Не страшись урагана любви

Сэр Джон мрачно кивнул.

— Точно. Должен признать. Здесь они выигрывают, не так ли?

Возвращаясь в Ганадо Бей, он притормозил у въезда на сосновый пригорок, и Кэрол нагнулась в его сторону, чтобы глянуть. Потом она заговорщицки посмотрела на него, и у него возникло сомнение, он поимел ее или, наоборот, она его. Она ничего не сказала.

Ему было наплевать. Когда они вернутся в Га-Бей, он упакуется и уберется на следующий же день. И все равно не в Корал Гейблз. Разве что одежду прихватить. Дело в том, что он устал от всего этого дерьма, от Ямайки, от Флориды, от «загородной жизни» и всего прочего дерьма. И от рыбалки. Он поедет в Нью-Йорк. И если не сможет доделать пьесу там, он ее выбросит. Выбросит и примет эту работу в кино, о которой все время бубнит его агент. Черт возьми все эти пьесы, он предпочитаетфильмы. Там хоть есть еще режиссер, продюсер, соавтор, которым можно подбросить свои идеи. И не до такого очертения одиноко.

Однако все произошло иначе, потому что на следующий день после их возвращения, когда Дуг собирался упаковывать чемодан, на вилле появился посетитель. Это был местный ямаитянский корреспондент «Тайм», специально прилетевший из Кингстона, черный, но с тем же лицом сплетника, как и у большинства белых журналистов из «Тайм». Он приехал сюда, сказал он, чтобы узнать, что думает миссис Эбернати о браке ее протеже номер один Рона Гранта с нью-йоркской девушкой из шоу-бизнеса. Рон и Лаки поженились два дня тому назад в Гранд Отель Краунт в Кингстоне. Он готов остаться здесь на несколько дней и поговорить с ней, а на лице у него было выражение, будто он знает еще кое-что, о чем не говорит. Он хотел бы знать, сказал он, почему на свадьбу не пригласили ее с мужем, тем более что сами они в это время были на Ямайке. Возможно, из-за брака возникли разногласия между ними и Роном Грантом? Он был бы счастлив поговорить с ней об этом и примет во внимание каждый ее вздох.

После его ухода Кэрол вышла из себя от ярости, а у Ханта лицо побелело и огорчилось. Дуга, еще раньше знакомого с человеком из «Тайм», вместе с Эвелин пригласили на военный совет.

Нельзя было поверить глазам, настолько быстро Кэрол снова начала играть роль приемной матери. Дуг смотрел на нее с восхищением. И отчасти с завистью. Глядя на нее, практически невозможно было поверить, что она трахалась с Грантом. Или что она трахалась с Дугом. Может, она вообще не трахалась с Дугом? — удивлялся он.

— Они хотят поссорить нас — Ханта и меня — с Роном, — сказала она. — Ну, я не позволю. Мы не тащили этого парня четырнадцать лет. Я не учила его всему, что сама знаю, не поддерживала, не сделала его драматургом номер один Америки, вот что надо сказать этим людям, старающимся устроить семейный скандал из факта его брака. Какого черта? Сыновья всегда женятся. В конце концов.

— Может, ему следует приехать сюда с женой на пару недель? — спокойно спросил Дуг.

— Он просто должен сюда приехать, — холодным, громким голосом сказала Кэрол. — Это единственный выход. На неделю-другую. Показать, что обиды нет. Я позвоню в Кингстон. Но я не уверена, будет ли он со мной разговаривать. Вот во что ты попал, Дуг. Чемодан упакован?

— Да, — ответил он. — Да, мама. — Он еще раньше решил не ехать. Такого шанса он не упустит.

Эвелин, как он отметил, курила из длинного мундштука, и лицо ее, как очень часто бывало, выражало глубоко скрытое циничное веселье. Ясно было, что и она ощущает то же самое.

— Ну, ты не летишь в Майами, — сказала Кэрол. — Ты летишь в Кингстон. Ты должен ему объяснить. Как он нам нужен. С тобой он разговаривать будет. И ты старый дружок еще из группы, так что не будет смешно, если полетишь ты, а не Хант.

— Все верно. О'кей. Лечу, — ухмыльнулся Дуг, притворяясь, будто только что решил это. И какого черта? Он бы хотел взглянуть на то, как там они теперь, на крючке. И последить за развитием событий там смешно, наверное, как в зоопарке.

— Иначе, — сказала Кэрол, — они уничтожат, разрушат всю мою работу, все мои планы, все, ради чего я трудилась все эти годы в Маленьком театре Хант Хиллз, они меня высмеют. Ну, Рон был моим первым протеже. Он помог мне основать эту группу.

— Конечно, — преданно сказал Дуг. Он оглянулся на Ханта. Но Ханту было не до смеха. Лицо у него было абсолютно серьезное, абсолютно правильное, абсолютно среднебуржуазное. Иисусе, он не знает, что он рогоносец? Сколько раз ему наставляли рога? Наставляют рога? Или, возможно, знает? А если так, что за хреновину делает? Дугу до жути хотелось рассмеяться. — Конечно, может, я не сумею сегодня попасть на самолет, — сказал он вместо этого.

— Ты не будешь возражать, если они побудут здесь неделю-другую, а, Эвелин? — говорила Кэрол. — Помоги мне.

— Лучше и быть не может, дорогая, — замогильным голосом сказала Эвелин, ухмыльнулась и выдохнула табачный дым.

— Рон будет рад помочь с едой, счетом за спиртное и прочее.

— И не думай об этом, моя дорогая, — сказала Эвелин.

У двери, когда он выходил с чемоданом к машине, Кэрол сказала:

— Скажи ему, что он мне очень нужен. Это ненадолго.

Дуг кивнул, потрепал ее по плечу и поцеловал в щеку.

23

Рон Грант пробыл в Кингстоне на Ямайке девять дней, девять очень напряженных дней, когда его дружок по рыбалке и драматургии Дуг Исмайлех, полупьяный ввалился в дверь Гранд Отель Краунт. И четыре дня он уже был женат на Лаки Грант.

Лаки Грант.

Господи. Или: Лючия Виденди Грант, если говорить официально. Или, если говорить совершенно официально: Лючия Анжелина Елена Виденди Грант. Таким было имя в брачном договоре. Он не верил, что с ним это случится. И Лаки, когда дело дошло до решающего, исторического момента, тоже не верила. Лаки Грант. Лаки Грант. Это даже звучало неверно, неестественно, он не мог привыкнуть к этому, как и она, это им нравилось и не нравилось. Он вскочил и помчался поздороваться с Дугом, оставив утреннюю «Кровавую Мэри» на столике, где сидела Лаки и все остальные.

Сейчас ему казалось, когда он оглядывался на последние девять дней, что он пил каждую секунду этого времени. Но это не могло быть правдой, потому что он нырял каждый день, кроме одного, и ни с кем иным, как самим мистером Джимом Гройнтоном, с которым он познакомился в самолете, когда летел с Элом Бонхэмом на Гранд-Бэнк. И он много спал.

Гранд Отель Краунт в то время, когда они с Лаки туда приехали, был, возможно, самым шикарным отелем на всем Карибском море. Грант, индианаполисский увалень, конечно, не слышал о нем, но Лаки часто останавливалась здесь с Раулем, ее богатым южноамериканцем. За день до их приезда отсюда улетел в Нью-Йорк Джон Гилгуд, пробыв в отеле две недели, а через неделю на еще больший срок должен был прилететь карикатурист Чарли Адамс. В отеле сейчас проживала знаменитая бродвейская писательница, автор музыкальных комедий, с мужем, и очень знаменитый дирижер с женой. Питер Лоуфорд, актер, прислал телеграмму, чтобы ему с женой забронировали номер на апрель. Авторы путевых очерков уже пару лет писали о нем, как о самом шикарном, людном месте в Карибском море. Вся эта слава, удача, реклама, доходы и счастье обеспечивались умным служением одного человека, старого друга Лаки, владельца и управляющего отелем Рене Хальдера и его жены Лизы, которая сама была ямаитянкой.

Хальдер, французский еврей, был одним из лучших американских кинооператоров в годы войны, его имя все автоматически произносили: «эл-дэе» (отважный), — это был запальчивый, горячий маленький человек. С женой он познакомился в Нью-Йорке, где она училась танцевать, а когда после женитьбы они столкнулись с расовой дискриминацией, он уехал с ней на Ямайку и купил Краунт у наследника капитана английского ВМФ. Это и была его фамилия: Краунт!

Когда Грант спросил его — а он признался, что почти все об этом спрашивают, — почему он не сменил названия, он слегка улыбнулся и пожал плечами. «Зачьем меньять, Ронни? Так есть. И хоть она ужьясно, мине нравица. Ано смущаить всех, када я хочу сказать «Караунт» вместо «Крунт». Я и оставил».