Страница 66 из 170
В середине его страстной декламации Лаки начала тихо всхлипывать, а когда он замолчал, она сказала:
— О, ты ужасен. Откуда я знаю, влюблюсь ли я еще в кого-нибудь? Я знаю, что сейчас люблю тебя. Откуда я знаю, выйду ли за кого-то другого? Я точно не вышла бы за кого-то, такого, как ты! И я вовсе не так уж чертовски убеждена, что хочу вот сейчас за тебя.
— О'кей, — сказал Грант, снова неожиданно дружелюбно, как человек, который только что освободился от серьезного запора, — тогда поедем в Кингстон и хорошо отдохнем там, а об остальном подумаем позже. — Он глубоко вздохнул, и во вздохе была какая-то удовлетворенность собой по той или иной причине. Он отклонился назад и взглянул на небо.
— Иди сюда, — сказал он через секунду совершенно другим, напряженным голосом. — Давай сюда! Погляди на это. Давай, смотри! — Она вышла из машины и встала рядом. Плечом к плечу. Маленькая красивая головка как раз наклонялась к его уху, когда он снова заговорил. Над ними в ночном небе от края и до края мерцали и сверкали миллионы звезд. — Разве это не самое леденящее, замораживающее, устрашающее в жизни? Неужели ты думаешь, что хоть одной из них не насрать, жили ты или я или умерли уже?
— Не знаю, — тихо ответила Лаки. — Думаю, да. Я вот что тебе скажу. Уж мне-то точно плевать на них.
И именно в этот момент, когда он нежно поцеловал ее, из ночного клуба вывалилась остальная компания и; начала их искать.
Конечно, все они поехали на виллу к сэру Джону. И, конечно, неизбежно, без сомнений, все пришли к купанию нагишом в бассейне с подводными фонарями. И вправду «домашний шпион», который сегодня в своем отеле все слышал о вчерашней вечеринке, сопел, как дикий бык, чтобы поскорее началось Шоу. Конечно, оно началось не сразу, сначала была холодная индейка, и для первого акта все благопристойно надели плавки и бикини в раздельных раздевалках, но наконец пришел момент, когда одна из манекенщиц пожаловалась на тесноту всяких купальников, даже бикини, и, выскользнув из этих двух носовых платочков, швырнула их на край бассейна. Это был сигнал. И именно тогда Лаки взбунтовалась.
Во-первых, она была не в бикини, а в закрытом купальнике олимпийского типа из тонкого двойного нейлона. Она сказала, что в бикини фигура у нее слегка пышновата. Она в одиночестве медленно и лениво четыре-пять раз переплыла бассейн, и было видно, что вообще она плавает мало, а затем вскарабкалась на край бассейна и села, подтянув одну ногу вверх и опершись щекой о колено и задумчиво (и вовсе не счастливо) глядела, как будто заранее точно знала, что произойдет. Грант плавал вокруг нее, нырял и плескался, наслаждаясь теперь уже по-странному любительским плаванием без ласт и маски и иногда целуя ее опущенную в воду ногу. Но когда первая манекенщица сбросила бикини, она вытащила ногу из воды, встала и пошла к мелкому концу бассейна, ближнему от дома, и села в одно из плетеных кресел в темноте. Грант пошел за ней.
— Эй! В чем дело?
Она свернулась в кресле малюсеньким клубочком, как зародыш.
— Может быть, я не знаю твоих вкусов, — сказала она тихо, — может быть, мы все-таки недостаточно знаем друга друга, но я не участвую в оргиях.
— Эй! Эй! Погоди!
— Когда я говорила тебе, что спала с четырьмястами мужчинами, это была более или менее округленная цифра, а может, и точная. Но я никогда не спала втроем или в группах. Без оргий.
— О, ладно, — запротестовал Грант. — Это не оргия. У каждого своя пара. Кроме Хантуряна. Но мне все равно, если ты не...
— Ты хочешь,чтобы я сняла купальник и эти мужчины увидели бы меня голой?
— Ну, нет, — быстро сказал Грант. — Конечно, нет. — Строго говоря, это было неправдой, немедленно сообразил он, но это была только наполовину ложь. Было какое-то перехватывающее дыхание предвкушение, что она это сделает, но сама мысль об этом тут же вызвала острый болезненный спазм. С еще большей болью он подумал обо всех ее «Четырехстах Мужчинах». Она могла бы быть более осмотрительной в рассказе о них. Ему хотелось бы выбить дерьмо из всех них.
— Но ты же все время знал, что здесь будет, а?
— Я не думал об этом, — неубедительно сказал Грант, хотя это была чистейшая правда.
— Но ты же слышал, как Дуг рассказывал мне в машине, что вы все делали вчера вечером, — настаивала Лаки.
— Я просто не думал об этом, — настаивал и он. Но несмотря на это, он достаточно знал, чтобы это знать, и был достаточно честен перед собой, чтобы признать, что он долженбыл подумать об этом. Единственное, что важно, это — предпочел бы он ее участие или нет в купании. Ладно, есть в этом какое-то самооправдание. — Слушай, какого черта? — сказал он.
Глаза Лаки опасно вспыхнули.
— Слушай ты. И поверь мне! Если ты хочешь, я сделаю. Только скажи! И если я сделаю, ты будешь самым ревнивым маленьким джентльменом, который когда-либо существовал. Я могу тебе это пообещать.
— Конечно, нет, — спокойно сказал Грант. Это было фальшивое спокойствие, в ушах звенело. — Абсолютно нет. Ясно, нет. Слушай, мы ничего не обязаныделать. Мы можем просто здесь посидеть. Или, если хочешь, давай поедем...
Но как раз в этот момент к ним подошла в бикини девушка Дуга, Терри Септембер, выйдя из маленькой комнаты для девушек, и прервала их.
— Эй! А почему вы не веселитесь?
— Спасибо, нет, — холодно сказала Лаки.
— О, не надо, — раздраженно ответила Терри. — Я тебя знала в Нью-Йорке, милая. Ты повсюду бывала. Почему бы тебе не расслабиться немного. — Затем она, улыбаясь, села на поручень кресла и дружелюбно обняла девушку. Лаки, как будто прикосновение обожгло ее, вскочила и, всхлипывая, убежала в дом.
— Я не шлюха! Я не шлюха!
Грант часто слышал от нее эти слова. Никто ничего не заметил, все было сделано тихо. Только, конечно Терри.
— Эй! Что я такого сказала? — пожаловалась она.
— Ничего. Все в порядке, — сказал Грант. — Забудь. Я пойду за ней. Она просто устала от перелета. — И он быстро ушел.
Он отыскал ее в одной из спален. Она забежала в гардеробную, закрыла дверь и забилась в угол на полу, под висящей одеждой.
— Дорогая, дорогая! Ну-ну. Не плачь, не плачь. — Слова были неважны, поскольку он произносил их как можно мягче. Она была похожа на раненое животное. Наконец он заставил ее встать и вывел в спальню, где они присели на кровать, он обнял ее и она, наконец, перестала плакать.
— Ты сучий сын, — сказала она, вытирая покрасневшие глаза и всхлипывая. Грант дал ей полотенце. — Ты не имеешь права так со мной обращаться. Я ничего такого не сделала, что дало бы тебе право так со мной обращаться. Как с одной из этих девушек.
— Конечно, нет, — сказал Грант. — Конечно, нет. Но они не шлюхи, Лаки. Они просто молодые девушки, живущие, как могут. Как все.
— Я это знаю, — сказала Лаки. Она сжалась. — Нет, неправда. Они больны. Я никогда не была больной. Не такой.
Грант слушал и смотрел на нее. Она никогда так не откровенничала. Но она замолчала. Сам он ощущал, что по крайней мере в своих глазах потерял лицо, проявил недостаток мужества, занявшись этим купанием нагишом. Почти автоматически он струсил, когда она бросила вызов. Но он также ясно ощущал с чувством сильной настороженности нависшую опасность, что если он позволит ей идти дальше и пройти через это, что если она присоединится к нагим купальщицам, между ними разрушится нечто, что никогда не возвратится. Но понимает ли она это? Он молча похлопывал ее по спине, пока она вытирала лицо. Она перестала всхлипывать. И именно в этот момент к ним ввалился старший брат Хантурян.
По какой-то одному ему ведомой причине он надел носки и туфли и выглядел довольно странно, поскольку кроме них на нем были только мешковатые мокрые плавки. Он уставился на них, будто не сразу узнал, и затем пьяно забормотал:
— Господи, мои бедные ноги меня добьют, — мрачно заявил он. — Я хочу, чтобы кто-нибудь их растер.
Это было смешно. Конечно, девушки у него не было, она ушла в слезах, и почти точно ничего бы ему не выпало, даже если бы она была здесь. Ясно было, что он устал глядеть на других мужчин, играющих с девушками в бассейне.