Страница 46 из 120
Люда едва успела заглянуть в карманное зеркальце: жиденькие кудерьки, которые она каждую ночь старательно подкручивала на жгутиках бумаги, обвисли, как сосульки. Но боясь, как бы, чего доброго, Широкова не вынесла ей газеты прямо в прихожую, через секунду, отстранив растерявшуюся Майю, она уже скользнула в комнату. С ее неожиданным появлением разговор оборвался и наступила принужденная тишина.
Ну и Майка! Ну и Чернышева! Ну и святоша! Так вот оно как!.. Она сразу же узнала всех троих — того, долговязого, с черными лохмами, сочинителя, и второго — толстогубого пентюха в очках —она помнила их еще с вечеринки у Женьки Слайковского, а третий... Третьего она тоже где-то видела — вылитый Печорин... Вот тебе и святоши! Знали, кого подцепить!
Этот, под Печорина, смерил ее таким взглядом, что другая бы выскочила обратно, как ошпаренная,— другая, только не Людка! Жерехову не так легко смутить.
— Здравствуйте,—сказала она, обнажая мелкие зубки,— как поживаете? О чем это вы тут говорите — можно послушать? Я люблю, когда говорят про интересное!..
Майя нерешительно замялась у двери, не зная, как поступить дальше, но вдруг ей в голову пришла счастливая идея:
— Мальчики,—обратилась она к ребятам,— вы обязаны помочь! Завтра у Люды информация о международном положении.— Как раз по вашей части!
Ее глаза просили, умоляли не сердиться на Люду: ну что тут поделаешь, если так получилось!
Кира с негодующим треском оторвала узкую полоску от лежащей на столе газеты: Майя прикусила язык, но было уже поздно. Игорь нехотя бросил через плечо:
— Дело помощи утопающим — дело рук самих...— и перебил себя на полуслове: — что ж, садитесь...
Он произнес это таким тоном, каким дантист приглашает больного занять кресло перед бормашиной. Игорь подождал, пока Жерехова усядется, и сам опустился напротив.
Люда смиренно сложила руки на коленях. Под пристальным прищуром Игоря она невольно сжалась и с отчаянием подумала о своей прическе.
— Так что же у вас за тема?
Надо было все-таки задержаться и привести волосы в порядок!.. Беспокойные мысли о прическе так овладели Жереховой, что она не сразу нашлась:
— Доктрина Трумэна и... как его... это... Да, план Маршалла!
— Поня-я-тно,— протянул Игорь с тайной усмешкой.— И что вам не ясно?..
Не могла же она так прямо и ляпнуть, что не имеет никакого представления ни о доктрине, ни о Маршалле! Люда независимо передернула плечами и улыбнулась Игорю с невинным нахальством; которым всегда огорошивала молодых учителей:
— Ну, так... Вообще!..
— Поня-я-ятно,— снова протянул Игорь. И выдержал такую долгую паузу, что Жерехова заерзала на стуле.— А вы все-таки имеете хоть какое-то представление о доктрине Трумэна?
— Господи, да конечно!
— Что же такое, собственно, «доктрина» в переводе на русский язык?
— Ну, как сказать... Это, это...
— Слово латинское,— подсказал Клим.
— Ну конечно же, латинское! Вот какой вы странный!
— Из области медицины,— снова подсказал Клим.
— Вот-вот...— но ей почуялся подвох: при чем тут медицина?..
— А вы меня не проверяйте! — сказала она обидчиво.— Мы латинский в школе не проходим! Вот еще...
— Гениально,— буркнул себе под нос Клим и что-то пометил в блокноте.
— А какое у вас мнение об интересах США в Иране? — бесстрастно продолжал Игорь.
Меньше всего в жизни Люда размышляла об интересах США в Иране!
— Как это — мое мнение?
— Вот именно: почему Трумэн так озабочен Ираном?
— Ну, почему... Почему... Значит, есть причины...
Дальше Игорь и Клим сыпали вопросами безостановочно, не давая Люде опомниться. В течение пяти минут было установлено, что Жерехова ничего не смыслит в теории Лысенко, ничего не слышала о гипотезе Шмидта, не имеет представления об итогах выборов в итальянский парламент, не представляет, почему ей нужно изучать диалектический материализм, что же касается Писарева, то ведь в учебнике о нем написано мелким шрифтом.
Она уже походила на затравленного зайца, когда Клим прикончил ее, спросив:
— А в чем, по-вашему, заключается смысл жизни?
Люда облизнула кончиком языка подсохшие губы:
— Вот еще! Какой у всех, такой и у меня...
— Вы часто размышляете над этим вопросом? —< вежливо осведомился Игорь.
— Вот еще! А чего тут размышлять?..
В этот момент прорвало Мишку: не в силах удержаться дальше, он взорвался таким оглушительным хохотом, что все в комнате вздрогнули. Правда, Мишка сейчас же опомнился, отвернулся к стенке и вцепился зубами в палец.
— Вы что смеетесь? — хрипло заговорила Жерехова, поднимаясь.— Вы что смеетесь? Вы спрашиваете про все и еще ржете, да?
— Я ничего, я так...— сквозь удушливый кашель бормотал Мишка.
Майя — ах; если бы она знала, что так получится! — бросилась к Люде и, словно стараясь защитить ее от ребят, встала между Жереховой и Игорем.
— Правда, хватит, мальчики!.. Давайте займемся делом, иначе...
Люда сбросила с плеча ее руку: теперь-то ей все понятно! Заманили в ловушку и...
— Что вы там записываете?—закричала она пронзительно подскочив к Климу.— А ну, покажите!
Она чуть не вырвала у него блокнот, в который он заносил наиболее яркие из ее ответов. Прижатый к стене, Клим не без страха взирал теперь на разъяренную Жерехову:
— Больно уж вы много воображаете о себе! — кричала Люда.— Умники выискались! Думаете, я дура, я не знаю, чего вы добиваетесь?.. А ты,— она обернулась к Майе,— ну, спасибо тебе, помогла! Я тебе этого вовек не забуду!..
4
Разве можно так измываться над человеком?— не на шутку рассердясь, воскликнула Майя, когда Жерехова ушла.— Довести бедную до слез!
Мишка застенчиво промямлил:
— Сам не знаю, как это у меня получилось...
— Оставь, пожалуйста, Майка, свои сантименты! — жестко сказала Кира.— Может быть, Жереховой сегодня в первый раз за всю жизнь стало по-настоящему стыдно!
Пока длился «допрос», она сидела, не поднимая головы, не проронив ни слова, только газета перед нею превратилась в холмик из мелких лоскутков.
— Теперь вам ясно, про кого я говорю? — обернулась она к Климу.— Вот о ком надо писать, вот кого высмеивать! Ведь таких у нас — пруд пруди!
То ли упреки Майи, то ли слезы Жереховой, но Клим и сам теперь был недоволен, что поддержал Игоря и они вместе разыграли эту злую сцену.
— Она просто глупа и неразвита,— возразил Клим запальчиво.— И разве вы тоже не виноваты в этом? Вы, комсомольцы, учителя — все! Я не понимаю, за что мы должны обрушиваться на Жерехову!
— А я не понимаю,—вскочила Кира,— не понимаю, до каких пор человеку нужны няньки? Ей — семнадцать лет, мамаша — на пивзаводе, папаша — в обувной артели, заботиться ей дома особенно не о чем. У нее в распоряжении те же учебники, те же библиотеки, учат ее те же учителя — а вы посмотрите на себя и на нее!.. В чем дело? В том, что она просто ленива, ничто ее не тревожит, не мучит, ничего она не ищет, она уже готовая мещанка — в семнадцать лет! И вы ее оправдываете?..
— Логично,— заметил одобрительно Игорь.— Но не кажется ли вам, что Жерехова — не такая уж опасная штучка? Ею просто никто не занимался как следует. Наши ребята в общем-то мало чем от нее отличаются, но когда Бугров расшевелил всех и повел за собой...
— Повел за собой! — презрительно повторила Кира.— Ненавижу, когда так говорят! Сегодня их поведет Бугров, завтра — Шутов... Люди — не бараны чтобы их все время куда-то вести! Скажите им правду — и они пойдут сами...
Клима что-то кольнуло:
— Есть знамя, которое должно вести за собой!
Они забыли о времени — ходики в углу показывали уже половину первого. Теперь на Киру напали и Майя, и Игорь, и Мишка. Но Кира стояла на своем: не шутовы страшны, а пассивные, равнодушные обыватели, чей кругозор ограничен своим «я»...
Разве не об этом же думал Клим тогда, на вечере, обещая Лиле роль мещаночки?..
Но Игорь говорил: