Братья Ждер

— Какое опасное дело? Я-то думала, что речь идет о нашем дитятке.

— А я о чем твержу? — улыбнулся Ждер боярыне.

Она грозно нахмурила брови, но тут же рассмеялась, показывая все зубы. Боярин со стоном приподнялся на локте и удивленно уставился на них.

— О чем это вы?

— Успокойся, — смеялась барыня. — О твоей дочери…

— Нет, — возразил Ждер, — о погоде. Старшина Некифор и другие старые охотники рассказали, что в этом году олени-рогачи заревели раньше обычного. Журавли улетели еще до воздвижения. Полевые мыши устроили себе норки в заросших кустарником буграх на два вершка выше уровня поля. И селезенки у зарезанных свиней набухли с одного края. Вспомнили старые люди, как было дело в год падения Царьграда — восемнадцать лет назад, и решили, что зима и на этот раз будет ранней. Оттого мы по приказу его милости гетмана Петру положили и свои телеги одежду из толстого домотканого сукна, кожухи и кушмы. А государь напомнил нам о подковах — мы в спешке-то о них позабыли. Так что вели, боярин, кузнецам выковать поскорее сто двадцать подков, по две на каждого коня. Коней у нас шестьдесят, по два на всадника. При первых же заморозках подкуем коней на передние ноги. Это господарь придумал, и мы очень тому подивились. Тогда я и призадумался и прихватил десять пар санных полозьев, за что государь похвалил меня и похлопал по плечу.

Слушая рассказ Ионуца, боярин Яцко Худич радовался и лицо его посветлело. Нашарив под подушкой ключ, он незаметно протянул его супруге. Подхватив ключ, боярыня Анка, прежде чем выйти, подняла по очереди чаши и, пригубив каждую, протянула мужчинам, призывая их выпить за победу господаря.

— И еще одно, — продолжал Ждер, осушив чашу. — Полистал отец Никодим — мой брат — книгу зодиака, и сказано в ней то же самое, что говорил преподобный Амфилохие. — Вот и выходит, что наш тимишский дьяк ничего не знает. Сказано в той книге, что, если под знаком Солнца, — а оно так и было тридцатого августа, — случится землетрясение в южных краях, то встревожатся венценосцы, что и подтверждается и подтвердится еще в грядущем. А теперь мы под знаком планеты Венеры. И сказано, что «если грянет гром в зодии Рака, — будет великое волнение для одной княжны, а в западной стороне будет мир и холодная погода. И овощи плохо уродятся. И зима придет ранняя и суровая». Что подтверждается и другими знаками, о коих я говорил. Так что же мне передать вашей дочери?

Как только Ждер произнес эти слова, боярыня Анка заплакала в три ручья, ломая руки. Глаза боярина Яцко тоже увлажнились. Но боярыня, не дожидаясь утешений, тут же перестала плакать. Смахнув ладонью росу с лица, она отправилась к слугам передать им самые строгие приказания.

Покончив с денежными расчетами и получив из кладовых все необходимое, Ждер затянул широкий пояс на суконном кафтане, простился с хозяевами, вышел и, кликнув людей, сел на коня. На другом конце двора кузнецы ковали подковы. Слуги сновали по каморам. Главные помощники Ионуца — сыны Кэлимана — играючи бросали в телеги мешки с провиантом. В загонах, где собирали гурты, ревели волы. Когда солнце поднялось к зениту, все было готово. В кибитке Кэлиманов, где и Ждеру было отведено место для отдыха, трижды пропел петух.

— Этого дозорного подарила мне конюшиха, — пояснил Ждер, улыбаясь боярыне Анке. — А запел он не зря: напоминает, что медлить нельзя, ибо скоро переменится погода. Могу засвидетельствовать, что нет более мудрой науки на свете, чем та, что содержится в книгах преподобного Амфилохие и отца Никодима. Два года я мучился, но так и не осилил эту науку. А вот речь матушкиного петухи дается мне легко.

Обоз двинулся в путь. Боярин Яцко Худич, приподнявшись на локте, видел в окно, как вскочили на коней Ждер и его люди. Затем, когда отодвинули засовы на воротах загонов, часть служителей, размахивая бичами, с гиком погнала в ту сторону коней. Быки с ревом и мычанием двинулись по дороге. Ждер помчался вперед, подскакивая в седле. Затем облако пыли скрыло все от глаз боярина. — Никакие волки не в силах нанести сразу такой урон, — подумал боярин, зарываясь затылком в пуховую подушку. А за этими расходами последуют еще другие, и так без конца. Вот к чему приводят увлечения молодости! Ведь только в молодые годы женится люди. Позднее они таких глупостей уже не делают. Сколько денег, скота, сколько мешков с мукой пропадает ни за что ни про что.

— Горе, горе! А где награда за все это? Я даже не знаю, вернут ли мне мое дитя…

— Честной боярин, — утешил его с ухмылкой отец Стратоник. — Нас, горемычных, награда ждет не на этом свете. Награда твоя будет в ином мире, в Судный день. Тогда ты все получишь обратно — и деньги, и быков, и сало. Так что жди и радуйся!

Между тем гурты медленно двигались на север в облаках пыли, поднимаясь из Серетской долины по отлогому косогору. Впереди ехали телеги с провиантом и одеждой. Под поклажей в соломе было спрятано оружие. Рядом с передней телегой ехал Ждер, обдумывая все, что предстояло делать, согласно полученным приказам. Не по душе ему оказалась служба гуртовщика, его раздражало и то, что обоз ползет как черепаха. Он был подобен горячему коню, который грыз от нетерпения удила. Но что поделаешь. Приходилось ждать, хотя он сомневался, что при подобной медлительности выйдет толк из этого путешествия.

Под вечер он велел сделать привал в пустынном месте. Вокруг, сколько видел глаз, не было ни единого жилья. Гурты он разделил на три части, — при каждой было по десять служителей. Быки принялись щипать траву, тронутую осенними заморозками. У телег зажгли костер из сухого кустарника и чертополоха. Стемнело, поля застыли в тишине под звездным небом. Лишь изредка звенели колокольцы. Потом «дозорный» из телеги Ждера прокричал время, Стожары поднялись на небосклоне. Гурты отдыхали.

На третий день пути Ждер увидел вдали Прутский брод. Гурты двигались среди озер и камышовых зарослей. В месте, названном Симионешть, они нашли паром. Ионуц подозвал паромщика и, положив ему в руку мыто, приказал начать переправу сразу после полуночи, чтоб до рассвета скот был на той стороне.

— Можно так сделать?

— Можно-то можно, добрый христианин, — ответил старик паромщик. — Лишь бы взошла луна, чтоб мы тут не стукались лбами и быки не валились в воду. Да еще коли не одолеет меня сон.

— Ничего, как пропоет потух, я разбужу тебя.

— Оно-то верно, соколик, добрый христианин, только, знаешь ли, неладное это дело в полночь работать. В этот час ненадолго даже голос у петуха немеет. Да и нам не миновать беды: иногда тут задувают злые ветры. А то бывает, в полночь потекут по реке туманы, а из тех туманов показывается злая ведьма. Одета во все белое, глаза горят как угли.

Ждер глядел на север: там, вдали, ему мерещились чужеземные пределы.

— Слушай, паромщик, — спокойно проговорил он. — И приказал, а ты изволь слушать. После того как мой петух пропоет вторую зорю, покажется рог месяца и на воде все будет ясно видно.

— Тогда-то и слаще всего сон, — усмехнулся паромщик.

Ждер тоже развеселился.

— Сколько же тебе лет?

— Видишь ли, дело какое, соколик, брат мой во Христе. Деньги мытные я считаю, а то кто-нибудь может украсть их. А вот годы нечего считать, все равно никто их не унесет. Не худо бы, чтобы их поубавили, да невозможно. А зачем тебе знать?

— Семьдесят наберется?

— Да, пожалуй.

— За эти семьдесят лет случались с тобой какие-нибудь напасти? Чтоб кольнули тебя пикой, бросили головой вниз в реку или вздернули на суку?

— Не случалось. Зачем брать на душу грех и говорить то, чего не было.

— Так знай же, что этой ночью такая беда может с тобой случиться.

Паромщик, напуганный пристальным взглядом Ждера, сразу перестал смеяться. Качая головой, он отправился проверять приколы своего парома. Затем вернулся на свое место, следя взглядом то за молодым сердитым купцом, то за его товарищами, среди которых особенно выделялись двое молодцов саженного роста. Ждер поманил их пальцем, и они тут же подошли к костру.