Страница 29 из 70
Московские восстания 1584 и 1586 гг
В ту самую ночь, с 18 на 19 марта 1584 г., когда царь Иван отошел в царство теней, на престол спешно был возведен его слабоумный сын Федор[374]. Русские источники начала XVII в. старательно подчеркивали, что он вступил на царство по «благословению и повелению» Ивана IV[375]. Но что реально скрывалось за столь трафаретными формулами? Означали ли они существование письменного завещательного распоряжения Грозного, были ли это отголоски его личного волеизъявления, или они прикрывали решение, не имевшее ничего общего с волей покойного царя? Судя по сообщениям осведомленных современников, непосредственно перед смертью у царя было письменное завещание[376].
По словам Горсея, в день смерти Грозный «пересмотрел свое завещание». Англичанин упоминает также «отдельных князей, которых прежний царь по своему завещанию назначил вместе с князем-правителем управлять государством»[377].
Следовательно, существовало не просто завещание. Зная о неспособности Федора самостоятельно управлять страной, его отец определил состав регентского совета, который и должен был держать бразды правления государством. Правда, попытки выяснить, кто же был назначен регентами, наталкиваются на серьезные трудности.
По «Повести, како отомсти» 1606 г. и другим произведениям этого цикла, Иван IV якобы приказал Федора и Дмитрия «верному своему приятелю и доброхоту благонравному боярину князю Ивану Петровичю Шуйскому, да князю Ивану Федоровичю Мстиславскому, да Никите Романовичю Юрьеву, дабы их, государей наших, воспитали и со всяцем тщанием их царскаго здравия остерегали». Та же версия содержится в «Повести, како восхити» и в «Ином сказании», восходящим к «Повести, како отомсти»[378]. Тенденциозность приведенного отрывка не вызывает сомнений. На первом месте среди регентов помещен с весьма лестной характеристикой ближайший родич царствовавшего в 1606 г. Василия Шуйского. Зато о Борисе — гонителе Шуйских — нет ни слова. По наблюдению Е. Н. Кушевой, весь текст «Иного сказания» (а следовательно, и предшествующих ему памятников) апологетичен по отношению к Василию Шуйскому. Это также подрывает доверие к объективности рассказа о составе регентского совета в «Повести, како отомсти». Позднейшие переписчики «Иного сказания» (не ранее 20-х годов XVII в.), очевидно, заметили тенденциозность рассказа и пытались его подправить, поставив на первое место среди регентов, кн. И. Ф. Мстиславского[379].
В Хронографе редакции 1617 г. Н. Р. Юрьев и И. П. Шуйский называются «ближайшими приятелями» Грозного, который им «приказал правити по себе великия Росии царство державы своея и сына своего… Феодора в самодержателстве… умудряти». Эту версию повторил Мазуринский летописец[380]. Хронограф составлялся в правительственных кругах при Михаиле Романове, а поэтому, естественно, среди регентов при последнем царе из династии Рюриковичей на первое место поставлен дед первого царя из новой династии. В псковской летописи, где авторитет руководителя обороны от Батория кн. И. П. Шуйского был особенно велик, сообщалось, что Иван IV «приказал… царьство и сына своего Федора хранити» кн. И. П. Шуйскому и митрополиту[381]. В «Новом летописце» (1630 г.) вопрос о регентах обойден молчанием, и только в текст Латухинской Степенной книги 1678 г. (основанной на этом летописце) вставлено, что перед смертью Грозный поручил «соблюдати» Федора и «радети о нем» «шурину его государя царевича болярину Борису Феодоровичу Годунову»[382]. Источники этого сведения, как и ряда других прогодуновских, в Латухинской книге не ясны.
Иную картину рисуют свидетельства иностранных современников. Так, лейб-медик Грозного Иоганн Эйлоф 24 августа 1584 г, сообщал папскому легату в Польше Болоньетти о четырех боярах, назначенных правителями. Первым он называет кн. И. Ф. Мстиславского, вторым — Н. Р. Юрьева. Кого он еще имел в виду, можно только догадываться[383]. Согласно Д. Горсею, «по воле старого царя» правительство составили Б. Ф. Годунов, кн. И. Ф. Мстиславский, кн. И. П. Шуйский и Н. Р. Юрьев. Через несколько страниц, возвращаясь к завещанию Грозного, он назвал Н. Р. Юрьева «третьим» регентом «наряду с Борисом Федоровичем»,[384]. а в более раннем рассказе Горсея о коронации Федора Б. Ф. Годунов, кн. И. Ф. Мстиславский, кн. И. П. Шуйский, Н. Р. Юрьев и Б. Я. Бельский значатся как «бояре, назначенные стоять во главе правления по воле покойного царя, и его душеприказчики»[385].
Мнение Д. Горсея о Борисе Годунове как душеприказчике Грозного оспаривает Р. Г. Скрынников на основании депеши из Москвы имперского посла Н. Варкоча 1589 г. Варкоч писал, что Грозный перед кончиной составил завещание, в котором назвал своими душеприказчиками некоторых ближних бояр, но в нем «ни словом не упомянул Бориса Федоровича Годунова… и не назначил ему никакой должности..». Р. Г. Скрынников рассматривает эту «дискриминацию» Бориса как следствие неосуществившегося желания Грозного развести Федора с сестрой Годунова Ириной из-за ее бесплодия. При этом он ссылается на сведения И. Массы и П. Петрея о том, что Грозный якобы хотел либо заточить Ирину в монастырь, либо изгнать ее[386]. Эта цепь умозаключений построена на некритическом восприятии источников. Сведение Н. Варкоча появилось под влиянием слухов о завещании Грозным престола одному из имперских эрцгерцогов и имело целью доказать незаконность власти Бориса. Идея развода Ирины с Федором также позднего происхождения — она возникла в 1586 г., когда ее, возможно, и стали приписывать Грозному.
Словом, нет оснований считать, что в регентском совете не было шурина царя Федора, т. е. ближайшего к нему человека. Конечно, Грозный должен был назначить опекунами и кн. И. Ф. Мстиславского и кн. И. П. Шуйского, находившихся в дальнем родстве с правящим домом (по внучкам Ивана III), и дядю царевича Федора боярина Н. Р. Юрьева. Возможно, регентом был и Б. Я. Бельский. Кроме Горсея об этом сообщал посол Речи Посполитой Лев Сапега, находившийся во время смерти царя Ивана в Москве[387]. Впрочем, полной ясности с Бельским нет.
В Империи распространялись невероятные слухи о завещании Грозного. В апреле 1588 г. имперский агент Л. Паули писал из Москвы в Вену, что бездетный царь Федор находится при смерти и что среди московской знати есть лица, надеющиеся видеть на престоле австрийского эрцгерцога Максимилиана. Об этом-де шла речь в завещании великого князя (Ивана IV), которое до сих пор сохраняется в тайне[388].
Некоторое время спустя Паули сообщил подробности. Грозный будто бы пришел к мысли, что Федор «по простоте и слабости правление над грубыми и непокорными народами с трудом мог воспринять и удержать», и на случай своей смерти «уговорил одного высокого происхождением, дабы управлением около него (Федора).. ему руку помощи действительно дать мог», и «с неким Богданом Бельским, тогда его ближайшим и наитайнейшим будучи, советовался». Не надеясь в скором времени на рождение наследника (Федор 12 лет был бездетным, а Дмитрий — малолетним), Грозный решил назвать эрцгерцога австрийского Эрнста «ежегодным представителем княжеств Твери, Углича, Торжка с ежегодным доходом в 30 000 руб.» и «Богдана Бельского к вашему величеству о том отправить». Последняя воля царя Ивана была известна его «тайнейшему секретарю» Савве Фролову, писавшему завещание. Но оно «не было обнародовано» по причине «болезни и скорой смерти» Грозного[389]. В реляции 1589 г. Н. Варкоч сообщал, что Годунов, подавив открытый им боярский заговор (1586 г.), «говорят, разорвал завещание» и велел его сжечь. Л. Паули добавил, что доверенный дьяк Ивана IV Савва Фролов позднее неожиданно умер. Впервые в источниках он появляется 18 октября 1583 г. как подьячий, но уже 30 октября С. Фролов как дьяк участвует в переговорах с англичанами. В мае 1586 — ноябре 1588 г. он был дьяком в Новгороде[390].
374
Горсей, с. 109.
375
Повесть, како отомсти, с. 241; ПСРЛ, т. 14, с. 2: «..престол предаст благородному сыну своему… отеческим благословением преемник бывает»; с. 34: «..благослови царствовати сына своего»; т. 34, с. 230: «..оставил сына его наследника царствию… И по погребении нарекоша на государство Московское… Федора».
376
См. также: Skry
377
Севастьянова, с. 113, 118.
378
Повесть, како отомсти, с. 241; РИБ, т. 13. СПб., 1909, стлб. 146.
379
Кушева. Публицистика, с. 64, 41, 42.
380
Изборник, с. 185; РИБ, т. 13, стлб. 1275–1276; ПСРЛ, т. 31, с. 143.
381
ПЛ, вып. 2, с. 264.
382
Васенко, с. 66.
383
HRM, t. II, р. 7; Соловьев, кн. 4, с. 204.
384
Севастьянова, с. 114, 120.
385
Горсей, с. 109; Skry
386
Штендман Г. Ф. Отзыв об историческом исследовании проф. А. Трачевского. — Отчет о XXI присуждении наград гр. Уварова. СПб., 1880, с. 101–102; Масса, с. 34; Скрынников. Россия, с. 106; Скрынников. Борьба, с. 49; Скрынников. Борис, с. 184–185; Петрей, с. 158. Масса пишет: «..так как в течение трех лет у него (Федора. — А. З.) не было от нее (Ирины. — А. З.) наследника, она родила одну только дочь, которая вскоре умерла (Масса путает хронологию: Феодосия родилась в 1592 г. — А. З.), то Иван Васильевич пожелал, чтобы сын, следуя их обычаю, заточил ее в монастырь и взял себе другую жену».
387
Шереметев, с. 43; Петрей, с. 167.
388
Skry
389
Штендман Г. Ф. Отзыв… с. 101–102; Шереметев, с. 44–45; Skry
390
Донесение, с. 109; Веселовский. Дьяки, с. 551; Сб. РИО, т. 38, с. 61, 85; Самоквасов, т. II, № 42, 43, 55, с. 482–483, 500; ААЭ, т. 1, № 332, 334, 335. По мнению В. И. Корецкого, С. Фролов был удален из Москвы «под начало к Трубецкому» в марте 1586 г. (Безднинский летописец, с. 199).