Страница 3 из 13
Вздохнул и направился к церкви.
С тяжелым сердцем служил отец Федор этот молебен. Нес вокруг церкви образ Спасителя, шел и спотыкался. Знал, что спотыкается не от тьмы ночной, а от того, что так нехорошо, гадко на душе. Мелкие бледные звезды взирали на него из вечности с грустным немым упреком. Кладбищенские кресты уныло темнели вокруг белой красавицы церкви, четыре столетия простоявшей здесь и видевшей всякое. Но такого, когда свои убивают своих, эти стены, пожалуй, не видели прежде.
К окончанию молебна начало светать. Народ стекался к площади, на которой под полыхающим факелом были сложены тела убитых сельсоветчиков и красноармейцев. Женщина в синей сатиновой юбке причитала над кем-то из покойников. Кто-то плакал, кто-то ругался, кто-то потрясенно молчал. Иные приникли к окнам, боясь выходить. Всадники окружили площадь, Арсений Зорин выступил вперед:
– Земляки! Совета больше нет! Установим свою власть, по совести. Освободительные отряды спешат нам на помощь. Еще пару дней, и мы освободим от Советов всю территорию Ярославской, Костромской и Вологодской губерний. В селе объявляется военное положение.
– То есть как это? – встрял бородатый старик. – Недовольных стрелять, что ли, будете?
– Стрелять тебя, дед Силантий, никто не собирается, а вот от большевиков оборону держать придется. Объявляем всеобщую мобилизацию в нашу освободительную армию!
– Вы чего хоть! – не выдержал кто-то из баб. – Те – мобилизацию, эти – мобилизацию. Кто ж дома-то останется, на хозяйстве?
– Вот ты, тетка Матрена, и останешься! – хмыкнул Зорин и добавил: – С этого дня никто из села без уведомления новых властей – ни ногой.
Ася похолодела. Как же так?
– А если кто не местный? – громко спросила она.
– Кто такая?
– Медичка из города, – ответили за нее. – На мобилизацию прислали!
– Медичка, говоришь?
Арсений спешился, подошел к Асе и взглянул в упор. Холодок побежал по спине. Она выдержала взгляд его холодных светлых глаз – не стушевалась, уже знала в себе эту черту, определяющую характер, – в критический момент она умела собраться и стать вдруг чужой для себя самой. Она держала повисшую опасную паузу, как держат за голову змею с ядовитым жалом. Презрение и какое-то упрямое бесстрашие читалось в ее глазах, тогда как сжавшееся в комок внутреннее существо обмирало от страха.
– И куда ж мы так торопимся? – усмехнулся Зорин. – К милому под бочок?
– Милые нынче все больше на войне, – ответила Ася. – А дома у меня ребенок.
– Сочувствую.
Зорин подошел и пальцами тронул ее подбородок. Ася отвернулась. Но от нее не укрылось, как братья переглянулись, словно взглядами договорились о чем-то.
– С ним пойдешь! – приказал Арсений, кивнув на своего брата.
– Куда?! – ахнула Ася, но сильные руки уже поднимали ее в седло.
Брат Арсения обхватил ее крепко и приказал:
– Без фокусов!
Когда они выезжали за околицу в сопровождении двух вооруженных всадников, Ася видела, как бандиты, подтащив трупы к оврагу, сбрасывают их вниз.
Они долго мчались полем, потом петляли по смешанному лесу. Наконец остановились. Асю сняли с седла и завязали глаза платком. Шли лесом – овражками и буераками. Пахло сосновой смолой, хвоей. Страх, сковавший ее поначалу и вытеснивший все другие чувства, постепенно уступал место злости. Ася негодовала. Споткнувшись о ветку в очередной раз, она выругалась и сдернула с глаз дурацкий платок. Ее тюремщик ничего не сказал на это. Шли долго – попадались березы, осины, целые заросли орешника. Овраги, буераки, снова хвойный лес – густой, непроходимый. Ася устала, ноги отказывались идти.
– Пришли, – объявил бандит. – Меня зовут Анатолий. А вас?
– Августина Тихоновна! – рявкнула Ася, кипя от злости. Весь подол юбки был в колючках и репьях. – Приятно познакомиться!
Но бандит не воспринял ее иронии. Передав лошадь своим товарищам, он направился к сооружению из веток, напоминавшему шалаш.
Со злостью отдирая репьи от подола, Ася все же краем глаза посматривала в сторону лесного лагеря дезертиров. Здесь имелось несколько землянок, закрытых сверху лапником, и множество шалашей. Посередине было устроено кострище, вокруг которого лежали гладкие бревна. Густой непролазный еловый лес надежно скрывал это урочище от посторонних глаз.
– Идите сюда!
Анатолий стоял возле шалаша и смотрел на Асю. Двух других бандитов видно не было.
– Не бойтесь, не трону.
– Я вам не верю, – сказала Ася и машинально отступила назад.
– Идите сюда! – Бандит выхватил из кобуры пистолет.
Ася подошла. Он показал пистолетом на вход в шалаш. Ася вошла. Посреди шалаша на тряпках, набросанных поверх соломы, лежала женщина. Даже не подходя близко, Ася поняла, что у той сильный жар. Женщина металась, что-то бессвязно бормотала. Лицо ее было покрыто испариной.
– Что с ней?
– Это вы мне скажите, что с ней! – отозвался Анатолий. – Вылечите ее!
Ася подошла поближе, посмотрела. Затем вышла на воздух, где ее ждал Зорин.
– Я ведь не врач. Помогаю в больнице, но…
– Мне все равно. Если вы ей не поможете, я вас убью.
– Да что это за угрозы! – не выдержала Ася. – Вы ведь образованный человек! Ей доктор необходим. Или хотя бы фельдшер. А я всего лишь сиделка!
– Фельдшер ваш сбежал, зараза. Скажите, что у нее?
– Скорее всего тиф. Понимаете вы, что это такое?
– Я без нее жить не могу, ясно вам? – Скулы лесного разбойника дернулись. – Говорите, что нужно.
Ася огляделась. Ей хотелось накричать на Зорина, взорваться, но она понимала, что это бесполезно. Что можно сделать здесь, в лесу?
– Ее бы в село отвезти…
– Это исключено. Вы же видите, в каком она состоянии. Лечите здесь.
– Нужно жаропонижающее. Наберите листьев лесной малины, что ли… Холодной воды из ключа. Ее бы переодеть в чистое и сухое, а старую одежду лучше сжечь. Нужен самогон и, пожалуй, деготь.
Зорин послал одного из мужиков в село за одеждой. Весь день Ася делала холодные компрессы на пылающее жаром лицо больной. Женщина бредила – торопливо и бессвязно говорила. Иногда открывала глаза, но, когда Зорин обращался к ней, не узнавала его, продолжая бормотать свое.
Вечером привезли одежду. С помощью Зорина Ася раздела больную. На сгибах локтей, на животе у той розовела пятнами тифозная сыпь – Ася не ошиблась.
– Она выживет? – шепотом спросил Зорин, увидев охваченное болезнью тело любимой женщины.
– Будет ясно через несколько дней, – так же шепотом ответила Ася. – Две недели держится жар. А после – либо человек начинает выздоравливать, либо…
– Ясно.
Зорин выбрался на воздух, сел у костра. Ася обработала тело больной самогоном.
Когда Ася вышла, он сидел неподвижно, то ли глядя в костер, то ли не видя перед собой ничего. Сосны шумели в вышине, разлапистые ели казались черными суровыми стражниками.
– Подойдите, – приказал он.
Ася подошла и села на бревно напротив Зорина.
– Поговорите со мной.
– О чем же пленник может говорить со своим тюремщиком?
– Не иронизируйте. Мы все сейчас пленники и тюремщики. Разница невелика. Сегодня мы убиваем, завтра нас убивают…
Зорин криво усмехнулся, и Ася заподозрила, что он пьян.
– А вы не убивайте.
– Не получится. Разве вы сами не видите – иначе нельзя! Они отобрали мой дом – память о родителях, детстве. Они отобрали у меня все права. Я бесправен, милейшая! Даже если я смирюсь, стану жить, как они придумали, они не оставят меня в покое!
Ася вспомнила, как уводили на рассвете Владимира, и промолчала.
– Может быть, вы, женщина, знаете, как надо жить? Подскажите мне! Я, Анатоль Зорин, дворянин и офицер, не знаю.
– Я тоже не знаю, – призналась Ася.
– Вот! – подхватил Зорин. – Все мы несемся по воле волн, а корабль наш разбит в щепки. Кто ваш муж?
– Как и вы, офицер. Поручик.
– В самом деле? И на чьей же он теперь стороне?
– Я не знаю. Мы не виделись больше двух лет.