Остров Тамбукту

Зинга наполнила едой три онама и поставила их перед нами — тремя мужчинами, — а себе она положила в кокосовую скорлупу. Я спросил ее, почему она не ест из онама? Она засмеялась и сказала, что будет есть из онама, когда станет моей сахе. Молодые девушки едят только из скорлупы кокосовых орехов.

В моей деревянной тарелке кроме таро и ямса оказалось с десяток жирных червей. Зинга позаботилась о том, чтобы в мою тарелку попало побольше этого «деликатеса». Гахар и Амбо первым делом съели червей, чавкая от удовольствия и облизывая пальцы, словно залезли в горшок с медом. Может быть, жирные черви действительно вкусны, но я смотрел на них с отвращением. И все-таки я должен был их съесть, чтобы не обидеть моих друзей. Я проглатывал их целиком и поэтому не мог разобрать какой у них вкус...

Когда стемнело, мы пошли к заливу. Там мы застали много туземцев, которые дружными усилиями стаскивали с берега в воду пироги при свете зажженных факелов из высокой травы аланг-аланг, связанной пучками. У пирог околачивались и мальчуганы лет десяти-двенадцати. Они взяли у отцов факелы и первыми полезли в пироги. Я сел в пирогу Гахара вместе с его сыном и маленьким десятилетним внуком Акгахаром. Очевидно, мальчик был назван в честь деда, только в отличие от старого Гахара к имени внука была прибавлена частица «ак» — маленький. Акгахар освещал воду горящим факелом. Когда факел начинал гаснуть, мальчик им размахивал над головой, и он снова разгорался. Привлеченные светом, рыбы шныряли вокруг пироги, а Гахар и его сын их подкарауливали с копьями в руках. Как только появлялась рыба побольше, они пронзали ее копьем и бросали на дно пироги. И я попробовал попасть в рыбу копьем, но промахнулся. Туземцы с малых лет учатся убивать рыб копьем и после нескольких лет практики делаются хорошими рыбаками.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

В гостях у Арики. Роль главного жреца и вождя. Белые листы главного жреца. Предание о великом вожде Пакуо и о моряках Магеллана. Все зло идет от Дао.

I

Однажды около полудня Боамбо пришел в мою хижину в «парадной форме» — в трех новых поясах вокруг бедер, обвешанных разноцветными раковинами, с двумя ожерельями из зубов собак и диких свиней и большими блестящими серьгами из раковин. В его пышную шевелюру были воткнуты гребни из бамбука и перья попугаев — белые, черные, красные, зеленые и желтые, а на лбу была прикреплена красивая диадема из белых зерен какого-то растения. В перегородку носа была всунута пестрая палочка.

— Арики зовет тебя в гости, — сказал он, взглянув на меня как-то особенно.

— Арики? — удивился я. Боамбо кивнул головой.

Это приглашение мне показалось странным и непонятным. Я видел мрачного старика всего один раз, когда очковая змея укусила Боамбо. Арики никогда не приходил в мою хижину, но и я его не искал. Я старался не думать о нем и даже начал его забывать. Но вот он сам напоминает мне о себе. К добру ли это? Пойти или отказаться? Мне вспомнилось, что Гахар и другие туземцы боялись Арики и произносили его имя шепотом, и решил: «Пойду! А то он подумает, что я боюсь его».

Мы пошли. По дороге Боамбо сообщил, что я сейчас встречусь с ренгатами и таутами из других селений. Они ждут меня у Арики. Они хотели, чтобы я посетил их селения и лечил там больных, но Арики воспротивился. Тогда ренгаты и тауты пожелали меня видеть. Арики не возражал и Боамбо зашел, чтобы повести меня к главному жрецу. Вот и все. Но Боамбо не сказал, почему Арики был против моего посещения селений для лечения больных.

Хижина главного жреца находилась по соседству, на небольшом холме, окруженная кокосовыми пальмами. Она ничем не отличалась от других хижин, но была больше их. В одной стене было небольшое оконце, затянутое рыбьим пузырем. Перед хижиной находились длинные и довольно широкие нары из бамбука, застланные рогожами. Арики сидел на нарах и курил коротенькую трубочку из бамбука, а вокруг устроились ренгаты и тауты. Большинство из них были коренастые, широкоплечие и здоровые мужчины, опоясанные каждый только одним поясом, но более широким, чем пояса у обыкновенных туземцев.

Теперь Арики не был мрачен. Приглашая меня сесть по левую сторону (Боамбо сел по правую), он даже усмехнулся, показав единственный зуб, почерневший от жевания бетеля. Как только я сел, несколько женщин засуетились и начали подавать еду в больших онамах. Когда все было подано, появилась красивая девушка с кувшином на голове — так в Египте, во времена фараонов, женщины подносили гостям вино.

На девушке было тоже, что и на Зинге — пояс, украшенный разноцветными раковинами, с прикрепленной к нему короткой, густой бахромой, браслеты на руках выше локтей, в ее черные как смоль волосы были воткнуты цветы. Встретив мой взгляд, девушка стыдливо опустила глаза. Прежде чем уйти, она украдкой еще раз посмотрела на меня, и тогда я заметил то же самое изумление, которое видел во взгляде каждого туземца, который меня видел в первый раз. Девушка передала кувшин главному жрецу и вошла в хижину.

Пиршество началось. Перед каждым из нас стояло блюдо с едой. Чего только не было на моем блюде! Большой кусок жареной свинины, жареная рыба, вареные таро и ямс, и все это было завернуто по отдельности в молодые листья дынного дерева. Женщины поставили на стол еще и блюда с разными плодами. Арики был любезен, предлагал мне есть, даже шутил, улыбаясь, но я все время был настороже и украдкой наблюдал за ним. Да, я его боялся — почему и сам не знаю. Когда я его увидел впервые у Боамбо, он мне показался злым и опасным человеком. Но сейчас Арики выглядел совсем иным. Его лицо, сморщенное, как печеная груша, сияло от радости. И все же в этой радости чувствовалось что-то искусственное и преувеличенное.

Сколь не были велики онамы, еда в них быстро убывала. Туземцы едят много. Женщины подали новые блюда с жареным мясом диких кур. Кувшин с кокосовым вином переходил из рук в руки. Только главный жрец мог себе позволить такое богатое угощение.

Я ждал, что главный жрец заговорит о моем посещении селений и объяснит почему он не желает, чтобы я лечил больных, но ошибся: он не собирался давать объяснений ни мне, ни кому бы то ни было другому. Он считал себя полновластным господином и никому не давал отчета в своих поступках. «Люди больны? Пусть! Они разгневали Дао и его рапуо — пусть мучаются!» Так думал Арики, и ренгаты и тауты не посмели повторить своей просьбы. Главный жрец сказал им «нет», и они примирились с этим. Им было достаточно увидеть вблизи белого человека с луны, спасшего жизнь тана Боамбо, чтобы рассказать людям их селений, как выглядит этот странный пакеги.

Пиршество продолжалось до сумерек. Иногда Боамбо затягивал какую-нибудь протяжную песню, Арики ему подпевал в нос, а остальные покрикивали, совсем как у нас на деревенской свадьбе... Перед хижиной собралось много народу, главным образом женщин и детей. Они пришли посмотреть на «белого человека с лупы».

С берега океана долетели удары в бурум. Пришел Амбо, сын вождя, и вызвал меня. Я взглянул на Арики и Боамбо — они кивнули головой:

— Иди, иди...

Мы пошли вниз через лес. Скоро нас нагнали Зинга и девушка, подносившая нам кувшин с кокосовым вином. Амбо сказал мне, что она дочь Арики. Звали ее Канеамея.

Мы с Амбо шли впереди, а девушки шли за нами, перешептываясь и сдержанно смеясь.

Солнце зашло. На небе загорелись, заискрились всеми цветами радуги огни заката — феерия красок, какой я никогда не видел у нас. Эта была непрерывная игра переливавшихся тонов. Наконец зарево заката погасло в мраке тропической ночи, наступившей почти внезапно. Чем становилось темнее, тем ярче горели звезды па небе.

С океана веяло приятной прохладой. Листья тихо шелестели. По тропинке проходили туземцы с копьями в руках и мешочками на плечах — видимо, они возвращались с рыбной ловли. Они внезапно вырастали в темноте и также быстро исчезали.