Страница 71 из 136
— А я и не отоваривался! Я, знаете ли, только поглядеть, — оправдывается Альберт Коврига под общий хохот.
Или изобразят в этом же номере некоего всем известного своей грубостью начальника отдела в образе гориллы в форме полковника, стучащей по столу волосатым кулаком. А над головой гориллы на стене висит сучковатая дубина с надписью: «Интенсификатор». Тогда модно было говорить об интенсификации научно-исследовательского процесса, даже специальную структуру создали: отдел НОТ — научной организации труда. Это название тотчас же было в «Маркере» расшифровано по-своему: «новая организация тунеядцев».
Или совсем уж нестерпимый рисунок с невинным двустишием внизу:
И все знали, что это — финал бесславной попытки решить одну из насущных бытовых проблем города. Все началось года два назад на одном из совещаний или активов по вопросу улучшения быта молодых офицеров. Слов было сказано немало. И все правильные. И об обновлении наглядной агитации в общежитиях, и об увеличении числа наименований газет и журналов в «красных уголках», и об организации рейдов по проверке наличия грязных носков под кроватями. И когда одного из командиров частей, старого полковника, боевого фронтовика, задремавшего от обилия правильных слов, спросили, что он думает по существу проблемы, полковник, не смущаясь, начал пространно доказывать необходимость установки общественного туалета рядом с городской танцплощадкой.
Председательствующий, сочтя, видимо, сортирный дух выступления не соответствующим духу совещания, стал нетерпеливо торопить выступающего:
— Ну, а суть-то? Суть-то в чем, Иван Андрианович?
— Суть-то? — разозлился фронтовик. — А ссуть-то, товарищ полковник, у меня в подъезде! — Зал грохнул хохотом. — Вы-то за забором живете, а я — на Речной, рядом с танцплощадкой! Вот они ко мне и ходят! А знаете, сколько молодежи приезжает в субботу и воскресенье с тех площадок на эту? Вот то-то! А вы ржете!
В общем, построили туалет.
Но в скором времени новая метла решила, что гораздо практичнее на месте туалета сделать стрелковый тир…
Конечно, этот вариант, нарисованный крайне натуралистично, мог довести до инфаркта любого политработника. Соответственно и запретить публикацию этого рисунка мог любой политработник. А вот убедить авторов, что это — потеря вкуса и пошлость, мог только наш начальник политотдела полковник Василий Антонович Тужиков. Его уважали, и ему верили. Он не был занудой и начетчиком, послушно выполнявшим указания сверху. У него на все было свое аргументированное мнение, и он, стоя у «Маркера», мог вполголоса сказать, например, Всеволоду Штерину, одному из самых яростных сатириков: «Знаешь, а вот это лучше убрать, это — не сатира, это просто бессильное и необоснованное оскорбление. Дело, конечно, твое, ты — редактор и автор, но вот вы потом остынете и вспомните меня…»
Так оно и бывало.
Вообще полковник Тужиков был из тех партийных вожаков, которые более всего дорожили доверием масс, когда все они воспринимаются не как одно лицо, а как конкретные офицеры и служащие, испытатели и ученые, товарищи по службе. А доверие это зарабатывалось не авторитетом должности или погон, а способностью в случае необходимости становиться во главе процесса и брать на себя ответственность за принятое решение. Пусть даже речь шла об оступившемся и запьянствовавшем офицере, которому грозил суд чести и увольнение из армии и судьбу которого решила одна тужиковская фраза: «Я за него ручаюсь…» Правда, Василию Антоновичу тогда крепко влетело, но человек был спасен, благополучно поступил в академию и уверенно стал подниматься по служебной лестнице.
Или взять первый КВН в 1967 г., проведенный по инициативе комсомольского отделения политотдела полигона.
Должны были сразиться две команды: службы НИР и службы НОИР.
Подготовка и здесь и там шла ни шатко, ни валко: никто не хотел делать из КВН «высочайше утвержденное игрище», а как сделать его остроумным и злободневным — никто не знал. Тужиков, придя однажды на нашу вялую репетицию, послушал, посмотрел. А потом сказал:
— Ну, вот что, ребята! Я, конечно, не Масляков, но мне кажется, что на все, что вы тут размазываете, надо наплевать и забыть! Теперь слушай меня!..
И началось!
Он сам придумывал варианты домашнего задания, вместе со всеми бесчисленно репетировал выход команд. И когда наконец раскачал нас всех, стали появляться истинно кавээновские, «на грани фола», хохмы. Даже мы, авторы этих хохм, иногда сомневались:
— Василь Антоныч, а может, скруглим здесь? Чего гусей дразнить?
— Ладно-ладно, — сыпал Тужиков скороговоркой. — Оставим! Под мою ответственность. Дурак не поймет, умный промолчит!
Он же стал категорически возражать против попыток «большого политотдела» для страховки за неделю до КВН «заслушать» обе программы, по принципу «как бы чего не вышло». И добился своего. Да иначе мы бы и играть не стали.
Конечно, те, первые КВН 60-х гг. мало походили на нынешние шоу, на которых старательно отрабатываются денежки спонсоров, где каждая острота выверена и строго поставлена по вектору политического флюгера.
А тогда вершиной остроумия был конкурс капитанов, и на вопрос: «Для чего нужна в двери замочная скважина?» — один из капитанов простодушно ответил, что для подглядывания, а другой — для того, чтобы просовывать в нее остро заточенный карандаш — в глаз любопытному соседу…
И все же главным был невиданный энтузиазм игроков и живой интерес зрителей. О первом КВН говорили с полгода, по его образцу и подобию стали проводить КВН на площадках, ИП, в солдатских клубах.
Нельзя, однако, забывать, что вся эта работа, несмотря на молодой энтузиазм, просто физически не могла быть сделана в одно только личное время. Приходилось под нажимом политработников отвлекаться и в рабочее время. А ведь у каждого из нас были свои служебные обязанности, свои командиры вроде подполковника Виноградова, свои семьи и дети…
Но с другой стороны…
С другой стороны, повседневная жизнь, плотно забитая работой и решением бытовых проблем, просто требовала эмоциональной разгрузки. Что греха таить, у каждого были для этого свои способы… И все же нам, обитателям жилого городка, было легче: все же город, культурный, так сказать, центр. При желании можно всегда найти и место, и время, и занятие по душе.
Но существовала еще одна категория войсковых частей, подчиненных полигону, служба в которых была особо тяжелой. Это — измерительные пункты, ИПы, как мы их называли. Не считая трех первых, находившихся в черте полигона, остальные шесть располагались на северо-восток, слева и справа от трассы полета ракеты, на расстоянии 120-1200 км от Тюра-Тама.
Что такое ИП?
Это десяток «сборно-щелевых» домиков на площади сто на сто метров, полсотни солдат и десятка два офицеров, а вокруг на сотни километров безлюдье пустыни. Особенно тяжко было на четвертом и пятом ИПах. Они хоть и ближе были, всего в 150–200 км, но там даже вода была привозная и вокруг ни одного населенного пункта. Кочевым казахам там было делать нечего, одни бесчисленные (в те времена) стада диких сайгаков. Один-два раза в неделю пролетит над ИПом ракета, промеряют с него антеннами информацию, передадут по радио или отвезут на машине на ВЦ полигона, сделают профилактику, устранят неисправности. А дальше? Ну хозработы. Ну спецподготовка, политзанятия, физо. По вечерам — кино. Ну, раз в год месяц отпуска для офицеров. Солдат — он три года без перерыва трубит. Офицер примерно столько же, с туманной перспективой замены через два-три года. Только ведь не каждому командиру нравится, что у него расчеты станций постоянно меняются. Это не караульная служба — сегодня одного поставит на пост, завтра другого. Подготовка отличных начальников станций и операторов — это штучная работа, кто же их просто так менять будет?
Ну и вот приходят такие «штучные специалисты» вечером к себе в холостяцкое общежитие (да там и женатые были без семей, не всякая жена да еще с детьми поедет на эту «точку»). И что они там собираются делать? Изо дня в день, из месяца в месяц? Книги читать? Для этого нужна привычка (да и книги тоже). В академию готовиться? Для этого цель нужна. А если академию ты уже закончил? В спортзале себя изнурять? Все это со временем приедается. А тут еще климат. Летом — жара до плюс сорока в тени, пыльные бури, всякие скорпионы и фаланги. Зимой — морозы до тридцати и бураны такие, что домики порой заносит до крыш. И что остается? На охоту ездить расстреливать сайгаков из автомата? Картами и спиртиком баловаться по вечерам?