Анжелина и холостяки

Бэзил сразу заметил их, приветственно обнял Анжелину.

– Анжелина, вы все-таки пришли. Отличная работа, Гай. Я и не подозревал в тебе таких способностей. – Он дружески хлопнул племянника по спине.

Анжелина метнула грозный взгляд в его сторону, и Бэзил стушевался.

– И что это означает?

– Мне показалось, что вы слишком часто сидите дома по субботам, – смущенно объяснил Бэзил. – И не надо так на нас смотреть, идея принадлежит Дотти, – и, кстати, неплохая идея. Я очень рад, что вы пришли.

– А давайте я принесу нам что-нибудь выпить. Анжелина, пунш подойдет? – оживился Гай.

– Лучше газировки. Спасибо.

Гай поспешил к буфету, осторожно пробираясь между танцующими парами, а Анжелина подошла к Бэзилу.

– Простите, – начала она тихо. – Вы, видимо, забыли, что я только что потеряла мужа. И не надо устраивать мне свиданий, мистер Купертино, – особенно с моими клиентами.

Бэзил чуть раскачивался в такт музыке.

– Это вовсе не свидание. Это выход в свет.

– Свет, тьма, ерунда какая.

– Этические проблемы? – Бэзила определенно забавляло ее недовольство.

– Да, если угодно. – Анжелина слегка повысила голос, чтобы подчеркнуть важность своих слов.

– Даже если оставить в стороне этические проблемы, – все так же пританцовывая, продолжал Бэзил, – не думаю, что вы ему интересны.

– Что вы имеете в виду? Почему это? – Анжелина почувствовала себя уязвленной, хотя Бэзил сказал именно то, что она желала услышать.

– Не в том смысле, что это вообще невозможно. Но я знаю его с детства, и он не из тех, кто очертя голову бросается на поиски приключений. Откровенно говоря, нерешительность – его отличительная черта. Он не мог выбрать спортивную секцию, не мог решить, где учиться, не был уверен, выбирая службу, не был уверен, оставаясь там. Единственное, в чем я лично убежден, – он нерешителен.

– О чем это вы?

– Именно поэтому он здесь, – подвел итог Бэзил. – Из-за своей нерешительности.

– Не понимаю…

Чуть наклонившись, Бэзил проговорил, понизив голос:

– Это касается его учебы в семинарии.

– Он священник? – изумленно вытаращила глаза Анжелина.

– Пока нет. Он учился на священника в семинарии Святого Чарльза. И за два месяца до окончания бросил учебу и явился сюда.

– Но почему он ушел?

– Сам удивляюсь. Думаю, засомневался, что хочет стать священником.

Вернулся Гай с пивом и бутылочкой газировки.

– Фрикадельки выглядят довольно привлекательно. Не хотите перекусить? – предложил Гай, протягивая Анжелине содовую.

– Без меня, – отозвался Бэзил. – Я уже съел три сэндвича с фрикадельками. По субботам я ем только для того, чтобы жить. Во все остальные дни я живу, чтобы есть. – Он галантно поклонился Анжелине. – Пойду-ка поищу партнершу для танцев. Надо же развеяться.

И удалился, неожиданно грациозно пританцовывая…

Узнав, что намерения Гая вовсе не носили романтического оттенка, Анжелина расслабилась. Она пробовала закуски и напитки, слушала бородатые шутки стариков, болтала с подружками, которых не видела, кажется, тысячу лет. Гай почти не отходил от нее, хотя многие женщины явно не прочь были с ним пофлиртовать.

Анжелина несколько растерялась, когда заметила, как некоторые шепчутся, поглядывая в их сторону. Может, она слишком рано появилась на людях? Эмоционально она не готова была стать предметом досужих сплетен. Анжелина напряглась, когда Тери Д’Орацио, которая вечно бог весть что плела обо всех подряд, направилась в их сторону.

– Привет, Анжелина. Приятно удивлена, что ты тут, – прощебетала Тери, небрежно кивнув Гаю. – Я хотела спросить тебя кое о чем. (Анжелина затаила дыхание.) Не могла бы ты испечь свой знаменитый вишневый чизкейк для следующей благотворительной ярмарки?

Анжелина выдохнула.

– О да, конечно, для ярмарки, да.

– Отлично. Ты сегодня очаровательна. – Она приобняла Анжелину, кокетливо улыбнулась Гаю и отошла.

– Вы побледнели, все в порядке? – заволновался Гай.

– А, да, простите. Просто… кажется, с меня довольно общества. Не хотите сбежать отсюда?

– Запросто. Сматываемся.

На улице было свежо. Совсем не поздно, около половины десятого, и люди – влюбленные парочки, подростки – спешили куда-то или просто прогуливались. Анжелина вдруг поняла, что с тех пор, как умер Фрэнк, она никуда, кроме магазинов, не выходила – как будто не могла оторваться от плиты.

Она покосилась на Гая. Великолепный профиль.

– Пожалуй, мне следует поблагодарить вас, что вытащили меня из дома, – заметила она.

– Идея принадлежала Бэзилу, но, не скрою, мне было очень приятно участвовать в ее осуществлении.

– Так вам, значит, неловко быть священником? – закинула удочку Анжелина.

Гай сначала не понял, о чем она, но быстро сообразил, что к чему.

– Потому что я бросил семинарию?

– Ну да. Не представляю, с чего бы человеку уходить, если уж он туда поступил.

– Вы удивитесь.

– Так почему все-таки?

Он задумался, словно надеялся отыскать простой ответ на вопрос, над которым давно мучился.

– Трудно объяснить. Знаете, я ведь достаточно поздно поступил в семинарию. Закончил колледж, служил в морской пехоте, потом работал в паре мест, прежде чем принять решение.

– Так что же заставило вас собрать тот знаменитый кофр и явиться к Дотти? Что-то случилось?

– Вы будете смеяться, – покачал он головой.

– Не буду, обещаю.

– Понимаете, в семинарии очень мало свободного времени, постоянно приходится учиться – латынь, догматика и так далее. Спрашивают довольно строго, режим суровый, и в какой-то момент я почувствовал, что мне нужна пауза. Сел в поезд и поехал в Вашингтон. Я просто хотел побыть в одиночестве, зайти в Аэрокосмический музей, погулять, проветрить голову.

– Это в Смитсоновском институте, да?

– Верно. Был солнечный день, я прогуливался у Национального молла, а мимо проезжала женщина в голубом «корвете» с поднятым верхом. Я не рассмотрел толком ее лицо, но она точно была молодая и симпатичная, и ее длинные волосы развевались на ветру. Все длилось несколько секунд, она мелькнула и унеслась дальше, но картинка засела у меня в голове. Я все думал и думал о ней, она вклинивалась во все мои размышления, даже в молитвы. И тогда я начал спрашивать себя, действительно ли я готов принять на себя обязательства, которые налагают данные обеты. Я словно чувствовал груз предстоящих лет, а я ведь даже еще не начинал служения.

– Но вы всего лишь человек.

– Я считал, что Церковь позволяет надеяться на большее, – печально усмехнулся Гай. – Так что, похоже, я просто пытаюсь разобраться с этим.

– Разобраться с чем?

– Возможно, в жизни нет ничего такого, что я себе вообразил.

– Правда? А я ведь тоже пытаюсь понять, ради чего можно жить.

Они замедлили шаг, остановились. Гай, посмотрев куда-то за спину Анжелины, широко улыбнулся, как человек, которого внезапно постигло озарение.

– А вот сейчас и выясним. – Театральная пауза. – Взгляните.

В окне дома на противоположном углу красовалась вывеска, написанная от руки и обвитая рождественской гирляндой:

Гадание по руке – по картам – чтение мыслей. Мадам Сусатска.

Анжелине трудно было объяснить свои колебания человеку, который родом не из здешних мест. Чем дальше к югу от Саут-стрит, тем больше будет в окнах подобных объявлений; предсказатели судьбы работали здесь, не выходя из собственного дома. Большинство считали это безвредной забавой одиноких старушек, желающих немножко подзаработать. Но когда Анжелине было лет двадцать, женщина, к которой время от времени обращалась мама, – седая как лунь старушка по имени Лейла – предсказывала будущее Анжелине и, закончив, протянула ей листок, на котором были написаны всего два слова: «Мечты откладываются», а на следующий год Эммалин слегла, и Анжелине пришлось остаться дома, чтобы ухаживать за ней, потом за отцом, так все и вышло. Не то чтобы Анжелина верила в эти штуки всерьез, но и не относилась к ним легкомысленно. Однако Гаю все было в диковину, его это так интриговало и забавляло… в общем, они зашли.