Не страшись урагана любви

Лаки пожала плечами. Рене ответил:

— Возможна, ета потому, што бояться, што ты украсть у ниво Ронни? — ухмыльнулся он.

— Украсть его! — воскликнула Лаки. — Как это можно сделать? Я уже его получила. Я его жена!

Рене пожал плечами.

— Ета просто идея.

Лаки шаловливо пожала плечами.

— Ну, у меня есть кое-что, чего хочет Рон. Нечто, в чем он нуждается.И я, черт подери, точно знаю, что у Бонхэма ничего такого нет.

Все рассмеялись, Теперь и блондинка-француженка, несмотря на свою природную холодность, начала принимать Лаки. Нет, вовсе не долг был причиной их ссоры (хотя у него и впрямь не было таких денег, чтобы делиться), неприятности возникли следующим вечером, и их вызвали такие нелепые вещи, думал он позднее, и она тоже думала, что вся эта сцена была абсолютно глупой.

Но до того, как это произошло вечером, утром Грант и Рене повстречались с Бонхэмом.

Телеграмма Гранта ушла, и в ответ на нее деньги должны были перевести телеграфом на следующий день, к тому времени, когда в отеле появился Бонхэм. Море еще волновалось, хотя шторм и спадал, но они все равно не пыряли. Рене взял быка за рога, как только велел Сэму подать выпить.

— Как ета все делается, ета ваш компания?

Бонхэм объяснил.

— Ета Файнер, у он два процент, да? И он займ, ета за компания? Или за сам шхуна?

— В счет компании. Но, конечно, шхуна принадлежит компании.

— О, шери, канешна. Но шхуна чистый, не? Бон! Не хочу кибиц, не лезть в чужое дело. Но я юриста, защитника Ронни, ай? Хокей? Хокей! Чиво он хотит, ета, он хотит под заклад сама шхуна. Не компаний, а? Хокей?

Бонхэм потер подбородок, почесал щеку.

— Да. Да, о'кей. Если вы хотите. Но я не понимаю, что...

Рене выбросил вверх руку.

— Моя пояснит. Если компания распадай, шхуна продавай, так? Когда шхуна продавай, деньги идут компания, а? А компания распадай, платить долги нада, так?

Бонхэм все это время кивал.

— Так.

— Хокей. Чиво Ронни...

— Но мы же не считаем, что компания распадется, — ухмыльнулся Бонхэм.

— Канешна нет. Возможность. Ета должна быть кошер, чистая еда. Хокей? Хокей, чиво Ронни хотит, первая закладная под шхуна, некомпания, и продать шхуна — платить Ронни сорок пять сотен доплатить долги компания.

— А, понимаю! — наконец сказал Бонхэм. Вид у него был слегка удивленный. — Конечно. О'кей. Тогда так и сделаем.

Рене кивнул головой.

— Ун момент ожидать. Надо голосовать за такой решений, не? Другия будет голосовать, как вы?

— Нет, — немедленно откликнулся Бонхэм. — Нет, не обязательно. Как президент и капитан я юридически могу подписывать за компанию.

Рене живо кивнул.

— Хокей. Моя иметь свой юрист, — он хохотнул, — мой настоящийюрист, пусть так бы он. Понимать? Ета реальная путь гарантий долга Ронни.

— Конечно, теперь я понимаю, — сказал Бонхэм. — По мне — ладно. Иначе я и не хотел бы. И скажите ему, — сказал он Рене, кивнув в сторону Гранта, — что у него все равно десять процентов. Вчера он не знал, хочет ли он их принять.

Рене двинул головой.

— Ваша дела, двое. Ета другой.

Бонхэм кивнул и повернулся к Гранту.

— Как я говорил тебе, когда мы были на Гранд-Бэнк, как у члена фирмы, у тебя бесплатный отпуск раз или два в году, или почти бесплатно.

— О, ладно, хорошо, хорошо, — неожиданно смутившись, сказал Грант. — Просто я не хотел тебя подталкивать. В этом. — Он восхищался точностью и быстротой Рене, по его смущало, что говорят о нем, как о постороннем, как будто он не хочет или не может заплатить.

— Ну, можешь считать себя партнером с десятью процентами, — сказал Бонхэм. Ухмыляясь, он встал и пожал обоим руки. Затем он остановился. — Э... слушай, Рон. Я сам немного работаю, пока я здесь. Чтоб оплатить расходы. У одной нефтекомпании здесь в гавани подводный бензопровод. Вчера я его осмотрел, как всегда, когда здесь бываю. Ну, одна трубка прохудилась, так что завтра я буду менять ее. Не хочешь пойти со мной? Я нанял небольшой катер. Мы все могли бы захватить еду, выпивку и организовать пикник на море. Ты бы мог взять Лаки и Дуга с девушкой, — кивнул он. — И Рене с Лизой. И Гройнтона, если он захочет.

— Да, я бы очень хотел, — услышал Грант свои слова. — Я поговорю с остальными.

— Это настоящая подводная работа, — ухмыльнулся Бонхэм.

— Конечно, — ответил Грант. — Прекрасно. — Ну, а зачем он теперь это сказал? Ему захотелось рукой прихлопнуть свой рот. Он не хотел работать с Бонхэмом под водой. В данный момент ему плевать вообще, если он вообще не будет нырять, в любом виде. Чего он хотел, так это прямо сейчас бросить плавание. Кроме работы с бронзовыми пушками, это ему хотелось сделать. Он подумал о ночном кошмаре. И вспомнил о другой их совместной работе, когда они извлекали тела и разбитую машину. Но должен был заставить себя продолжать и сказать: да. — Но как с погодой? — зашел он с другого конца.

— В этой гавани погода никогда не мешает, — улыбнулся Бонхэм. Он оглянулся на море. — А чтобы идти с Джимом, завтра будет слишком свежо. И завтра будет солнце.

— Там глубоко? — спросил Грант.

— А, всего десять-двенадцать футов, может, пятнадцать. Ничего волнующего. Но интересно посмотреть их оборудование. И ты никогда не видел подводной сварки. Я помогал ставить эти трубы.

— Ну, конечно, пойду, — сказал Грант. Черт подери, не может же он нарваться на беду или опасность на глубине всего пятнадцать футов, не так ли? Но случилось так, что он все равно попал в крайне неприятное положение, и это было самое худшее, с чем он вообще сталкивался под водой. Но до этого происшествия он попал в другую переделку, домашнюю, которая произошла вечером того же дня. Кто мог знать. Или знал?

Он думал, когда на следующий день лежал на дне, опутанный потерянной кем-то рыбачьей сетью, что это — беда — никогда не приходит одна.

Вечер накануне принес самую худшую ссору, самое горькое чувство, которое когда-либо бывало у него и у Лаки. И все по его вине, это правда. Почему он не сумел справиться с проклятой ревностью? И в то же время он очень скоро сообразил, что вызвал такой мощный ответ, реакцию Лаки, совершенно несоразмерную с породившей ее причиной. Это нужно было обдумать.

Он не очень много размышлял над всем этим, когда лежал в сети, нужно было подумать и о многом другом. Но он раздумывал над этим все то время, когда они готовились к пикнику, когда плыли на маленьком катере, арендованном Бонхэмом. Они ушли под воду уже после двух часов дня, и все это время Лаки едва разговаривала с ним, она лишь соблюдала в присутствии посторонних формальную вежливость.

И причиной опять-таки стал этот сучий сын Жак Эдгар, ее бывший приятель. Бывший любовник.

Все они сидели и ужинали, второй вечер без Бонхэма — Рене и Лиза, Дуг и Франсуаза, Грант и Лаки, — когда в отеле появился бывший приятель с друзьями. Он остановился в дверях, довольно далеко от их стола, улыбнулся и помахал рукой. Он сделал два шага в их сторону и вежливо сказал, улыбнувшись: «Привет всем!» — затем поднял руку, кивнул и вернулся к своим друзьям — все, как в Европе, где никогда не мешают обедающим. Это взбесило Гранта, манерная учтивость выводила его из себя, а это великодушное «Всем!» — снобистское и фальшиво великосветское — он собезьянничал у чертовых англичан, и казалось, оно было адресовано непосредственно ему, что больше всего и разозлило Гранта. Он медленно закипал. Лаки ничего не сделала, просто улыбнулась, помахала рукой и откликнулась, но тлеющий пожар в душе Гранта разгорелся еще больше. Наконец, уже за кофе, он отомстил.

Это была шутка, не очень оскорбительная, вообще не оскорбительная, разве что грубоватая. Полупьяные, они вспоминали, как напились на свадьбе. «Иисусе, да», — сказал он и наклонился вперед, поблескивая глазами и злобно изогнув брови. И он рассказал, как проснулся рано утром, провалившись до плеч между сдвинутыми двойными кроватями. «Мы их сдвигаем, понимаете. И вот, лежу, зажатый до плеч, и не могу выбраться. Целую минуту я думал: черт подери, на ком я женился? На Гранд Каньоне?» Все рассмеялись, но слегка нервно.