Проклятый год

МКС могла бы сыграть роль идеальной релейной станции, за прошлый год обитатели вершины несколько раз разговаривали с астронавтами, поэтому теперь они составили продуманный график и были уверены, что рано или поздно с орбиты ответят. Однако МКС ни разу не вышла на связь.

Контакты удалось установить также с наземными абонентами — и с ближними, и с дальними. За десять дней они смогли переговорить с некоторыми из них. Никто ничем не мог помочь. Большинство беспомощно сидели на безопасных островках — вершинах, рассыпанных вдоль побережья. Люди в Скалистых горах старались держаться подальше и от Лидвилла, и от его врагов.

Кэм слышал, что район континентального водораздела постепенно охватывала гражданская война. Об этом, как о малозначащем курьезе, рассказывал Голливуд. Теперь из-за междоусобицы расстояние в тысячу километров стало непреодолимым препятствием даже для радиомоста.

Молчащий эфир представлялся Кэму невидимым, бескрайним и безжизненным океаном, в плавание по которому они отправлялись каждый вечер, если благоприятствовала погода. Иногда несколько ночей подряд атмосферные помехи не позволяли послать четкий сигнал. Нередко собеседники обрывали неустойчивую связь, приняв их слова за розыгрыш, или она обрывалась сама из-за дальности расстояния.

Наконец после трех недель попыток Кэму и Сойеру удалось переговорить с экспертом по нанотехнологиям Джеймсом Холлистером из Лидвилла. Открытый радиообмен легко прослушивался всеми, настроенными на ту же частоту, и Кэм приготовился к тому, что незваные гости могли пожаловать откуда угодно.

— Холлистер должен был рассказать вам то, что мы рассказали ему, — гнул свое Кэм. Брови Ди-Джея дернулись от гнева.

— Да получишь ты свою награду, — ответил он. — Проси чего хочешь.

— Я хочу знать, откуда вы прибыли.

— Эй, кончайте! — Рут попыталась ткнуть гипсом Ди-Джея в бок и одновременно пожать плечами. Ишь ты — все успевает!

— Здесь все свои, — добавила она.

Кэм вспомнил, как сам играл роль миротворца.

— Джеймс предупредил, что только Сойер знает, в каком городе лаборатория, — пояснила Рут. — Мы думали, ты тоже знаешь, но не хочешь говорить. Погорячились слегка.

Шутит? Кэм поднял глаза, но Рут смотрела не на него, а на Ди-Джея — сарказм предназначался ее коллеге. Рут и Ди-Джей вдруг обернулись на звук шагов, который Кэм своим искалеченным ухом уловил последним.

За их спиной, далеко обходя двух солдат, осторожно пересекала дорогу Морин.

— Проснулся, — сказала она.

23

Рут не нравилось ощущение неотвратимости, которое охватило ее и усиливалось по мере приближения к домику. Странное настроение объяснялось, по большей части, предвкушением близкой развязки, конфликтом между тревогой и облегчением. К этому примешивалось еще какое-то чувство. Женщина находила в себе все больше общего с Кэмом, таким несчастным и одновременно везучим.

Кто знает — окажись на его месте другой, она, возможно, ощущала бы такое же тихое сочувствие, но замысловатая цепочка событий свела Рут не с кем-либо иным, а с ним. Ее приемный отец назвал бы это провидением. Их судьбу определили обстоятельства, роковые решения и случайности, на которые они не могли повлиять.

— Только не дави на него, — предупредил Кэм Ди-Джея. Рут поспешила ответить первой:

— Ничего-ничего, мы все сделаем, как скажешь.

— Я буду говорить, а вы подыгрывайте.

«При всем при том, — подумала Рут, — последнее слово осталось за слепыми силами природы». Именно они определили конкретное место и время прибытия экспедиции. До начала чумы человечество в своих уютных городах перестало обращать внимание на императивы времен года.

Их встреча не могла состояться зимой.

Весенняя оттепель позволила Кэму и Сойеру пересечь долину, она же сделала возможной посадку шаттла и новую вспышку русско-мусульманской и китайско-индийской войны на другом конце света.

Кэм прихрамывал на правую ногу. У крыльца он остановился и обернулся, преградив дорогу остальным вытянутой рукой, даже не оглянувшись на Ди-Джея, который попытался проскочить мимо него первым. «Погодь!» — бросил Кэм. Он наблюдал за Эрнандесом и двумя медиками, бегущими к домику от грузового самолета. Следом спешили доктор Андерсон, стайка детей и еще несколько солдат.

Ди-Джей возмутился:

— Мы не обязаны…

— Я сказал — погодь!

Покрытое волдырями лицо Кэма ничего не выражало, голос оставался ровным, он лишь чуть-чуть наклонил корпус вперед, но Ди-Джей послушно замолчал и отступил на шаг.

Охранники-морпехи поравнялись с ними, по дороге нечаянно толкнув Тодда. Кэм два-три раза обвел взглядом солдат и наконец опустил руку, пропуская Ди-Джея в дом.

Тишину нарушал лишь стрекот кузнечиков — «тр-тр-тр» — такой же безостановочный, как бег мыслей собравшихся.

«Не человек, а загадка, — подумала Рут. — С Эрнандесом проявил твердость, не уступив его требованию немедленно встретиться с Сойером. Ди-Джея тоже поставил на место. Такой не даст себя в обиду. И в то же время со мной вел себя мягко. Из вежливости или потому что я — женщина? Молод, примерно того же возраста, что и Тодд. Но выжил там, где многие другие сгинули без следа, — с таким жизненным опытом мало что может сравниться».

Год чумы… здесь, на горной вершине, эти слова не казались фальшивыми. Рут вновь ощутила в душе холодную отстраненность. Ей-то грех жаловаться. Странная мысль, если учесть, сколько тягот и смертей она пережила, и все-таки все это время ей действительно сильно везло.

— Майор, — сказал Кэм, когда Эрнандес подбежал с группой солдат, — мы не можем впустить всех.

— Ребята от меня ни на шаг, эрмано, — спокойно возразил Эрнандес.

«Он не первый раз его так называет. Что это значит по-английски — „сэр“, „господин“?» — подумала Рут. Она знала, что «амиго» — это «друг», но посчитала, что майор, даже пытаясь втереться в доверие, предпочел бы более формальное обращение.

С ней командир отряда вел себя точно так же — уверенно и ровно.

Кэм решительно тряхнул головой — «нет».

— Два-три человека, не считая меня, и все. Ни одним больше. Остальные вместе с камерой пусть остаются на улице.

Один из солдат принес записывающую аппаратуру: портативную видеокамеру, еще одну побольше, штатив, пачку беспроводных микрофонов на прищепках, запасные батарейки и кассеты.

Эрнандес быстро смерил Кэма оценивающим взглядом и тоже покачал головой:

— Сожалею, но у меня — приказ.

Пойти на уступки пришлось обоим. Майор настоял на присутствии всех трех научных сотрудников, согласившись оставить солдат за дверью, но сказал, что отправится сам с одной из камер.

Рут проследовала за Кэмом в темную прихожую и оттуда — в ничем не приметную, но чистую гостиную. У дверей спальни юноша движением руки опять остановил спутников и первым шагнул через порог.

За ароматным дымком горящих дров Рут различила вонь давно не мытого тела и кислого пота. Эрнандес поднял видеокамеру — раздался мелодичный звон, — очевидно, проверял кнопку записи. Пять секунд спустя камера опустилась. Ди-Джей, выгнув бровь дугой, озирался по сторонам. Тодд переминался с ноги на ногу, как бегун на старте.

В избушке практически не было мебели: ни дивана, ни стульев — все пустили на дрова. Рут невольно вспомнила свою голую комнату в Тимберлайне. У очага на жестком деревянном полу лежала пара свернутых спальных мешков — явно для детей. На вделанной в стену полке она заметила любительскую радиостанцию.

При виде ее Рут вновь охватила тихая грусть. Густаво мог бы вступить с этими людьми в прямой контакт, если бы следил за любительским радиоэфиром в первые десять дней, когда Кэм пытался выйти на связь. Голос Гуса, возможно, не раз звучал в этом помещении. Но с середины апреля он был занят переговорами с военными, подготовкой к посадке, после чего МКС опустела.

Интересно, чем бы все закончилось, если бы такой разговор состоялся? Совет узнал бы о Сойере с его оборудованием еще до возвращения астронавтов, и посылать Рут с охраной из заговорщиков-спецназовцев не было бы нужды.