Страница 100 из 170
— Ну, конечно. Она смогла бы и пень очаровать.
— Что плохого она нам может сделать?
— Ничего, — взорвался он. — Ничего! — Он обнял ее. Так они и застыли.
Лаки встала.
— Пожалуйста, извините меня, — сказала она писательнице, ее мужу и молодому аналитику с женой-художницей. — Вы, конечно, знаете Дуга Исмайлеха? Или слышали о нем? Я вас познакомлю. Тот другой, большой, — это первый учитель Рона по подводному плаванию, и Рон питает к нему особые чувства, которых, на мой взгляд, он абсолютно не заслуживает. — Господи, подумала она. Она начинает действовать, как настоящая жена и хозяйка. Даже говорит грамматически правильно.
За столом, когда все перезнакомились и расселись, вскоре выяснилось, почему Бонхэм прилетел в Кингстон, но Дуг уклонился от объяснений, показывая, что не хочет говорить при других — и это абсолютно правильно, подумала Лаки. Он просто захотел приехать и провести с ними несколько дней, повидаться с ними, сказал он, до возвращения в Корал Гейблз.
Но и позднее, когда все, включая Бонхэма, ушли, Дуг все равно продолжал ходить вокруг да около, пока Рон с нажимом не сказал, что она, Лаки, его жена, все знает о проклятом звонке. Ее это озадачило.
Но тем временем, пока они еще сидели за столом, первенство захватил Бонхэм, сделал он это довольно умело и умело его удерживал остроумием и обходительностью, которых Лаки раньше у него не замечала, очаровывая знаменитую писательницу с мужем и аналитика с женой. Когда он подошел к ним, то взглянул на нее своими странными грозными глазами, понимающе ухмыльнулся и пылко сказал:
— Ну, миссис Грант! Пожалуйста, примите мои самые сердечные поздравления. — Ошибиться нельзя было. Но за этими словами, как показалось Лаки, пряталась другая мысль: «Ну, малышка, ты все -таки добилась своего, а? А я так хотел, чтобы тебя здесьне было».Но Рон, конечно, не заметил.
Главное, что должен был сказать Бонхэм, и он, кажется, полагал, что четверо новых знакомых будут так же этим заинтересованы, как Рон, Лаки и Дуг, это то, что он находится в Кингстоне уже два дня, завершая покупку шхуны, что это он встречал Дуга в аэропорту и зашел навестить их, когда узнал от Дуга еще в Га-Бей, что они поженились, а Дуг собирается приехать к ним, и что он хотел бы, чтобы все они приехали в док и посмотрели на корабль. Он ухитрился снизить цену на тысячу, когда еще раз взглянул на нее (он очень осторожно не говорил «объевреил их», поскольку ясно было, что все четверо новых знакомых были евреями). Удалось это потому, что гниль в борту была больше, чем он полагал.
— Так что, похоже, вместо двух тысяч или пятнадцати сотен, — сказал он с хитрой улыбкой, — счет из дока дойдет до пяти, а то и шести тысяч. Как бы там ни было, мне бы хотелось, чтобы вы ее посмотрели в колыбельке, если захотите. Вы, ребята, тоже, — вежливо добавил он в адрес четырех нью-йоркцев.
Лаки нечего там было смотреть. Но Рон загорелся желанием поехать в гавань и осмотреть эту лодку, и ему было плевать, поедет ли еще кто-нибудь или нет.
— Ну, я бы очень хотела, — улыбнулась она. — Очень хочется взглянуть на нее. — Дуг и Рон, конечно, были в восторге. Четверо остальных тоже захотели поехать, но потом выяснилось, что они уже договорились сегодня поехать в горы на обед в отель «Голубая гора», прекрасное убежище в стороне от туристических троп, где она с Роном как-то обедала. Решено было ехать завтра, завтра утром, но Лаки показалось, что Бонхэму это не очень понравилось. Она была счастлива.
— А что вы сегодня делаете? — спросил он у Рона.
— Ну, мы, наверное, снова пойдем в море со стариком Джимом Гройнтоном, — ответил Рон. — Мы выходили каждый день, кроме дня свадьбы. Отчего бы и тебе не пойти с нами?
Бонхэм по-волчьи оскалился:
— Не уверен, что так надо делать. Мы ведь своего рода конкуренты.
— В Кингстоне вы не конкуренты. Какого черта. Я плачу за проклятую лодку и могу пригласить любого гостя.
— О'кей, я иду. Если с Гройнтоном улажено. Слушай, мне кое-что нужно сделать в доке по ту сторону косы, Съезжу туда и вернусь к вам, когда?
— Ну, в двенадцать тридцать?
— Прекрасно.
И потом они — она, Дуг и Рон — остались втроем Дуг все равно колесил вокруг да около, что ее удивляло.
Пятнадцать минут он болтал просто так, пока Рон не настоял, чтобы тот поговорил о деле.
— Слушай, мы знаем, кто тебя послал. Давай.
— Ну, я... — он замолчал и глянул на Рона.
— Ну, давай, — яростно сказал Рон, сверкнув глазами. — В чем дело? Лаки все знает о звонке. Они даже разговаривали. Ты этого не знал? Тьфу, так что, ты должен быть здесь.
Казалось, Дуг мигал, не шевеля ресницами.
— О, не в этом дело. Я бы не считал, что меня «послали», как ты выразился. Потому что это не так. Я постепенно и так бы сказал, что думаю.
— Ладно, все они там, включая Кэрол, считают, что ты с Лаки должен вернуться и погостить две-три недели. Просто показать, что между тобой и ними нет трений. Я тоже примерно так думаю. Этот местный малый из «Тайм» целыми днями надоедает Кэрол, требуя заявления о твоем браке, и он весьма настойчив. Она заявила, что думает, что это прекрасно, но он говорит, что это не то, чего он хочет, и это можно было предвидеть. Он убежден, что трения есть,и хочет от нее такого заявления, что было бы более интересной новостью, чем то, что говорит она. А тем временем он ловит в море марлинов.
— Ну, трения были,— вставила Лаки. — Боже мой!
— Да, но нет причин, чтобы эти люди обнародовали это в их бумажонке.
— Он прав, — сказал Рон, — черт подери. — Но вид у него был нерешительный. — Я знаю, кто стоит за этим, — сказал он Дугу. — Я тебе его покажу. Хит. Он выпускающий редактор или что-то такое. Он как раз и послал этого местного парня.
— Ну, я считаю, вы должны поехать, — сказал Дуг. — Если Лаки не возражает. — Он повернул странные, загадочные, турецкие глаза к ней.
— Я ему сказала, что хочу ехать, — ответила Лаки. — Наверное, это будет неприятно. Но неделю потерпеть можно.
— Ну, не знаю, — задумчиво сказал Рон. — Полагаю, нужно ехать. — Он глянул на Дуга.
Лаки вдруг разозлилась на Дуга.
— Ну, я же сказала, что еду! — горячо сказала она. Затем выпрямилась и улыбнулась. По ступеням поднимался Джим Гройнтон. — О, привет, Джим! Вот и ты. — И тут она увидела, что он с пустыми руками, и сделала гримасу. Два дня она надоедала ему с просьбой одолжить еще более мощный морской бинокль у его друга, английского лорда, который стоял на якоре по другую сторону косы, о чем он неосторожно ей рассказал. Ей правилось дразнить его скромную натуру. — Ты не принес морской бинокль?
Гройнтон покраснел и ухмыльнулся. Рон рассмеялся и рассказал Дугу об ее анатомическом изучении шоколадных пенисов. Когда Дуг и Джим знакомились, Лаки наблюдала, как они мрачно пожимали друг другу руки, изучая нового знакомого. У мужчин всегда так. Как две собаки на улице. Это и раздражало ее, и вызывало позыв к смеху.
В Джиме Гройнтоне было что-то очень привлекательное в физическом смысле, но что именно, Лаки не могла точно определить. И несмотря на всю его застенчивость, было в нем что-то холодное, сучье, эгоцентричное безразличие, что раньше, во времена Рауля — или в любое время до Рона Гранта — вызвало бы у нее желание взять его и сознательно, расчетливо, хладнокровно утрахать его разок-другой, заняться с ним настоящей любовью пару раз, а затем отбросить, как рваный, старый половик, чтоб посмотреть, как он будет реагировать. Вполне очевидно, что он из тех, кто привык сам первым отбрасывать. И она ясно понимала, что он никогда не был с такой красивой женщиной, как она, или такой же опытной в постели. Как это повлияло бы на его сучью холодность? В давние времена она могла бы так поступить. Однажды, путешествуя по Джерси летним воскресным днем с несколькими друзьями-музыкантами, профессиональными классическими музыкантами — виолончелистами, арфистами, скрипачами, которые неплохо жили в Нью-Йорке, выступая с концертами и записываясь на пластинки, и с которыми она водилась около года — она увидела перед дрянным мотодромом грязного надменного молодого парня с баками, в джинсах, черном пиджаке и высоких ботинках, этакого кота из низших классов, абсолютно необразованного, но явно считавшего, что он настоящий мужчина для леди, и может быть, он даже хорошо вклеивал (он был довольно мускулист), и у нее возникло примерно такое же чувство, как сейчас по отношению к Джиму Гройнтону. Ясно было, что он раньше не трахался с леди, и она захотела хладнокровно взять этого кобеля на ночь-другую, а потом мягко, но твердо отбросить. Она рассказала о своем желании друзьям-музыкантам. Они убеждали ее, что она должна это сделать, а они пойдут на мотодром, притворяясь, что смотрят мотогонки, а сами понаблюдают за ней. Но она все же не сделала этого. Осталась верна теории, что осуществление фантазии не только ведет к потере фантазии, но может быть и очень опасным, так что она отказалась. Но Джим Гройнтон снова вызвал такое же чувство, но в конце концов Джим нравился ей не намного больше Бонхэма. И все-таки.