Полтергейст

— Отец заявит, что Кен мне не пара, сто процентов. А мама, как примерная китайская жена, всегда встает на сторону отца. У нас так принято.

— Все равно не понимаю. Как вышло, что Иен, который вас обижает, годится на роль ухажера, а Кен нет?

Она повернула голову и, прищурившись, посмотрела на меня.

— Потому что Кен цветной.

— Что?

— Цветной. Он не белый.

— Простите, но вы тоже не белая.

— Я-то это понимаю. А вот отец — нет. Он настоящий расист, он считает всех цветных… Грязными преступниками. Кроме китайцев или хотя бы азиатов.

— А он не в курсе, что Индия находится в Азии?

— Это не имеет значения. Люди, у которых кожа хотя бы на полтона темнее, чем у него, для отца — грязные животные. Я могу встречаться с человеком европейской внешности или азиатом вроде нас, но с индусом? Ни за что. О черных я вообще молчу. Отец перестанет со мной разговаривать. Моя сестра когда-то давно встречалась с черным парнем, так папа до сих пор на нее злится. Он бы, наверное, сошел с ума, если узнал бы, что она еще и…

— По-моему, это чересчур.

— Но не для моего отца. — Она помрачнела. — Ну вот… теперь вы знаете. Поэтому я и не ухожу из проекта, хотя следовало бы. Если бы я могла все изменить! Почему люди так несчастны? Мы ведь создали собственного призрака, почему же мы не можем сделать себя счастливыми?

Я ухватилась за возможность вернуться к теме разговора:

— Вы уверены, что создаете призрака?

— Да. — Она твердо, решительно кивнула. — Я из Китая, мы знаем о духах все. Они повсюду. Они существуют с помощью нас, живых, и наш призрак — даже если мы его придумали — тоже ожил.

— В смысле, «существуют с помощью нас»?

— В смысле, мы даем им силу — энергию. Мы помним их, и они остаются рядом. Поэтому так важно помнить предков и умерших родственников… иначе они исчезнут. Или разозлятся, и тогда жди беды. Мы создали нашу Селию, она живет благодаря силе нашей мысли и пропадет, если мы перестанем верить.

— Откуда вы знаете? А вдруг в группе есть мошенник? Вдруг на самом деле это всего лишь иллюзия, созданная одним из участников?

— Если это так, Селия сильно разозлится. Некоторые вещи просто не могут быть иллюзией. Ни одному магу такое не под силу. Как бы вы себя почувствовали, если бы кто-то выдал себя за вас? Селия поквитается с шутником.

— А вы? — спросила я, сворачивая на западную парковку ТСУ.

Ана выглядела удивленной, выщипанные до тонких полосок брови поползли вверх.

— Что я?

— Вы бы разозлились, если бы узнали, что кто-то вас разыгрывает?

— Да. Еще как!

— А вы бы поквитались с шутником?

Она явно была озадачена.

— Нет. Я бы попросила прекратить это, а уж наказывать шутника или нет, решать Селии.

— Думаете, она могла бы?

По ее лицу пробежала тень.

— Не знаю. Правда не знаю. — Она снова подняла глаза. — О, приехали. Спасибо, что подвезли, — добавила она, выскальзывая из машины. — Надеюсь, я вам помогла.

— Еще как помогли.

— Вот и чудно. Еще увидимся.

Она захлопнула дверцу и направилась к административному корпусу. В тусклом свете дня я заметила вьющуюся вокруг нее ярко-желтую нить, которая, подобно стрелке компаса, что всегда указывает на север, протянулась к жаркому желтому пятну в окне аудитории двенадцать.

Я еще немного посидела в машине, обдумывая услышанное. Я решила дождаться, пока вся группа не будет в сборе, чтобы незаметно проскочить в аппаратную.

Тут я увидела Гартнера Такмана, шагающего к зданию с дипломатом в руке. Наш доктор снова нацепил образ злодея: весь в черном, он свирепо поглядывал по сторонам. Я пристроилась следом, на достаточном расстоянии — с расчетом, чтобы он успел собрать всех слоняющихся по коридору участников.

На верхней площадке у лестницы пол устилал таинственный, изрезанный лучами света туман. В лоскутах Мглы кружили причудливые узоры. Я присмотрелась, но, как и в прошлый раз, ничего не поняла. Странные цветные вихри проносились сквозь Мглу, словно рассекающая облака молния. Достигнув аудитории двенадцать, они растворились в воздухе. Словно прилив: нахлынуло и отступило. На этот раз никаких желтых комков из линий.

Нахмурившись, я вошла в аппаратную. Терри меня игнорировал. Я осталась стоять, наблюдая сквозь двойное стекло.

Такман находился в комнате вместе с группой. Он стоял возле зеркального стекла аппаратной спиной ко мне. Некоторые члены группы расселись вокруг стола, другие выбрали диван. Ана сидела за столом, рядом с единственным участником, которого я не успела опросить — Уэйном Хопке, отставным военным в возрасте. Иен, как я заметила, встал возле дивана — оттуда он мог любоваться декольте Кары, одновременно нависая над Кеном подобно некоему мифическому мстителю — все-таки он был не таким уж простодушным, каким хотел казаться. Все глаза были устремлены к Такману, который говорил мягким, успокаивающим голосом. Я и не подозревала, что он так умеет.

— …Начнем сегодняшнюю встречу, — продолжал Такман. — Наш друг Марк Луполди погиб в результате несчастного случая. Это… настоящая трагедия. Мы все были очень привязаны к Марку, и его смерть — огромный удар и по проекту, и по нашим чувствам.

Отработанная поза, притворная печаль в голосе — столь мастерская подача говорила о недюжинных актерских способностях. Я бы не удивилась, узнав, что наш доктор тоже когда-то посещал драмкружок. Такман слегка ссутулил плечи, напряг спину и сжался, словно перед ударом. Судя по позе, сейчас он заламывал руки; я представила, как белеют костяшки его пальцев. А на лице наверняка нацеплена убедительная маска — воплощенная скорбь.

Я оглядела остальных. На лицах были написаны удивление, замешательство и шок. Кара закрыла глаза. Даже сквозь двойной слой стекла я видела, как Мгла вспыхивает и мерцает желтым, красным и нездоровым зеленым, который у меня ассоциировался с болезнью и горем. Однако я по-прежнему не могла разглядеть, кому какой цвет принадлежит. Скрепив зубы, я старалась не выдать разочарования; тщательно разработанный протокол, который защищал проект — и который при других обстоятельствах я бы только приветствовала, — усложнял мне задачу, и тут я была совершенно бессильна.

— Несмотря на то, что это трагическое событие никак не связано с нашим проектом, — продолжал Такман, — я пойму, если кто-то из вас откажется от участия в сегодняшнем сеансе или даже захочет покинуть проект. Марк был всецело предан нашему общему делу, так увлечен экспериментами, что сложно представить, как нам без него работать. Он разделил с нами свою мечту, благодаря его энтузиазму наша работа приобрела новый смысл, мир заиграл новыми красками. Давайте же навсегда запомним Марка как верного друга и отважного экспериментатора. Нам будет его не хватать. Знаю, это может показаться неожиданным, но в знак уважения к вашим чувствам, думаю, стоит перенести этот сеанс и рассмотреть вопрос о целесообразности дальнейших…

Дейл Сталквист метнул на Такмана негодующий взгляд.

— Что? Вы предлагаете все свернуть?

Кара, широко распахнув глаза, смотрела, как все головы поворачиваются к ее мужу.

— Не «свернуть», — сказал Такман, поднимая руки. — Обсудить…

— Обсудить роспуск группы! — рявкнул Дейл. — Отступить сейчас только потому, что Марк больше не с нами? Все труды насмарку?! Поверить не могу! Марк старался для проекта, как и все мы. Его бы потрясло ваше предложение. Доктор, я понимаю, вы хотите как лучше, но вы неправы.

Такман вздохнул, а остальные зашумели, наперебой уговаривая его продолжить. Они доведут дело до конца, и очередной сеанс состоится по графику — ради Марка. Одна только Кара молчала, с застывшим лицом разглядывая пол.

Актерская игра Такмана была достойна «Оскара». Ни единым жестом — ни улыбкой, ни самодовольным взглядом — он не выдал своего триумфа. Его усталый вид словно говорил: «Ладно, ваша взяла». Он извинился и вышел из комнаты, разрешив начинать, когда они сочтут нужным.

Когда Такман вошел в аппаратную, Патриция вытирала лицо бумажной салфеткой. Он пробыл в коридоре почти минуту — интересно, почему? Он провел руками по волосам и уселся, больше не скрывая торжества.