Страница 105 из 170
— Определенно, эту лодку строили не для любовников, правда? — бодро сказала Лаки, заглянув сюда. Бонхэм сверкнул глазами.
Все остальное было весьма условным: камбуз слева по борту, маленькая кабинка справа по борту, чтобы не уменьшать «главной каюты», две койки в носу для команды, открытый туалет. Когда Бонхэм говорил, что здесь могут спать восемь человек, то формально он был прав, но уж больно крошечными должны были быть эти восьмеро. Краска повсюду облупилась, темный старый лак потрескался и истерся. На койке и в салоне валялось оборудование и паруса, как бы покрытые плесенью. Все пропитал тяжелый затхлый запах старых тряпок и потных носков, и его не уменьшала тяжесть воздуха дождливого дня. И в самом деле, и дождь казался неотъемлемым атрибутом корабля, казался частью мрачного привкуса от этого осмотра. В общем, по крайней мере, для новичков, все это не очень располагало к отдыху.
Как бы почувствовав общее настроение, Бонхэм сказал:
— Конечно, мы выдраим все внутри до того, как отправимся в путь. Да и внутренности не так много значат. На плаву она, как черт. Я бывал на ней. Думаю, когда мы достанем деньги, то, наверное, полностью изменим планировку. Я как раз ее продумываю.
— Скоро это будет? — приятно осведомилась Лаки. Бонхэм уставился на нее холодным взглядом и лишь потом ухмыльнулся.
— Не сей секунд, — сказал он с английским акцентом, а потом пояснил: — Мы пока не можем заплатить за главный, самый необходимый ремонт.
Война между ними шла до победного конца, она это видела, с тех пор, как она отважилась высказать, что она о нем думает.
— Стыдно, — приятно сказала она.
— Ну, — улыбнулся Бонхэм. — А как же? Точно.
Оба они смотрели на Гранта, который с восхищением и отсутствующим выражением лица ходил повсюду и все трогал руками.
Плохой запах, потрескавшийся лак, облупившаяся краска, ржавое оборудование, — все это на него вообще не действовало. Кажется, ему это даже нравилось. Более того, здесь у него было любопытное чувство своего дома. Он не знал, было ли это раньше, в Ганадо Бей, когда он еще и не видел судна, но может, и было. Может быть, он пришел уже подготовленным к капитуляции, с уже промытыми мозгами. Как бы там ни было, сейчас он был в восторге. Все в жизни, кроме жены — и успеха следующей пьесы — он отдал бы за то, чтобы владеть этим судном. Этим кораблем. Или в худшем случае — быть совладельцем, владеть хоть крошечной его частью. Он снова все облазил внутри, всюду прополз, уже в третий раз. Счастливый Бонхэм смотрел на него. Триумфально.
Бонхэм вывел его на палубу, под слегка поредевший дождь, чтобы показать гниль на правом борту, и оттянул брезент, укрывавший дыру от дождя. Лаки, высунувшись из люка салона, наблюдала за ними и позднее решила, что именно в этот момент Бонхэм должен был поговорить о займе. На самом деле, это было не так. Разговор состоялся уже в отеле, после возвращения, когда они поспешно приняли душ, и Рон пошел в бар первым, пока она одевалась и красилась. Не предупреждая заранее о том, что он будет ждать, Бонхэм все это время сидел в баре и сейчас не собирался упускать свой шанс, и Грант это знал. Но, конечно, ее там не было.
— Ну, — ухмыльнулся большой человек у стойки бара и поднял стакан виски с содовой. К этому времени одежда на нем почти высохла. — Тебе она понравилась?
— Иисусе! — хрипло сказал Грант. — Настоящая красавица. — Такой она и была для него, хотя в судах он ничего не понимал. — Все это барахло внизу можно убрать и все переделать.
— Конечно, — кивнул Бонхэм. — Хотя стоит ее просто вычистить, кое-где подкрасить и подлакировать, и ты бы удивился, какой красивой и удобной она станет внутри. Ничего неменяя.
— Да, — сказал Грант. В баре их было всего двое, если не считать Сэма, бармена-ямайца, одного из свидетелей на свадьбе. — Дай мне двойной виски и каплю содовой, Сэм, — заказал Грант и отвернулся к большому ныряльщику, который оперся рукой о стойку и улыбался. Это был большой день для Гранта. Поскольку опустившись утром вниз и обнаружив, что погода испортилась, он испытал чувство колоссального облегчения из-за того, что сегодня не нужно выходить в море, не нужно нырять, не нужно глотать еще раз терзающие его страхи. Как будто от школы освободили. И как всегда в морских портах, на морских курортах, наступление плохой погоды сопровождалось праздничным предвкушением каникул, каникулярным возбуждением. Вероятно, это чувство повлияло и на его восприятие шхуны. Но все равно он бы ее полюбил. Впервые он так близко сходился с тем, кто может купить такое судно. И более того, кто поставит всю свою повседневную профессиональную жизнь на эту карту. Глядя на него, Грант мечтал о том, чтобы чего-нибудь так хотеть в своей жизни, как Бонхэм хочет владеть этой шхуной. Единственное, чего он так хотел, это стать великим писателем, великим драматургом. Но в отличие от шхуны, это не конкретный предмет. Это нечто, о чем ничего нельзя точно узнать за время своей жизни. А у Бонхэма с его конкретной шхуной из дерева, веревок и парусины была мечта, цель в жизни, которой мог бы позавидовать любой мужчина.
— Канешно, — улыбнулся Бонхэм. — Сейчас я не могу сделать эту работу. Дерьмо, я не могу заплатить даже за ремонт, как уже говорил. — Он замолчал и вздохнул, все еще улыбаясь. — Вчера, знаешь ли, работы на шхуне вообще были прекращены.
— Нет! — сказал Грант. — Не знал! Почему?
Бонхэм пожал плечами.
— Нет денег. Нужна минимум тыщонка прямо сейчас, завтра же, чтобы продолжить работы. У меня нет. Так что нет и работы. Будет стоять, пока не достану. А через неделю начнут начислять арендную плату. — Он блестяще выбрал время и с блеском вел свою линию. — Утром бабахнул телеграмму Орлоффски. Но беспокоюсь, подозреваю, что ничего не пришлет.
— Да, — Грант секунду помедлил с виски в руках, выпил и двинул стакан за новой порцией. — Я убежден, что это он украл мою камеру в Га-Бей, ты это знаешь?
Лицо Бонхэма оставалось кротким.
— Ну, — сказал он, — я так не думаю. — Он снова помолчал. — Мы обыскали весь чертов дом, когда вернулись, и Дуг был с нами.
— Черт, если он украл, то не прятал бы в доме.
— Нет, — сказал Бонхэм. Он выпил. — Но что бы он делал с этой чертовой штуковиной? Иисусе, он же знал, что я стараюсь заинтересовать тебя нашей операцией. Это безумие.
— Может, он ничего не мог с собой поделать. Может, он клептоман.
— Не-а, — ухмыльнувшись сказал Бонхэм. — Навряд ли.
— Я бы чертовски остерегался его как партнера, скажу тебе.
— Я уже говорил тебе, — сказал Бонхэм, — что он мне нужен. Нужен. Провернуть это дело. Без его катера Файнер уйдет. — И он неожиданно замолчал. И смотрел на стакан.
Грант повертел своим, поболтал им, рассматривая лед.
— Тысяча долларов, — наконец сказал он.
— Да, — подтвердил Бонхэм. Взгляда он не поднял.
— Только, чтобы они возобновилиработу.
— Да.
— Ну, слушай, — начал Грант, затем остановился и яростно потер подбородок.
— Да? — сказал Бонхэм.
— Слушай. Как ты считаешь, сколько тебе нужно — абсолютный минимум, — чтобы все отладить и спустить ее на воду? Я имею в виду абсо-лют-ный ми-ни-мум!
— Не знаю, — ответил Бонхэм. — Как я говорил, думаю, от пяти до шести тысяч, возможно, шесть. Но некоторые вещи не абсолютно необходимы. Я имею в виду, их не обязательно делать, чтобы она поплыла.Может, четыре тысячи. Скажем, сорок пять сотен. Для верности.
Грант глубоко вздохнул и выдохнул.
— Ладно. Я хочу одолжить их тебе. Тебе нужно, чтобы судно было на воде.
Лицо и глаза Бонхэма вспыхнули, как рождественская елка.
— Не может быть! Правда, одолжил бы?
— Тебе нужно, чтобы судно было на воде, — снова сказал Грант. Он больше как бы объяснял свое решение себе, чем Бонхэму или кому-либо другому.
— Но ты же едва меня знаешь. Откуда ты знаешь, что я... Откуда тебе знать, что я подхожу для этого?
— О, полагаю, подходишь. Но слушай. Мне это вовсе не просто. Я не купаюсь в деньгах. Этот долг пробьет большую брешь в моем бюджете. Так что будь уверен. Будь уверен, что ты сможешь это сделать.