Страница 114 из 170
Бонхэм перепроверил расчеты раз пять в первый же день. Малейшая ошибка в них могла вызвать заболевание «пузырьки», которое начинается легкой головной болью, а затем наступают потеря трудоспособности, полный паралич и смерть. Грант ощутил, что между лопатками пробежал холодок, когда он стоял и смотрел на расчеты через плечо Бонхэма.
— Я хочу, чтобы ты точно понимал, во что впутываешься, — мрачно сказал Бонхэм. — Эта хреновина действительно опасна, раз мы хотим работать,чтобы откопать пушки. Это опасно даже для профессиональных водолазов-разведчиков. Нет никакой гарантии, что при всех предосторожностях не возникнут пузырьки, главным образом, из-за различной индивидуальной приспособляемости. Я просто хочу, чтобы ты все понимал.
— О'кей. Я все равно пойду, — услышал Грант свои слова. — Не выношу, когда бросаю то, что уже начал.
— И я такой же, — сказал Бонхэм. — Главное, никогда особенно не перенапрягаться внизу, не нервничать и не подниматься слишком быстро. Если будешь просто следовать за мной и делать, что я говорю, делать все, что я делаю под водой, то волноваться нечего. Я уже работал на такой глубине, так что знаю свой организм. Но для тебя это не критерии. Мы будем работать значительно проще. Просто помни, что опасность всегда наступает позже. Беда приходит уже после подъема.
Снова у Гранта между лопатками пробежал холодок, когда он кивал.
На работе они, безусловно, наденут «Ди-Си-Пи», автоматический указатель декомпрессии, один из них Бонхэм давно продал Гранту, которому тот до сих пор не понадобился, хотя он надевал его несколько раз при глубоких погружениях, просто посмотреть, как он работает. Свой старый побитый указатель Бонхэм, как только откопал место кораблекрушения, сразу же отправил на проверку в Майами, и как только они погрузились, сверил их, оба давали примерно одинаковые показания. Поскольку он работал на восходящей кривой декомпрессии, то стрелка индикатора Опускалась ниже на одно деление в десять футов, чем в таблицах ВМФ, а это усиливало фактор безопасности.
Если бы все пушки лежали на песке, как первые четыре, говорил Бонхэм с кривой ухмылкой, они бы разделались с ними в два счета, а так им придется поработать ломами, выковыривая эту чертовщину. Если они хотят уложиться в две-три недели.
Вся операция довольно быстро начала укладываться в определенный распорядок. Грант ставил будильник на семь, выпивал на завтрак лишь чашку кофе, который готовил сам, поскольку Лаки еще спала, а в восемь встречался с Бонхэмом в доке. Под ярким солнцем они обычно добирались до места на тихоходном судне с лебедкой к девяти часам. Снарядившись и одевшись (Бонхэм тоже теперь носил подводную рубашку, а Грант надевал рубашку, брюки и капюшон), они проверяли оборудование, и на все это уходило от двадцати минут до получаса. Бонхэм считал, что все нужно делать медленно, и никогда не торопился, когда речь шла о погружении. Особенно глубоководном. И он вечно читал проповеди на эту тему. Затем первое погружение с 9.20 до 11.00, если уж быть точным, то до 10.58, если первое погружение начиналось в 9.20. Но Бонхэм никогда не был под водой точно 50 минут. Обычный предел: 48,5—49,0 — и фактор безопасности слегка возрастал, затем он стучал по руке Гранта, чтобы они поднимались на долгую декомпрессию. Обычно они возвращались на судно в 11.00—11.05, а потом начиналось долгое ожидание.
Бонхэм никогда не соблюдал строго «время перерыва на поверхности», как называл его справочник ВМФ, а прибавлял еще 5—10 минут, так что в воду они погружались в 3.20—3.25. К 5.40—5.45 они были в доке, а в 5.50— 6.00 Грант приезжал в Коттедж, как раз чтобы успеть переодеться к коктейлю в главном здании.
Невозможно понять, как Бонхэм надеялся скрыть подъем пушек от властей и продать их на черном рынке в Мексике или Штатах. Будь у него собственная шхуна, да еще с лебедкой... Но использовать портовое судно и портовое оборудование... Каждый вечер, когда они приходили в док, их ждала целая толпа, чтобы посмотреть, как они разгружаются, а вся операция стала основной темой болтовни и слухов в маленьком городке, и Эвелин и ее богатые друзья подробно расспрашивали Гранта. На второй день, когда они пришли со второй пушкой, их уже ждали представители правительства и шеф таможни. Поднятые пушки заносили в товарный склад, который отдал им таможенник, а поскольку Али сейчас им был не нужен, Бонхэм заставил его целыми днями чистить пушки кислотой. Вскоре историком, приехавшим из Кингстона, было установлено, что это французские пушки конца восемнадцатого века из флота де Грасса, маневрировавшего в Карибском море против англичан примерно во времена Йорктауна, но в архивах не нашли упоминаний о том, чтобы французский или любой другой корабль затонул или был потоплен в этих местах. Все местные газеты близлежащих городков писали об этом, а «Глинер» прислал корреспондента и фотографа из Кингстона. И, конечно, все они писали о Роне Гранте, знаменитом американском драматурге, партнере и коллеге Бонхэма в этом проекте. Ясно, что Бонхэм ликовал от такой рекламы. Бонхэм даже хотел связаться с «Тайм» и «Лайф» и, невзирая на слабые протесты Гранта, позвонил в их представительства в Кингстоне, но те не заинтересовались.
Работа сама по себе не была такой уж тяжелой, и Бонхэм настаивал, чтобы она ни в коем случае и не была таковой. При таких глубоких многократных погружениях нет ничего опаснее переутомления под водой, именно оно быстрее всего вызывает вспузыривание крови. Каждый день он говорил и предупреждал Гранта об этом, и тот, без того запуганный, с каждым днем боялся все больше.
Несмотря на все это, подводная работа была почти что скучной. Вдобавок к большим и малым ломам Бонхэм брал кузнечные молотки с короткими ручками и долота. Они были хороши при работе у вингранов и цапф пушек, но в других местах требовалось гораздо больше усилий, так что они чаще работали большими ломами, ударяя по ним молотками, раскачивая, а затем пытаясь выломать кусок. Больше всего работа напоминала Гранту то время, когда он однажды помогал отцу выдолбить кусок старой цементной дорожки. Разница была в том, что когда здесь пытаешься налечь на рычаг, а веса в тебе нет, то, значит, нет и противовеса, и больше двигаешься сам, чем мертвый коралл. Часто это было просто смешно.
Наверное, хуже всего был песок. Они ежевечерне тщательно разбирали и чистили четыре регулятора, и все из-за песка. На некоторых пушках слой песка был тоненьким, на других — очень толстым и причинял массу неудобств. Единственным способом убрать этот толстый слой было отгрести его руками в кучку в нескольких дюймах от пушки. После этого нужно было тут же минут на двадцать уплыть к следующей пушке и вернуться позднее или ждать до следующего погружения. Дело в том, что даже легкое движение ласт у дна поднимало песчаное облако, и они вынуждены были подолгу ждать, пока оно уляжется, чтобы хоть что-то рассмотреть, поэтому каждое движение должно было быть очень медленным и осторожным. А когда вздымалось чересчур большое облако, они просто приходили в бешенство.
Но больше всего тревожило Гранта долгое ожидание между двумя погружениями. В воде и на дне он был спокоен и собран. Но в лодке после долгого утреннего погружения, когда делать было нечего, кроме как сидеть и ждать в течение четырех часов, нервозность и воображение порождали самые удивительные химеры. Вот так все и шло, шли дни и он начал страшиться этого ожидания в течение четырех часов и четырех минут даже больше, чем самого погружения. При погружениях он хоть что-то должен был делать, и сознание было занято. Но на судне, где нечего делать, нечего, только валяться и пытаться читать и ждать весь долгий полдень...
Весьма затрудняло дело и то, что подъем якоря и лебедочного каната и последующее опускание их и размещение на дне отнимало столько времени и требовало такого труда, что они отказались от мысли снимать судно с якоря во время ожидания. А гак они могли бы в течение этого времени побыть на берегу. Или половить рыбу. Поодаль, на глубокой воде, они видели спортивные рыболовные суда, с которых волокли блесну на марлина и королевскую рыбу, А они были привязаны к своим пушкам, как каторжник к ядру. После первого погружения они обычно сразу же съедали по маленькому бутерброду с ветчиной и выпивали по бутылке пива, вот и все, поскольку они хотели, чтобы желудки оставались пустыми к моменту возвращения в воду. Так что в довершение ко всему они непрерывно голодали. И Бонхэм был неумолим в этом вопросе. Переутомленный человек, которого вырвет в нагубник на глубине 120 футов, попадает в беду. Вдобавок, в рот всегда проникало немного морской воды, этого не избежишь, и желудок у Гранта непрерывно сводило от соленой влаги.