрасте», служил при дворе около 40 лет. Первая его жена была внучкой Д. В. Ховрина, а вторая — дочерью кн. А. Б. Горбатого. Дети Никиты Романовича с их мужьями и женами составляли сплоченный клан. Так, второй сын Никиты — Александр женат был на дочери кн. И. Ю. Голицына; дочь Анна была замужем за кн. И. Ф. Троекуровым; Евфимия — за кн. И. В. Сицким; Марфа — за служилым князем Б. К. Черкасским; племянница Фетинья — за кн. Ф. Д. Шестуновым. Через Троекуровых Юрьевы состояли в родстве с Шереметевыми (отец И. Ф. Троекурова был шурином И. В. Шереметева). Известно также, что «Федор Романов и князь Иван Ситцкой и князь Олександр Репнин меж собою братья и великие други» (1598 г.)[396]. К старинной знати принадлежали и свойственники бояре кн. В. Ю. Голицын и кн. П. И. Татев (Голицын женат был на дочери кн. Ф. И. Татева). Примыкал к этой группе и окольничий Ф. В. Шереметев. Несколько особняком держались князья Шуйские, связанные родством с Малютой Скуратовым и опричной службой, хотя боярин кн. В. Ф. Скопин-Шуйский женат был на дочери П. И. Татева[397].
Разнородной коалиции земских княжат и бояр противостояли Годуновы, их родичи и доброхоты. Это бояре Д. И. и Б. Ф. Годуновы, окольничий С. В. Годунов и их родственник боярин Б. Ю. Сабуров. Поддерживал Годуновых опричный боярин кн. Ф. М. Трубецкой. Возможно, близкими к этой группе были окольничий кн. Дмитрий и дворецкий кн. Федор Хворостинины, служившие ранее в опричнине[398].
Не было единодушия и в административном аппарате государства. Влиятельнейшие дьяки Андрей и Василий Щелкаловы, а также казначей П. И. Головин[399]. поддерживали земскую часть Думы, а дворцовый аппарат — Годуновых. Головины принадлежали к влиятельнейшей боярской фамилии, связанной родством с Юрьевыми и Мстиславскими (тетка Петра Ивановича была матерью жен И. Ф. Мстиславского и Н. Р. Юрьева). Сына Василия Петр Иванович женил на Юлиании Богдановне Сабуровой (дочери боярина). Через Репниных Головины находились в родстве и с Шуйскими. Казначеем П. И. Головин служил давно — с 1575 г. С 31 мая по 24 декабря 1584 г. в качестве казначея упоминается его двоюродный брат Владимир Васильевич[400].
Оружничий Б. Я. Бельский — любимец Грозного — вызывал раздражение у земской знати влиятельностью и приверженностью к опричным методам правления. Сохраняя особенную позицию, Бельский склонен был блокироваться с Годуновыми. Кравчий кн. Д. И. Шуйский, как и Борис Годунов, женат был на одной из дочерей Малюты Скуратова. Вряд ли его позиция отличалась какой-либо четкостью. Особое положение в Думе занимали Нагие, как родичи удельного князя Дмитрия. Старший в роду Федор Федорович с 1576 г. носил звание окольничего. Его брат Афанасий, один из виднейших деятелей последних лет правления Грозного, считался дворовым воеводой и дворянином Ближней думы.
Если попытаться оценить соотношение сил в Думе, то можно заметить, что земская ее часть пользовалась значительно большим влиянием и имела достаточно оснований, чтобы после смерти Ивана IV укрепить свои позиции: в нее входило семь бояр и один окольничий, тогда как дворовую часть составляли четверо бояр и два окольничих. Но реальное соотношение сил определяется не столько формальными данными, сколько активными действиями. А в этом земские бояре явно уступали дворовым. К тому же в момент смерти Грозного в Москве, очевидно, не было нескольких бояр, в их числе трех Шуйских (Иван Петрович находился во Пскове, В. Ф. Скопин — весной и летом 1584 г. на наместничестве в Новгороде, В. И. Шуйский с Б. Ю. Сабуровым, возможно, в Смоленске)[401]. Так что реальное соотношение бояр в Москве было пять к трем. Если учесть преклонный возраст И. Ф. Мстиславского и энергию Бориса, то положение сторон было почти равное.
Столкновения среди бояр начались сразу же после смерти Ивана IV. Вероятно, речь шла в первую очередь о дележе чинов. По словам одного московского летописца, дьявол «нача возмущати боляр между себя враждовати, како бы друг друга поглотити, еже и бысть. Власть же и строение возложи на ся шурин». Согласно другому летописцу, «у бояр было меж собя смятенье великое». И в Пискаревском летописце «враг роду человеческому», т. е. все тот же дьявол, становится виновником боярских свар, «в боярех мятежа… и разделения». Конкретен рассказ об этом позднейшего «Нового летописца», основанный в данном случае, очевидно, на более ранних источниках: в ночь после смерти Ивана IV Борис «с своими советники возложи измену на Нагих и их поимаху и дата их за приставы»; та же участь постигла многих, «коих жаловал царь Иван»: их разослали по дальним городам и темницам, их дома были разорены, поместья и вотчины розданы[402].
391
Безднинский летописец, с. 199.
392
Skry
393
В описи Посольского приказа 1614 г. упоминается «Выписка из духовные… пожаловал царицу свою великую княгиню Марью, что ей написано в духовной» (ОЦААПП, с. 49). Речь, очевидно, идет не о Марии Нагой, а о Марии Темрюковне.
394
Севастьянова, с. 88; Мордовина. Князья, с. 331–333.
395
Мятлев Н. В. К родословию князей Мстиславских. — ЛИРО, 1916, вып. 1–4, с. 305.
396
Н. Р. Юрьев появляется в разрядах в качестве рынды в 1547 г., сразу после свадьбы Ивана IV и Анастасии Романовны (РК 1475–1598 гг., с. 111; Сборник материалов по истории предков царя Михаила Федоровича Романова, ч. I. СПб., 1901, с. 282–311). О Черкасских см.: Мордовина. Князья, с. 334–335. Борис Камбулатович Черкасский выехал на Русь в 1576/77 г., где был крещен (РИБ, т. 22, кн. 2. СПб., 1908, стлб. 61). Он приходился двоюродным братом одной из жен Ивана IV — Марии Темрюковне. О родственных связях Юрьевых с Шереметевыми см.: РК 1559–1605 гг., с. 97, 317.
397
Кобеко Д. Ф. Родословные заметки о некоторых деятелях Смутного времени. СПб., 1903, с. 4–5. В. Ю. Голицын последний раз упоминается в разрядах летом 1584 г. (РК 1559–1605 гг., с. 206), а П. И. Татев — в ноябре 1585 г. (РК 1475–1598 гг., с. 364). О поддержке Шуйскими земской группы см.: ПСРЛ, т. 14, с. 36; т. 34, с. 195.
398
ПСРЛ, т. 34, с. 195. О Трубецких см.: Мордовина. Князья, с. 333–334; Кобрин, с. 80–81. Д. И. Хворостинин умер в Троице в 1590 г.
399
Сведение Пискаревского летописца о том, что Щелкаловы поддерживали Годуновых (ПСРЛ, т. 34, с. 195), передает позднейшую расстановку сил. П. Варкоч сообщал в 1589 г., что Годунов «всей душой ненавидит» А. Щелкалова (Донесение, с. 104). В Мазуринском летописце как сторонники Шуйских названы вместо Головиных, Голицыны, в Пискаревском — и Головины, и Голицыны (ПСРЛ, т. 14, с. 36; т. 31, с. 143; т. 34, с. 195).
400
К[азанский] П. Село Новоспасское, Деденево тож, и родословная Головиных, владельцев оного. М., 1847, с. 117, 121; ЦГАДА, ф. 89, кн. 2, л. 228 об., 230 об., 231, 250; ПСРЛ, т. 34, с. 229–230; ДАИ, т. I, с. 189–195; Савва, с. 278, 347–376. В. И. Шуйский первым браком был женат на Е. М. Репниной, а на дочерях Юрия и Ивана Дмитриевичей Грязных-Ховриных были женаты Н. Р. Юрьев и кн. В. И. Репнин (ВМОИДР, т. X. М., 1851, с. 89–90; Веселовский. Опричнина, с. 130).
401
ПСРЛ, т. 34, с. 232; Щ, л. 664–664 об.; ПЛ, вып. 2, с. 264; Сб. РИО, т. 129, с. 361, 363. Б. Ю. Сабуров в марте 1584 г. был в Остроге. По другим данным, в Смоленске был В. Ю. Голицын; он вместе с кн. Ф. М. Трубецким был отправлен туда в великий пост после смерти Ивана IV. 7 мая послан был «на берег» кн. Ф. М. Трубецкой (РК 1559–1605 гг., с. 209; ПСРЛ, т. 34, с. 232; Щ, л. 663, 606 об., 668 об.).
402
ПСРЛ, т. 34, с. 232, 195; Тихомиров. Памятники, с. 228; ПСРЛ, т. 14, с. 35.